единственной «виной» называлось возмущение по ложным вестям после казни , Хованских. От стрельцов и солдат требовалось лишь «служить верно со всяким усердием и во всем наше, великих государей, повеление исполнять». Однако исполнять указы требовалось по статьям, которые служивые, радовавшиеся окончанию своего конфликта с правительством, должны были получить из рук патриарха отдельно. Что ж это были за статьи и почему вручить их должен был Иоаким, а не государственный чиновник?
В статьях вся вина за Московское восстание возлагалась на князей Хованских и впервые была сказана правда о взятии оружия из арсеналов после их казни: большое количество казенного оружия служивые люди не только «разобрали по себе», но и «роздали разных чинов людям». Соответственно, правительство требовало от стрельцов и солдат разоружить московский посад.
Из полков предлагалось исключить беглых крестьян и холопов «и отдать их помещикам и вотчинникам по крепостям».
По статьям служивые люди должны были принести в жертву завоеванное ими право совещаться между собой в кругах, участвовать в делах Боярской думы и приказов, вступаться перед властями за представителей других сословий. Правительство не обличало прямо действий восставших весной и летом 1682 г., но и те должны были обещать «прежнее дело» не хвалить. Иоаким сумел уговорить стрельцов и солдат принять условия, на которые они совсем недавно ответили бы новым восстанием.
Софья сделала ставку на раскол в рядах восставших, подкупив большую часть служивых милостью и щедростью, и добилась своего, незаметно лишив их позицию социальной и политической остроты. К середине октября в столице воцарилось желанное правительству «спокойствие». Но борьба с восстанием не была еще завершена. К 28 октября правительству удалось заставить служивых по прибору частично признать вину за участие в штурме Кремля 15 мая и отказаться от полученных по их «неправому» челобитью жалованных грамот. 2 ноября на Красной площади был до основания снесен памятник в честь победы Московского восстания. 6 ноября царский двор со значительными военными силами вступил в столицу.
Условием установившегося в Москве мира стали новые жалованные грамоты всем полкам стрельцов и солдат, признавшие справедливость их требований (как в предшествующих грамотах), кроме тех, которые поднимали вопросы государственного управления. Правительство максимально удовлетворило желания служивых по прибору, касавшиеся их собственного положения. Однако с 10 декабря до конца месяца в Москве еще продолжалось волнение в полку Павла Бохина. Несмотря на то что в течение 1683 г. правительству удалось вывести многие полки из Москвы и разными путями сослать в ссылку немало «пущих заводчиков» волнений, Софья и ее приближенные сознавали вероятность нового взрыва.
В начале 1684 г. Боярской думой по докладу главы Стрелецкого приказа Ф. Л. Шакловитого была принята обширная и продуманная программа рассредоточения «опасных» полков, постепенного исключения из их рядов «своевольных людей и мятежников». Документ свидетельствовал о существующей в России опасности народного восстания. Свой вывод сделал из событий 1682 г. и патриарх. До тех пор, пока эта опасность не будет полностью устранена, Иоаким сохранит верность правительству, даже если его возглавляет «зазорное лицо».
С 1682 г
Великий «мудроборец». «Грекофилы» и «латинствующие»
Многие крупнейшие дела патриарха Иоакима были оставлены историками в тени. Усилия по устроению Церкви и противодействие реформам царя Федора, роль архипастыря в возведении на престол Петра I, его поведение во время раскольничьего бунта и стойкость, проявленная в переговорах об «утишении» Московского восстания 1682 г., — эти и еще многие деяния отступили в исторической литературе на второй и третий план. Их затмила острая полемика, развернутая учеными литераторами и публицистами в предпоследнее перед Синодальным периодом патриаршество и, похоже, не угасшая до сего дня. Позиции авторов в этом вековом споре и определяют, главным образом, их отношение к Иоакиму и оценку его деятельности [402].
Сама полемика изначально имела несколько уровней, внешне не всегда сопоставимых, но глубоко взаимосвязанных. Первый, вызвавший наиболее эмоциональную реакцию участников и историков «слой» составил спор о пресуществлении Святых даров. Он породил миф о зловещей угрозе проникновения «яда латинской ереси» в святая святых русского православия — в сам чин (сценарии) литургии. Легко представить себе, как оценивало большинство авторов столь злодейскую попытку российских христопродавцев — ставленников католиков и в особенности «злокозненных иезуитов».
Но «латинствующей», западнической, южнорусской по происхождению партии смело противустали во главе с патриархом истинные патриоты — представители партии московской, старорусской, защитники древлепреданного «греческого» благочестия. Очевидно, что укрепившее свои позиции в исторической литературе — и временами господствующее в ней — движение западников не могло дать своих «предшественников» в обиду. Иоаким со товарищи превращались на страницах книг и статей в ретроградов и — самое страшное ругательство — противников европеизации России, переделки ее на западный манер.
Обращение ко второму «слою» старинного спора — полемике о языке просвещения — полностью подтверждает, казалось бы, позицию западников. «Латинствующие» горячо отстаивали необходимость изучения латыни — общеевропейского языка науки; сторонники патриарха требовали ограничиться изучением греческого — языка православного богословия. «Западники» XVII в. выступают просветителями, а «грекофилы» оправдывают метко данное им в ходе полемики именование «мудроборцы» — то есть борцы с мудростью. Правда, западники Нового и Новейшего времени от подобного открытия ничего не выигрывают. На поверку их «предшественники» оказываются ярыми патриотами, защитниками национального достоинства России, обличителями слепого, «обезьяньего» иноземного заимствования и сторонниками государственного меркантилизма.
Остается малоизученным, однако, еще более глубокий третий «слой спора — именно тот, который и придал книжной полемике остроту политическую, благодаря которой в ней принужден был выступить сам патриарх и иные иерархи, а точку попытались поставить топором палача на Лобном месте… Речь шла о вечном вопросе, не случайно заданном Христу Пилатом: «Что есть истина?» Точнее — что есть источник истины: авторитет и слепая вера или укрепленный наукой разум? Сами того не замечая, историки (и западники и славянофилы) продолжили наиболее глубокую и важную линию спора: могли ли россияне допетровского времени «рассуждати себе» (мыслить самостоятельно), или их уделом было подчинение авторитету и подражание?!
Такая постановка вопроса практически исключает беспристрастность: в любые времена автор волей– неволей становится на одну из позиций. Ведь от века к веку «пастырям» все сложнее подавлять гражданское самосознание «стада». Однако мы можем попытаться понять логику и мотивы патриарха Иоакима, последовательно восстановив роковой ход событий, в которых ему пришлось принять участие. Они начались задолго до описанного в предыдущем очерке Московского восстания 1682 г. и прихода к власти царевны Софьи Алексеевны.
Просветители
В 1665 г. выдающийся поэт, публицист и просветитель Симеон Полоцкий, учитель детей царя Алексея Михайловича (в том числе и царевны Софьи), открыл в Заиконоспасском монастыре свою школу. Это было одно из первых в Москве училищ повышенного типа. Призвав в его стены грамотных молодых людей из
