том, что без нее просто не выжил бы. Особенно полезной оказалась она в том случае, когда ударила Шимпа Твиста пистолетом по темечку.
Они были дружной парой. Удивительное сходство мистера Моллоя с американским сенатором самого высшего сорта очень помогало ему продавать акции несуществующей нефтяной компании. Он и сам скромно гордился, что если ему не помешают махать руками и говорить по-деловому, он продаст акции «Силвер Ривер» тем, кто воззовет к нему из Абердина или Новой Англии.
Таланты Долли, его жены, лежали в другом направлении. Если только случайные возможности иногда не отвлекали ее от призвания, она была поистине гениальной карманницей. По меткому выражению мистера Моллоя, ее пальчики так легки, словно она просто берет леденец у спящего младенца.
Каждый уважал искусство другого, что, как всем известно — верный залог крепкого брака. Если Моллой, по кличке Мыльный, проворачивал дельце, жена его искренне радовалась, а сам он первым хвалил ее, когда она возвращалась из магазинов с нужными в доме вещичками.
Наконец Долли стерла весь крем, и оказалась исключительно красивой женщиной со сверкающими глазами и вишневыми губками. Все в ней было рассчитано на то, чтобы привлечь самого разборчивого мужчину, хотя вряд ли она понравилась бы покойному Джону Ноксу.[106] Она улыбалась какой-то тайной мысли, а когда заговорила, в ее голосе слышались восторженные нотки.
— Ну, вот мы и здесь, дорогой.
— Поскорей бы ими заняться!
— Тебе не придется долго ждать. Миссис Лльюэлин говорила мне, что богачи кишат тут, как блохи. Лордов — просто куча, и все — сосунки. Пока она их не знает, но если я в ней не ошиблась, скоро узнает.
— Прошу, прошу! Я готов. Каждый день упражняюсь в деловом стиле речи.
— У тебя и раньше неплохо получалось. И не только соседи…
Моллою было неприятно охлаждать ее энтузиазм, но ничего не поделаешь.
— Если ты думаешь о Лльюэлине, забудь. Его я не трону.
— Я думала, он как раз в твоем вкусе. Его просто распирает от денег. Он — голливудский босс, а ты можешь себе представить, какие деньги у этих боссов.
— Не спорю. Но у них с женой общий банковский счет. Нет, он не говорил, я такие вещи просто чую. Посмотришь на человека — та-ак, общий банковский счет… По глазам видно. Всучить ему «Силвер Ривер» — очень неплохо, но надо обдурить и жену, а она — не из таких. Она рисковать не станет. Скажем прямо, тут есть известный риск.
— Да, не без того.
— Конечно, никакой «Силвер Ривер» нету…
— Может, есть. Мало ли что бывает.
— Да. Может, и есть.
— Вот было бы совпадение!
— Да уж…
— Но вообще-то я думала не о Лльюэлине.
— А о чем?
— Помнишь этот жемчуг у миссис Лльюэлин? Ты его часто видел в Каннах. Пятьдесят тысяч долларов, не меньше. Пятьдесят тысяч зелененьких, да еще без налогов!
Такой достойный человек, как Моллой, не разевает рот и не выпучивает глаза, как бы его на это ни вызывали, но когда Долли закончила свою речь, он уподобился сенатору, озадаченному — нет, оглушенному заявлением политического противника.
— Ты собираешься его свиснуть? — выдохнул он.
— Точно. Такой уж я уродилась. Есть вопросы?
— Лапочка, мне это не очень нравится.
— Почему?
— Это не твой стиль. Лучше не надо.
— Кто это сказал?
— Да кто угодно. Вспомни хотя бы тот случай с миссис Проссер.[107]
Долли вздрогнула. Эпизод, на который намекал ее муж, она вспоминать не любила. Так хорошо начиналось, и так плохо кончилось! Она-то понимала, кто в этом виноват.
— А знаешь, почему ничего не получилось? Потому что ты связался с этим хорьком Шимпом. Ты сам пошел к нему и сказал, где они лежат. И дом, и комнату, и даже место…
У Моллоя хватило совести покраснеть.
— Я думал, он поможет, — слабо выговорил он.
— Да уж, он помог. Самому себе. Они недолго помолчали.
— Шерингем Эдер! — горько сказала Долли.
— Я часто удивлялся, — сказал ее муж, радуясь, что разговор уходит от его собственных промахов. — Неужели Шимп действительно сыщик?
— Наверное, купил лицензию, а то бы ему не разрешили держать контору. Но, конечно, это витрина. Он проникает в чужие дома и там что-нибудь хапает. А может, шантажирует, с него станется.
— Одно хорошо, — заметил Мыльный. — Здесь он нам не мешает.
— Да уж. Ну, как насчет жемчуга?
— Не знаю, дорогая. Я еще не совсем уверен, но — тебе решать.
— Золотые слова! Поверь, я знаю, что делаю.
Воцарилась полная гармония. Царила она и тогда, когда Шимп, открыв дверь, осторожно юркнул в комнату в той манере, в какой особенно мерзкие создания заползают под мокрый камень.
«Встречаясь, — гласит викторианская книга этикета, — воспитанные люди обмениваются любезностями». Нарушение этого правила объяснялось тем, что Мыльный и Долли временно потеряли дар речи, а Шимп закрывал дверь, чтобы обеспечить приватную обстановку. Он пришел с деловым предложением, и переговоры обещали быть достаточно сложными и без посторонних.
Когда он обнаружил, что в Меллингем-холле, кроме жемчуга в пятьдесят тысяч долларов, есть и некие супруги, по сравнению с которыми винтовая лестница — это линейка, он поначалу огорчился. Он боялся соперников, особенно Долли. Да, Мыльный только и умел всучивать эти свои акции, но вот Долли — дело другое. Она девица умная, сообразительная, а если дойдет до физических действий, предела ей нет. Шишка на голове давно зажила, но он хорошо помнил то незабываемое ощущение, которое вызвала в нем рукоятка пистолета.
Но Шимп никогда не поддавался отчаянию. Когда он начал беседу, в его манере не было и намека на скованность. Он был спокоен, холоден и собран.
— Привет, Мыльный, — сказал он. — Привет, Долли. Ну, вот мы и встретились. Как в старое доброе время.
Не обращая внимания на то неприятное слово, которое Долли применила к нему, когда обрела дар речи, он продолжил:
— Признаюсь, не думал вас тут встретить. Я заметил вас за ужином и подумал, что у меня начались видения. Потом я вспомнил, что вы были в Каннах, Лльюэлины тоже там были, а вы уж непременно познакомитесь с такими богатыми людьми. Я так думаю, это твоя идея, Долли. Просто вижу, как ты делаешь глазки папаше Лльюэлину. Кстати, ты замечательно выглядишь. Впрочем, как всегда. У нас были небольшие разногласия, но я всегда считал, что ты — самая красивая из тех, кто стаскивал шелковое белье прямо из- под носа у продавщицы. Я смотрю, Мыльный, ты все лысеешь. Не шути этим! В лысом виде ты будешь истинным пугалом. Вообще-то ты и сейчас — не кинозвезда… Дар речи вернулся и к Мыльному.
— Что, — напряженно спросил он, — ты здесь делаешь?
— Крыса, — добавила Долли, посчитав, что в словах супруга не хватает прямого обращения.
— Как раз собираюсь рассказать, — ответил Шимп, — Я — слуга мистера Лльюэлина. Профессиональное прикрытие. Наняла меня миссис Лльюэлин, чтобы охранять ожерелье. А вы здесь,
