подземный ход.
— Погоди! — Ванька наморщил лоб. — Но ведь в те времена ещё, вроде, не было нового маяка.
— Вот! Сам ухватил! И мне сначала пришло в голову, что ведь линия проходит и через старый маяк, почти обвалившийся сейчас, его за деревьями и не видно, и что, возможно, это указание: подземный ход проходит точно под старым маяком…
— Так оно, конечно, и есть!
— Нет, такого быть не может. Маяки ставят на мощном фундаменте, глубоко уходящем в землю. Если б маяк ставили прямо над подземным ходом, то строители наткнулись бы на подземный ход, и он ни для кого не был бы тайной.
— Но ведь к новому маяку это ещё больше относится! — сказал Ванька. — Он ведь намного новее, так? И если строители старого маяка так давно повымерли, что, может, забыться успело, что они там нашли, то люди, которые строили новый маяк, ещё живы. И если б строители нового маяка нашли подземный ход, копая фундамент, то про этот подземный ход вся округа знала бы, и никакой тайны не было бы!
— Я к этому и веду, — сказал я. — Нет, подземного хода под новым маяком нет. Скорей всего, он дотуда и не доходил — всё-таки, расстояние слишком большое. Я думаю, что новый маяк был выбран или как дополнительный ориентир, или…
— Или? — жадно переспросил Ванька.
— Смотри. Надо понимать, этот Пельмень — приблизительно одного возраста с Виссарионом Севериновичем, а то и постарше.
— Ну?
— Виссарион Северинович просидел в лагере в конце сороковых — начале пятидесятых годов. В это время и Пельмень, наверняка, отбывал очередные сроки… Могли они встретиться в лагере?
— Могли! — подскочил Ванька. — И Пельмень рассказал Северинычу что-то важное, без чего вход в подземелье с сокровищами не найдёшь!
— Или Севериныч рассказал Пельменю, — уточнил я. — Он ведь, всё-таки, островной житель. Мог рассказать такое, важности чего сам не представлял. А мог — с ним это не раз случалось — наврать так здорово, что враньё оказалось правдой, неожиданно для него самого!
— В общем, — подытожил я. — Завтра нам надо проверить три точки на карте.
— Но, учти, Гришка сказал, что, мол, Петько зря старается, копаясь вокруг бомбардировщика, ничего он там не найдёт, — предупредил Ванька.
— Я это помню. Но навестить бомбардировщик всё равно не мешает.
— Но прежде всего нам надо навестить Севериныча и выяснить, не встречался ли он с Пельменем, а если да, то что он ему рассказывал или какую лапшу на уши вешал! — решительно заявил Ванька.
— Да, с этого мы завтра и начнём, — сказал я. — А ещё надо будет всё-таки разобраться, при чём тут отец Василий и что за история с копией распятия.
— А что за история? — удивился Ванька. — Гришка быстренько сляпал копию распятия, чтобы мозги им запарить, вот и все.
— Как же, «все»! — возразил я. — Копию большого резного распятия «быстренько» не сляпаешь. По меньшей мере, месяц нужен , а то и больше. Распятие было, в основном, готово Гришка мог быстро что-то доделывать, когда узнал о смерти Пельменя и понял, что сейчас могут грянуть всякие неприятности… Постой! — подскочил я. — А почему смерть Пельменя означала для Гришки начало неприятностей? Ведь Петько и Скрипицыну ещё сидеть было и сидеть, как он мог предполагать, что они тут же уйдут в бега — главное, что у них получится — и…
Но что «и», я договорить не успел. Послышался рокот мотора — это, значит, Миша возвращался на отцовском «Буране». Мы помчались встречать Мишу и узнавать, чем операция кончилась, оставив все наши рассуждения на потом. Но за мысль я все равно уцепился — и всё время вертел её в голове, додумывая до конца.
Глава ОДИННАДЦАТАЯ. БАЙКА ПРО МОНАСТЫРСКИЙ СЫР
Но это был не Миша. «Буран» пригнал один из оперативников, оставил его и сказал, что добежит через лёд до остановки автобуса, а там уж доберётся. Скрипицына взяли, сообщил он, и гостевой комплекс не пострадал, ну, кроме…
— Кроме бани? — спросил отец.
