не бреши, старый осел», — только это я и сказал, а тут как раз подоспел тот, кто кричал «Эй!».
Он сразу же произвел на меня неблагоприятное впечатление, поскольку напомнил мне старшину, который два раза в неделю муштровал нас в школе, где я в свое время получил награду за знание Библии, о чем, кажется, уже не однажды упоминал. Голос старшины походил на дребезжание телеги, груженной пустыми металлическими банками и катящейся по гравию, и точно так же прозвучал голос парня, крикнувшего «Эй!». Не иначе, они доводились друг другу родственниками.
Было уже совсем темно, но я все же разглядел, что в руках у этого насельника ночи некий предмет, который мне тоже не понравился, — а именно, огромный дробовик, и он тыкал им мне под ребра. Так что, при таком положении вещей умиротворять его следовало, скорее, ласковыми речами, чем кулаками. Я и попробовал воздействовать речью, стараясь, чтобы она звучала как можно ласковее, хотя зубы у меня стучали.
— Добрый вечер, — проговорил я, — не могли бы вы указать мне дорогу в деревню Мейден- Эгсфорд, — и только собрался пояснить, что, мол, заблудился, гуляя по окрестностям, как этот тип, не слушая меня, заорал: «Генри!», — по-видимому, призывая на помощь товарища. Второй голос, который вполне мог принадлежать родному сыну нашего старшины, ответил: «Ну?»
— Вали сюда.
— Куда?
— Сюда. Ты мне нужен.
— Я ужинаю.
— Бросай жевать и топай сюда. Я конокрада поймал.
Он нашел убедительный довод, видно, этот Генри относился к породе людей, для которых долг превыше всего. Оставив яичницу с беконом или что там он поглощал, он поспешил на зов, и через мгновение уже стоял рядом с нами. Пес к тому времени исчез. По-видимому, у него был широкий круг разнообразных интересов, и он мог уделять каждому из них лишь толику своего внимания. Обнюхав мои брюки и встав лапами мне на грудь, он решил, что пора искать новое поприще для деятельности.
У Генри был фонарь, и он осветил меня.
— Ух, ты, — поморщился он. — Это вот он — конокрад?
— Гы.
— Похож на жулика чумазого.
— Гы.
— Ну и вонь от него.
— Гы.
— Помнишь старую песенку «То были фиалки».
— Лаванда.
— Я всегда думал, фиалки.
— Нет, лаванда.
— Ладно, будь по-твоему. Что с ним делать-то?
— Отведем его к мистеру Куку.
Перспектива встречи с мистером Куком в подобной ситуации и после того, что между нами произошло, естественно, не привела меня в восторг, но, похоже, избежать ее было уже не в моей власти, так как Генри ухватил меня за воротник и повел, а его напарник сзади подталкивал ружьем.
Так мы дошли до дома, где нас неприветливо встретил дворецкий, раздосадованный тем, что его оторвали от любимой трубки в час отдыха. Вдобавок он злился за то, что ему, как он выразился, приводят тут всяких бродяг, от которых запах, будто прорвало канализацию. Не знаю, во что меня угораздило вляпаться, но только становилось все более очевидно, что это было нечто специфическое, о чем свидетельствовала характерная реакция окружающих на мое присутствие в их обществе.
Дворецкий был настроен решительно. Нет, они не могут видеть мистера Кука. Неужели, возмутился он, они воображают, что мистер Кук ходит в противогазе? И все равно, добавил он, даже если бы я благоухал, как свежее сено, мистера Кука нельзя беспокоить, у него посетитель. Заприте парня в каком-нибудь стойле, посоветовал дворецкий, давно бы сами додумались, и мои пропонент с секундантом[131] не замедлили исполнить его указание.
Если кто-то из моих читателей подумывает, не побыть ли немного под замком в конюшне, я от души ему этого не советую — никчемное дело. Там душно, темно, и там негде сидеть, кроме как на полу. Время от времени слышишь странные попискивания и зловещие шорохи, наводящие на мысль, что крысы нагуливают аппетит перед тем, как начать обгладывать тебя до костей. После того как мой эскорт удалился, я стал расхаживать из угла в угол, размышляя о том, как бы мне выбраться из этой ловушки, давящей мне на психику. Но единственное, что приходило в голову, это поймать крысу и выдрессировать ее так, чтобы она прогрызла в двери Дыру. Однако на это потребовалось бы время, а мне ужасно хотелось поскорее добраться до дома и лечь в постель.
