— Мадам?
— Постыдились бы!
— Да, мадам.
— Ваше поведение меня изумляет! Оно мне противно… отвратительно…
— Очень хорошо, мадам.
— С этой минуты вы больше не служите у меня!
— Как пожелаете, мадам.
Миссис Уоддингтон отвернулась для короткого совещания.
— Феррис! — снова вернулась она к окну.
— Мадам?
— Все, что у нас есть. Держите! Двести пятнадцать долларов.
— Сумма вполне приемлемая, мадам.
— Тогда будьте добры, поторопитесь и отоприте дверь!
— Слушаюсь, мадам.
Миссис Уоддингтон сердито перебирала ногами. Убегали минуты.
— Мадам!
— Ну, что еще?
— Сожалею, мадам, но должен сообщить, — почтительно проговорил Феррис, — что полисмен унес с собой ключ!
ГЛАВА XVIII
Джорджу потребовалось немало времени, чтобы дозвониться до дома в Хэмстеде, но наконец он дозвонился. Однако ему сообщили одно — что Молли нет. Она заезжала на своем двухместном автомобиле, проинформировал его шведский голос, но, пробыв дома совсем немного, уехала снова.
— Превосходно! — воскликнул Джордж, когда его собеседник уже перешел на родной язык.
Бурлящее расположение к ближним переполняло его, когда он вешал трубку. Если Молли уже выехала в Нью-Йорк, то ждать ее можно с минуты на минуту. Сердце его ликовало, и соображения о том, что пребывает он в незавидном статусе беглеца, да еще вдобавок полицейская ищейка, кровно заинтересованная в его местонахождении, шныряет где-то поблизости, совершенно позабылись. Пренебрегши всякой осторожностью (хотя, казалось бы, именно она должна бы заботить человека в его ситуации), Джордж разразился веселой песенкой.
— Эй, Пинч!
Джордж, как раз забравшийся на высокую ноту, спустился на землю, заледенев от страха. Первым его порывом было — стрелой метнуться в спальню и забиться под кровать; в этом у него уже появилась известная сноровка. Потом верх взял разум, и паника поугасла. Только один его знакомый мог обратиться к нему «Эй, Пинч!».
— Мистер Уоддингтон? — пробормотал он, открывая дверь гостиной.
— А кто же еще? — Аромат свежей сигары защекотал ноздри Джорджа. — У тебя, что, света нет в этой твоей квартирёшке?
— А полисмены тут есть? — заговорщицким шепотом осведомился Джордж.
— Сидит один у Бимиша, — с довольным хохотком ответил Уоддингтон. — Продал мне только что все эти акции. Кинокомпания такая в Голливуде, штат Калифорния. За триста зелененьких! Вот я и зашел отпраздновать. Выставляй выпивку! — В настроении Уоддингтон явно пребывал в самом радужном, только что не дошел до той стадии, когда крушат мебель.
Джордж включил свет. Если его враг так далек, осторожность можно и отбросить.
— А-атлично! — воскликнул Сигсби. Он привалился к книжной полке, заломив шляпу, сунув в рот сигару. Глаза его поблескивали почти человеческим разумом. — У меня, Пинч, здорово варит котелок насчет бизнеса, — заявил он, ловко, одним движением верхней губы перебросив сигару с крайнего востока на крайний запад. — Парень я с ба-а-аль-шими мозгами!
Хотя все данные, какие ему удалось собрать за время их знакомства, доказывали прямо противоположное, Джордж не собирался затевать спор. Сейчас его занимали вопросы повесомее, чем дискуссия об умственных способностях этого бедолаги.
— Я нашел ту девушку! — сообщил Джордж.
— Какую?
— Да ту, что стащила ожерелье. И оно уже у меня!
Тему он выбрал удачно. Сразу заинтересовавшись, Уоддингтон забыл на время о своих деловых удачах. Глаза у него выпучились, и он выпустил облако ядовитого дыма.
— Не может быть!
— Да вот оно!
— Дай-ка его мне! — вскричал Сигсби. Джордж нерешительно покачивал ожерельем.
— Отдать его надо Молли.
— Нет, мне! — категорически заявил Уоддингтон. — Я — глава семьи и отныне вести себя буду как глава. Чересчур долго, Пинч, я позволял попирать себя железной пятой и лягать шипастыми башмаками. Ты меня понимаешь. Но теперь власть будет у меня. С сегодняшнего дня и впредь, все долгие годы до тех пор, пока мои друзья и родственники, собравшись у моего гроба, не прошепчут: «Какой же умиротворенный у него вид!» — все будет по-моему. Давай сюда ожерелье! Надо сделать новую оправу. Или продам и верну Молли вырученные деньги. В любом случае, давай сюда!
И Джордж отдал. Вид у Сигсби стал совсем иной, властный и повелительный, так что не захочешь — отдашь то, что он просит. У него стал вид человека, которого кормят мясом.
— Пинч!
— Финч, — поправил Джордж.
— Джордж! — неожиданно вскрикнул другой голос, и от неожиданности Уоддингтон ткнул сигарой себе в глаз.
Волна чувств захлестнула Джорджа.
— Молли! Это ты?
— Да, милый. Я пришла!
— Как ты быстро!
— Я торопилась.
— Вообще-то мне показалось, что несколько часов прошло.
— Правда, дорогой?
Мистер Уоддингтон все еще не оправился от потрясения.
— Если б мне кто сказал, что родная моя дочка так вот подкрадется да рявкнет сзади над ухом, — проворчал он, — ни в жизнь не поверил бы.
— О, папа! И ты здесь. А я тебя и не заметила.
— Пока — здесь. Но едва не очутился
— Прости, пожалуйста!
— Чего теперь-то извиняться? — капризно бурчал Уоддингтон. — Явилась и испортила лучшую сигару в Хэмстеде.
Грустно оглядев остатки, он достал новую из верхнего кармашка жилета и откусил кончик.
— Молли, ангел мой! — трепещущим голосом выговорил Джордж. — Подумать только! Мы снова вместе!
— Да, Джордж, милый! Знаешь, мне показалось, что в твоей спальной веранде кто-то есть.
— Что?
— Правда-правда. Я слышала голоса.
Если разобраться как следует, то нет инстинкта более глубокого, чем уважение к собственности —
