ее на ладони, словно решая, то ли швырнуть в дирижера, то ли в тучного, средних лет галла с окладистой бородой, явившегося на Праздник (хотя лучшие друзья и старались отговорить его) швейцарским альпинистом.
— Бачок протекает? Верно?
— Что знчт — врн, не врн?! Я сам видл.
— А вот хотелось бы мне, чтобы вы его и мне показали.
— Э?
— Я говорю, мне бы очень хотелось взглянуть на этот ваш бачок.
— Чуш-шь! Ты — тут, бчк — в Шыто.
Разумеется, Пэки предпочел бы отложить решение вопроса на другой, более подходящий момент, но реплика была настолько соблазнительной, что жалко было упускать.
— Почему бы вам не пригласить меня туда?
— К-куда?
— В Шато.
— Каки-таки Шыто?
— Шато «Блиссак».
Гедж бешено бабахнул по столу. Просьба каким-то таинственным образом сыграла роль последней соломинки.
— Прям! Еще ч-что! Нет, сэр! Не прглшу! Не нравиш-шся ты мне. А, ч-что? И не-че-го фыр-кать!
— Я вздохнул.
— Н-неч! Вздохнул он! Ха-ха!
Пэки пошел на компромисс, подпустив в свой взгляд молчаливого укора.
— А я и не знал, что не понравился вам.
— Ну, зныш-шь! — с пылом подтвердил Гедж. — А к-му ты пнравшсь?
— За обедом я подумал было, что нам с вами предстоит великая дружба.
Гедж задумчиво нахмурился, стараясь припомнить, что же такое происходило за обедом.
— Мне уже рисовалось, что вы бросаетесь мне на шею и умоляете, чтоб я приехал погостить в Шато, да на подольше.
— Чт за Шыто?
— Я по-прежнему говорю о Шато «Блиссак».
— Д я тм живу! — тоном первооткрывателя воскликнул Гедж.
— Я знаю.
— То-то! — Гедж с отвращением уставился на Пэки. — Что это у тебя за ух-х?
Пэки объяснил, что это — память об одном ноябрьском дне, когда он ринулся лечь костьми за старый добрый Йейл, и, с помощью одиннадцати симпатяг-принстонцев, ему это почти удалось.
— Йы-л-л?
— Я в Йейле играл в футбол.
— Прям! — издевательски расхохотался Гедж. — Еще ч-что! Этт в Йы-йл! В по-гре-муш-ку тм играйт, а не фтбыл!
Пэки вздрогнул, уязвленный до глубины души. Желание добиваться симпатии этого пузатого пьяницы вдруг смыло волной бешенства, оскорбленной гордости патриота. Человек, перед которым стоит цель победить, многое может претерпеть от косоглазого коротышки, да, многое, но не поношение родного университета.
— Д-дъ! В по-гре-муш-ку с бо-ба-ми! — твердо повторил Гедж. — В Клфырнь, вот где футбол! Этт ваш Йыйл против них не иг-ра-ет. Н-нет, ср! Соображают потому что!
Пэки очень сочувствовал Джейн и жалел, что не может способствовать ее интересам, внедрившись в Шато «Блиссак» и взломав для нее сейф, но унижаться дольше перед человеком с такими чудовищными взглядами никак не мог. Он поднялся, и Гедж уставился на него стеклянным взором.
— Куд-да?
— Домой.
— Да-да, двигай, пъка не схло-по-тал по но-су. Пэки хранил гордое молчание.
— Закажи еще шмпынск! — попросил Гедж.
— Сам заказывай.
Бесцеремонность этого ответа вызвала в Гедже мгновенную смену настроения. Глаза его налились слезами, и он свалился головой прямо в блюдечко с мороженым.
— Никто меня не любит! — прошептал он.
— Значит, есть у людей разум, — определил Пэки.
VI
Луна, в освещении парка сотрудничавшая с китайскими фонариками, над дюнами у гавани трудилась в одиночку, и работу выполняла вяло, спустя рукава. Пэки, который забрел сюда выкурить трубочку перед возвращением на яхту, очутился в мире теней, и, раза два споткнувшись на невнятной тропинке, решил бросить блуждания и присесть передохнуть.
В потреблении алкоголя он и за обедом и после поотстал от приятелей, желая сохранить голову ясной, чтобы обворожить Геджа. Теперь в награду за воздержание он смог проникнуться красотами ночи, и даже наслаждаться ими.
Ночь стояла теплая, шелковистая, умиротворяюще тихая. Изредка из Парка Развлечений доносился галдеж галльского веселья, но слабый, не решающийся соперничать с музыкальными всплесками волн. Легкие бризы шептались у покалеченного уха, летали туда-сюда застенчивые мошки — словом, пейзаж и вся атмосфера идеально подходили для долгих обстоятельных мечтаний о
Но, как ни странно, Пэки не мечтал о Беатрисе. Перед мысленным его взором вставал образ Джейн Опэл. И его грызло раскаяние.
Что скрывать от себя, он, конечно же, подвел. В час нужды, когда, прояви он чуточку такта, сумел бы служить ей, он с маху бросил деву в беде. Уязвленный глумлением Геджа, он разошелся с ним, как небезызвестные корабли в море. И вот, какое бы собрание гостей ни набилось сейчас в Шато «Блис-сак», Пэки Франклина в их рядах не будет. Надо бы перетерпеть и обрабатывать Геджа, запоздало каялся Пэки. Проявить должную кротость. Не допускать, чтобы пренебрежительные фразочки об уровне йейлского футбола сбили тебя с курса.
Придя к такому выводу, Пэки поднялся, намереваясь двигаться к пирсу, где была зачалена шлюпка с «Летящего Облака», когда внезапно в ночи послышался шум. Кто-то на всей скорости бежал в его сторону.
В следующую минуту робко выглянувшая луна смутно осветила хорошо запомнившуюся ему фигуру. То был Суп Слаттери.
Бежал он в хорошем темпе, но когда достиг небольшого пригорка, на котором стоял Пэки, стало очевидно, что бег — не его стихия. Суп тяжело пыхтел. Проскакивая мимо Пэки, он заметил его, узнал, нервно махнул рукой в том направлении, откуда бежал, бросил короткий, сосредоточенный, умоляющий взгляд и, собрав остатки сил, скакнул влево, где спрятался, отдуваясь, за холмик. Несколько минут стояла тишина, нарушаемая только приглушенным тяжким дыханием.
А потом снова раздался топот бегущих ног, и почти тут же в спокойную ночь нагрянула группа местных жандармов. Они, судя по всему, тоже подзапыхались и с явным облегчением восприняли Пэки как предлог остановиться и начать расспросы.
Во французском Пэки не был мастак, да если б даже и был, то все равно вряд ли сумел бы разобраться в их трескотне — фразы для его уха звучали водой, бурно хлещущей через запруду. Но, пустив в ход сообразительность, он догадался, что они желают узнать, и оживленно потыкал на тропу позади себя.