Занятый мыслями о крысе и о том, не может ли все же из этого что-нибудь выйти, я случайно нащупал дверь и рассеяно повернул ручку, просто так, от нечего делать, совершенно не рассчитывая на какой- нибудь результат — и будь я проклят, если дверь не открылась.
Сначала я подумал, что это мой ангел-хранитель, который вплоть до настоящей минуты пребывал в летаргическом сне, теперь глотнул сильнодействующего витамина и превратился в огненный шар, каким ему и полагалось быть, но потом, по здравом размышлении, я догадался, чтб на самом деле произошло. Между моими двумя конвоирами возникло непонимание по причине несогласованного планирования. Каждый полагал, что другой повернул ключ в замке, и в результате дверь осталась незапертой. Это лишний раз доказывает, что нельзя приступать к какому-либо 'предприятию, не обменявшись сначала мнениями за круглым столом в атмосфере полной сердечности. Трудно представить себе, кто из них двоих станет отчаяннее рвать на себе волосы, когда обнаружится, что они упустили своего Бертрама.
И хотя я был теперь свободен, как ветер, мне надлежало, — если я правильно выбрал слово, — соблюдать величайшую осторожность. Глупо было бы снова наткнуться на Генри с товарищем и вновь оказаться в узилище, или как там это называется. Надо избавиться от них раз и навсегда. Возможно, если познакомиться с ними поближе, они и неплохие ребята, но определенно не моего поля ягода.
Их сфера влияния, естественно, ограничивалась конным двором и окрестностями, поэтому безопаснее всего было бы вернуться тем же путем, каким пришел, но мне страшно было подумать, что я опять могу угодить в ту мерзкую грязь. Не оставалось ничего иного, как только брести наугад, пока не выйду на подъездную аллею, а затем по ней дойти до того места, где меня ждал автомобиль. Именно так я и поступил. Обогнув дом, я пошел через лужайку. Неожиданно впереди что-то блеснуло, и, не успев ничего сообразить, я плюхнулся в плавательный бассейн.
Всплыл я на поверхность, обуреваемый смешанными чувствами. Тут было и удивление, поскольку я не ожидал, что у такого субъекта, как Кук, есть плавательный бассейн. И досада: я не привык купаться в одежде. Хотя был один случай в клубе «Трутни», когда я на пари с Таппи Глоссопом взялся пересечь зал с бассейном, раскачиваясь на кольцах под потолком, и уже добрался до последнего кольца, но Таппи, как оказалось, подвязал его, и я в элегантном вечернем костюме бултыхнулся в воду.
Но, как ни странно, все прочие чувства меркли по сравнению с тем, как меня обрадовало неожиданное купание. По своей бы воле я сейчас не стал бы заниматься водным спортом, но, очутившись в бассейне, стал плескаться с упоением. Наконец-то я избавлюсь от исходившего от меня букета ароматов. Я нуждался в хорошей стирке, чтобы воссоединиться с людским стадом, не вызывая отвращения у себе подобных.
Вот почему я не спешил и плавал, как водяная лилия или, лучше сказать, как дохлая рыба. Но скоро в ночи послышался знакомый лай, и я понял, что мой знакомый встретил еще одну родную душу.
Я замер. Не нравилось мне это. Можно было предположить, что Генри и его напарник, человек с дробовиком, снова идут по следу. Что, если они обменялись сведениями насчет двери и ключа, бросились в конюшню и обнаружили там мое блистательное отсутствие? Я замер так, что меня уже совсем невозможно было отличить от дохлой рыбы, и затаил дыхание. Послышался приближающийся топот, а спустя мгновение поблизости от меня в воду плюхнулось человеческое тело.
Что оно ненамеренно бросилось в воду, стало ясно по его первой реплике, едва оно вынырнуло на поверхность. Раздался вопль: «Помогите!», — и я без труда узнал голос Орло Портера.
— Помогите! — повторил он.
