и ты. — Она притянула к себе дядю и поцеловала. — Ну, теперь возвращайся.
Дядю Криса настолько переполняли чувства, что он не мог вымолвить ни словечка.
— Джилл… — дрожащим голосом наконец выговорил он. — Это… это же замечательно! Мне гораздо легче!
— Я так и знала.
— Если ты выходишь замуж за богатого человека…
— Не то чтобы такого уж богатого… С лица дяди Криса сбежала радость.
— Но если он не богат, если не может дать тебе все, что я…
— Ой, не говори глупостей! У него столько денег, сколько нужно человеку. Да и что такое деньги?
— Что такое деньги? — Дядя Крис уставился на нее. — Деньги, дорогое мое дитя, это… это… в общем, не следует так пренебрежительно говорить о них. Но если ты правда считаешь, что тебе хватит…
— Конечно! Ну, а теперь возвращайся. Миссис Пигрим, наверное, уже беспокоится, что с тобой стряслось.
— А нужно? — с сомнением спросил дядя Крис.
— Конечно. Где твоя учтивость?
— Ладно, хотя нелегко свернуть на общие темы. Ладно, была не была!
А в ложе миссис Пигрим обмахивалась веером с демонстративным нетерпением.
— Что ей нужно, этой девице? — спросила она.
Дядя Крис сел. Слабость миновала, он снова стал самим собой.
— Да так, ничего. Мелкие сложности. Я уладил их несколькими словами.
Миссис Пигрим хотела бы продолжить расспросы, но ее Удержало соображение, что, пожалуй, мудрее не отклоняться от главного пункта.
— Вы собирались мне что-то сказать, — наклонилась она к нему, — когда эта девица перебила нас.
Изящным жестом дядя Крис поддернул манжеты.
— Вот как? Вот как? А, конечно! Я хотел сказать, вам не следует так утомляться. Это очень вредно. Подумайте о своем организме.
Миссис Пигрим обескураженно молчала. Атмосфера переменилась, и ей это не нравилось. Она энергично кинулась восстанавливать прежний тон.
— Вы такой внимательный, — вздохнула она, решив, что лучше всего опять начать сначала. Эта фраза уже принесла замечательные результаты, отчего же не попробовать снова?
— Ну да! — весело согласился дядя Крис— Видите ли, я все это уже встречал. Я знаю, что такое современная суета и напряженность жизни для женщины в вашем положении. Вечеринки каждый вечер… танцы… тысяча и одна забота… словом, рано или поздно это непременно скажется, если только, — торжественно произнес дядя Крис, — не принять меры. Необходимо начать вовремя. У меня есть приятельница… — Он слегка опечалился, — вернее, была добрая приятельница в Лондоне, леди Алиса, но имя ее вам ничего не скажет, а суть в том, что она вела точно такой же образ жизни. И наступил неизбежный конец. Пошла среди зимы на вечер и подхватила пневмонию, а жизненных сил, чтобы бороться с болезнью, у нее уже не было. — Дядя Крис вздохнул. — Сгорела в три дня. Но теперь, в наше время, — снова воспрянул он, — я знаю то, чего не знал прежде. Услышь я про «Нервино» тогда… — Он покачал головой, — оно могло бы спасти бедняжку. Что там, оно бы ее
Лицо у миссис Пигрим окаменело. Она молчала только потому, что он не давал ей возможности и слова вставить, но наконец жестким тоном перебила его:
— Майор Сэлби!
— Да, миссис Пигрим?
— Меня не интересуют патентованные лекарства!
— Ну, вряд ли можно назвать так «Нервино», — укорил ее дядя Крис — Это очень эффективное средство. Его можно купить в любой аптеке. Оно выпускается в двух дозировках. За доллар 50 центов — небольшая доза, а за…
— Майор Сэлби, — величественно поднялась миссис Пигрим, — я устала…
— То-то и оно! Как я уже сказал, «Нервино»…
— Пожалуйста, — холодно перебила миссис Пигрим, — ступайте к служебной двери и найдите мой лимузин. Он должен ждать меня на улице.
— Конечно! Сейчас! Сию минуту!
И дядя Крис побежал через сцену беспечной, легкой походкой. Глаза у него сияли. Те, мимо кого он проходил, решили, что у элегантного джентльмена что-то болит, им почудилось, будто он постанывает. На самом деле он не постанывал, а мурлыкал веселый припев легкомысленной песенки.
Глава XXI УОЛЛИ МЭЙСОН ИЗОБРЕТАЕТ НОВОЕ УПРАЖНЕНИЕ
На крыше своей квартиры, высоко над суетой и блеском деловой жизни города, Уолли Мэйсон в 11.00, наутро после вечеринки миссис Пигрим, приветствовал новый день спортивными упражнениями. Человечество делится на два класса: на тех, кто делает гимнастику перед завтраком, и тех, кто понимает, что делать ее надо, но все равно не делает. К первому, достойному всяческой похвалы классу, принадлежал Уолли, причем с самого детства. Жизнь, возможно, и суетна, а мир — пустое место, но он, согласно ритуалу, каждое утро касался пальцев ног положенное количество раз и поворачивался из стороны в сторону. Этим утром он действовал энергичнее обычного, отчасти потому, что засиделся накануне допоздна, чересчур много курил, и, проснувшись бессовестно поздно, едва разлепил веки. Отчасти же он надеялся, утомив плоть, утишить смятение духа. Весной его охватывало беспокойство, но никогда прежде оно не доходило до такого лихорадочного смятения. Итак, он лежат на спине и крутил в воздухе ногами. И только встав, увидел, что рядом стоит Джилл.
— Господи! — вскричал он.
— Не останавливайтесь, — попросила она. — Я с удовольствием на вас смотрю.
— И долго вы тут?
— Да нет, только что пришла. Я позвонила, и милая старая леди, готовящая вам ланч, сообщила мне, что вы здесь. На крыше.
— Не ланч. Завтрак.
— Завтрак! В такой-то час?
— Может, присоединитесь?
— Присоединюсь, хотя я уже давным-давно позавтракала.
Уныние его рассеялось без следа. Поразительно, но от одного присутствия Джилл мир преобразился. Правда, солнце светило и до ее прихода, но как-то тускло, блекло. Зато как же оно засверкало, когда он услыхал ее голос!
— Если вы подождете минутки три, пока я приму душ и переоденусь…
— О, представление окончено? — огорчилась Джилл. — Вечно я всюду опаздываю.
— Как-нибудь на днях вы увидите в моем исполнении всю программу, включая бой с тенью и гусиный шаг. И подружек приводите! А пока что, я думаю, будет очень интересно посмотреть, как я ем яйцо. Смотрите, отсюда виден даже Хобокен![60]
— Я его уже видела. Ничего особенного.
— Ну, тогда с этой стороны можете полюбоваться на Бруклин. Ограничений нет. Прогуливайтесь и наслаждайтесь. Свидание в гостиной, минуты через четыре.