— Ага! — разулыбился оперативник. — Но Михал Дмитрич завтра сам заедет, расскажет вам, что и как. Там ещё есть интересное… Ну, ладно, я побежал, у нас сегодня работы полно.
— Странно! — сказал я Ваньке, когда мы проводили оперативника, а отец пошёл загонять «Буран» в сарай. — После всех этих передряг, мне казалось, что они его не должны поймать.
— Почему не должны? — не понял Ванька.
— Ну, так вроде бы полагается, по закону приключений. Ведь наша тайна ещё не до конца раскрыта, значит, и преступник должен был ускользнуть в последний момент. Вспомни, как во всех фильмах бывает, и вообще повсюду. Чтобы завтра мы пришли к Северинычу, а он нас там ждёт, при связанном Севериныче. И у нас произошла бы последняя схватка.
— Нет уж, знаешь! — Ванька аж поперхнулся. — Пусть будет не по закону приключений, но чтобы он за крепкой решёткой сидел. Я ни за что не соглашусь с ним больше встретиться, хоть за миллион! Это только лучше, что его поймали, вот и все.
— Да разве ж я говорю, что хуже? — ответил я. — Я согласен, что так намного лучше, и настоящие профессионалы никогда в такой ситуации преступника не упустят, это только в фильмах бывает. Я просто говорю, что всё-таки странно, что закон приключений здесь не сработал. Какой-то не настоящий получается этот самый… триллер или боевик, как хочешь.
— Для меня он был самым что ни на есть настоящим! — возразил Ванька. — Особенно когда этот козёл меня за горло держал. И больше никаких ни триллеров, ни боевиков не надо. Я тебе скажу, детективное расследование тогда самое лучшее, когда оно, как у Шерлока Холмса, безопасное, у горячего камина. Когда только думать надо и трубку курить.
— Но ведь и у Шерлока Холмса была смертельная схватка с профессором Мориарти, — напомнил я.
— Так то профессор — в чёрном плаще, и вообще, настоящий злодей, а то какой-то ублюдок, который мне сперва чуть шею не сломал, а потом чуть нас в бане не спалил! — парировал Ванька. — Неужели ты сам не чувствуешь разницу?
Я только собирался возразить ему, в свою очередь, что разницы особой нет, как громко хлопнула входная дверь. Это вернулся отец, поставив «Буран».
— Эй, герои! — громко крикнул он. — Пошли ужинать! Время!
И в самом деле, пока мы с Ванькой все рассказывали друг другу, а потом обсуждали, часа четыре незаметно пролетели.
Мы пошли ужинать, и за ужином я спросил:
— А когда Миша завтра приедет?
— Трудно сказать, — ответил отец. — Думаю, во второй половине дня. Не терпится узнать, как всё было?
— Ага, — кивнул я. Подумав при этом, что у нас с Ванькой есть полдня на собственное расследование.
На следующий день мы с ним проснулись поздно, часов в девять, в начале десятого. Дрыхли без задних ног, после всех встрясок, особенно Ванька. Ну, ему-то больше всего досталось, и вообще я замечал за ним такое, что после всяких неприятностей он спит как сурок. Вроде того, что во сне в себя приходит и встаёт свеженьким, довольным, встряхнувшимся как будто после всех бед, и, по большому, забывшим о них.
Итак, когда мы встали, то выяснилось, что даже медлительное зимнее солнце нас опередило и вовсю светит над землёй, хоть и низко ещё вскарабкалось по небу. Мы быстро позавтракали и отправились в путь, в гости к Виссариону Севериновичу. И Топу, естественно, взяв с собой на прогулку.
— О чём мы будем его спрашивать? — спросил Ванька, когда мы вышли за калитку.
— Так и спросим, не сидел ли он вместе с Пельменем, — ответил я. — И вообще, кто он такой, этот Пельмень. Севериныч почти наверняка должен знать, потому что он знает все здешние достопримечательности, а такой крутой вор — это тоже, по-своему, достопримечательность.
— Это точно! — согласился Ванька. — И ведь ещё нам надо разобраться, как пролезть в этот подземный
