— Да, сэр.
— Что именно?
— Журнал такой, «Фэмили Геролд».
— Так-так. А ходите ли вы в театр?
— Да, сэр. Если пьеса хорошая… Чувствительная.
— Та-ак. Теперь слушайте, миссис Прайс. Напомню вам, что подмененные дети — распространенный сюжет журнальных рассказов, что же до пьес, именно эту ситуацию пародирует покойный У. Ш. Гилберт в «Отмщении младенца».
— Это вы к чему, сэр?
— К тому, миссис Прайс, что на вас заметно повлияли рассказы, мелодрамы и, быть может, горячительные напитки.
— Вот именно! — вступил в беседу сэр Герберт.
— Точнее не скажешь, — одобрила и леди Лидия.
По всей вероятной, супруги едва удержались от крика «Ура!».
Мамаша не сразу поняла речь юриста, но вскоре все-таки встала и даже подбоченилась.
— Садитесь, — сказал поверенный. Она послушно села, прибавив:
— Сию минуту, сэр.
— Теперь, — продолжал он, — мы переходим к следующему пункту. Две недели назад вы подписали документ, гласящий, что в указанной истории нет ни слова правды.
— Да, сэр. Его сожгли.
— Это мне известно. Не беспокойтесь, я приготовил другой. Будьте добры, подойдите сюда.
Он указал на стол.
— Возьмите перо, миссис Прайс. Прошу! Вот здесь, вот здесь.
— Слингсби, — сказал сэр Герберт. Дворецкий вышел вперед.
— Заверьте подпись миссис Прайс.
— Сию минуту, сэр Герберт.
— Видите ли, миссис Прайс, — пояснил мистер Уэзерби. — Подписывая эту бумагу, вы действуете в собственных интересах. Если вы не подпишете, вы окажетесь в крайне затруднительном положении. Суд непременно спросит, почему один раз вы клянетесь в одном, а другой раз — в другом. Лжесвидетельство — тяжкое преступление.
— Чего, сэр?
— Лже-сви-де-тель-ство.
Мамаша Прайс поняла, что значила черная кошка. Она испуганно схватила перо, а поверенный, облегченно вздохнув, снял очки и стал протирать их.
Стол стоял у окна и, подняв на мгновение взор, страдалица увидела поросшую кустами лужайку. Она вгляделась получше, застыла — и воскликнула:
— Ой!
Сэр Герберт вскочил, раздраженно бросив:
— Что там еще?
Мамаша твердо взглянула на него. Теперь она знала, что напутала с этой кошкой… Да, конечно, знак свыше — но для чего? Чтобы не подписывать. Иначе в тот самый миг, когда она склонилась над бумагой, не появилось бы такое знамение, яснее которого не сыщешь.
— Не подпишу, — сказала она.
— Что?!
— Не буду, и все тут.
— В чем дело? — крикнула леди Лидия. Мамаша Прайс воздела руку, указывая на окно.
— Вот!
На кусте сидела сорока.
Глава XXIV
Когда в большой гостиной одновременно кричат: «Что за чушь!», «Она с ума сошла», «Черт побери!» и «Да вы сами посмотрите!», какофония может испугать внезапного пришельца.
И впрямь, Сид испугался. Шум как раз достиг апогея, и ему почудилось, что он попал в клуб, на дебаты. Это его огорчило. Казалось бы, поступил, как граф, разрешил этим гадам собраться в его собственном доме, а они интриги разводят, мало того — скандалы.
— Ти-ихо! — взвыл он.
Шум угас, и он холодно оглядел присутствующих.
— Да уж! — горестно вымолвил он. — Совещаньице, ничего себе. А по мне, попугаи в клетке, один к одному.
Сэра Герберта глубоко огорчило его появление.
— Уходите!
Сид на него взглянул.
— Не ори, змей.
Тут он заметил мамашу Прайс и очень удивился.
— А ты чего явилась? Мамаша волновалась.
— Ой, Сид! — закричала она. — В самое время увидела!
— Кого это?
— Да сороку. Это верный знак. А то я уж стала подписывать.
— Подписывать? — Сид понял се. — Ну, я скажу, голубчики! Опять за свое! Нет, такого змея… — обратился он к сэру Герберту. — Только отойди, только их оставь, а они… Ума с ними решишься! Эй, вы! — Он тыкнул в юриста. — Чего с ними связались? Напишу лорду-канцлеру, мигом из сутяг погонят.
Решив, что все это не по плечу слабой женщине, леди Лидия воззвала к сильному полу.
— Неужели вы не можете выгнать этого субъекта?
— Куда им! — отвечал Сид. — Сперва я тут кой-чего сделаю.
Он повернулся к дверям, как Веллингтон к воинам под Ватерлоо, и скомандовал:
— Лестницу!
И лакей Чарльз внес стремянку, на которую растерянно воззрился сэр Герберт.
— Это еще что? — спросил он.
Сид показал на портрет Длинного Меча.
— Принимаем меры, — объяснил он. — Оставишь его тут, вы ему лицо перерисуете.
Он поднял другой конец стремянки и направился к камину. Чарльз, ничего не понимая, покорно шел за ним. Молодые лакеи рады семейным сценам, да еще таким бурным. А вот пожилые дворецкие им не рады. К тому же, им трудно смотреть, как в гостиную вносят стремянки. Слингсби буквально кипел; лишь почтение к знатному роду удерживало его от действий. Обычно он не говорил, пока к нему не обращались, но всему есть пределы.
— Вы велели снять портрет, сэр Герберт? — осведомился он.
— Ни в коем случае! — вскричала хозяйка.
— Конечно, нет, — прогудел ее муж. — Уберите лестницу!
Юрист молчал, но смотрел на Сида таким зловещим, судейским взглядом, словно напоминал, что прецедент, дело Рекса против Уинтерботтема, Гуча, Симмса и Мерриуэзера, кончился провалом.
Однако ни крики, ни взоры Сида не испугали. Он знал свои права.
— Покажу-ка я его суду, — обещал он. — Больша-ая будет польза.
Мамаша, как и Чарльз, не все понимала, но думала, что в нужный момент стоит вставить словечко.
— Ой, Сид! — сказала она. — И чего ты торопишься? Сид властно повел рукой.
— Не твое дело. Эй, вы! — заорал он, поскольку Слингсби перейдя от слов к делу, вырвал у него
