честь еще раз всплыл на поверхность.

— Однако, — пробурчал он, поправляя пенсне на носу, — учитывая вашу молодость, я склонен проявить снисхождение.

— Вот и роскошно! — обрадовался я.

— Роскошно — не роскошно, а штраф десять фунтов. Следующий!

Я заплатил мой долг перед Обществом и двинул домой.

Когда я возвратился под родимый кров, Дживс был занят домашними делами, отрабатывая свое еженедельное жалованье. Он скосил на меня вопрошающий глаз, и мне стало ясно, что ему от меня причитаются объяснения. Его наверняка удивило, что спальня пуста и постель не смята.

— Небольшие трения со служителями закона, Дживс, — сообщил я ему. — Что-то вроде того, как «Юджин Арам в наручниках шел, / И два стража шли по бокам».[16]

— Вот как, сэр? Весьма неприятно.

— Мне это совсем не понравилось, а вот судья, с которым я сегодня утром обсуждал этот случай, получил уйму удовольствия. Я привнес луч света в его сумрачную жизнь. Вы знали, что полицейские судьи — великолепные комики?

— Нет, сэр. Этот факт мне неизвестен.

— Представьте себе некое подобие Граучо Маркса и попадете в самую точку. Шпарил шутку за шуткой, и все на мой счет. А я выступал в роли Простодушного, и мне это совсем не доставляло удовольствия, тем более, не дали завтрака, вернее, ничего такого, что сознательный гурман согласился бы признать завтраком. Вы когда-нибудь проводили ночь в застенке, Дживс?

— Нет, сэр. В этом отношении мне повезло.

— Там у человека разыгрывается такой аппетит! Так что поспешите на подмогу, если вы не против, и беритесь скорее за сковородку. Яйца в доме есть, надеюсь?

— Есть, сэр.

— Мне понадобится с полсотни и, пожалуй, такое же количество фунтов бекона. И тосты. Четырех батонов, я думаю, хватит, но будьте наготове подать еще, если понадобится. Да, и кофе. Скажем, шестнадцать кофейничков.

— Очень хорошо, сэр.

— А вы после этого, конечно, поспешите к «Подсобнику Ганимеду», — не без горечи заметил я, — чтобы записать мои злоключения в вашу клубную книгу?

— Боюсь, сэр, у меня нет выбора. Я должен. Правило номер одиннадцать чрезвычайно строгое.

— Что ж, должны так должны. Я совсем не хочу, чтобы вас выволокли в середину каре с дворецкими по сторонам и срезали у вас пуговицы с пиджака. Кстати, о клубной книге. Вы уверены, что в ней нет ничего на букву «Ч» про Чеддера?

— Ничего, кроме того, что внесено мною вчера, сэр.

— Н-да, от этого проку мало, — вздохнул я. — Не скрою от вас, Дживс, что Сыр Чеддер представляет теперь для меня серьезную опасность.

— Неужели, сэр?

— Я надеялся, что, может быть, у вас там найдется что-нибудь такое, чем можно было бы заклепать его орудия. Но, конечно, раз нет, значит нет. Ладно, несите сюда мой завтрак, да поживее.

Минувшей ночью я почти не спал на дощатом ложе, какие гестапо на Винтон-стрит предоставляет для удобства своих клиентов, поэтому, насытившись, я завалился в постель. Мне, как Ролло Биминстеру, хотелось все забыть. И было уже сильно за полдень, когда телефонный звонок вырвал меня из объятий глубокого сна. Чувствуя себя неплохо освежившимся я нырнул в халат и подошел к аппарату.

Это оказалась Флоренс.

— Берти? — пискнула она.

— Как? Вы же собирались сегодня в Бринкли.

— Сейчас отправляюсь. Я позвонила узнать, что с вами было вчера после моего ухода?

Я рассмеялся горьким смехом.

— Приятного мало, — ответил я. — Меня загребла полиция.

— Но вы же говорили, они не арестуют.

— Вообще нет. Но арестовали.

— А сейчас вы в порядке?

— Заметно осунулся.

— Не понимаю. Почему вас арестовали?

— Длинная история. Вкратце говоря, я понял, что вы решили покинуть помещение, смотрю, за вами следом во всю прыть несется фараон, я выставил ногу, он споткнулся, ну, и утратил к преследованию всякий интерес.

— Господи милосердный!

— Мне подумалось, что так будет правильно, потому что еще мгновение, и он ухватил бы вас сзади за брюки. Он, конечно, этого не стерпел, и в итоге я провел ночь в тюремной камере, а утром имел малоприятный разговор с мировым судьей в полицейском участке на Винтон-стрит. Впрочем, сейчас я уже почти совсем отдышался.

— О, Берти!

Она, похоже, растрогалась и дрогнувшим голосом сказала мне «спасибо», а я ответил, что не стоит благодарности. Тут она вдруг охнула, как будто получила кулаком поддых на уровне третьей жилетной пуговицы. И переспросила:

— Винтон-стрит, вы сказали?

— Да.

— Ах, Боже мой! Вы знаете, кто там судья?

— Затрудняюсь вам сказать. Мы не обменялись визитными карточками. На суде мы звали его запросто «Ваша честь».

— Это дядя д'Арси Чеддера!

Я чуть не чертыхнулся то изумления.

— Ей-богу?

— Ей-богу.

— Тот, что любит суп?

— Тот самый. Можете себе представить, что было бы, если бы вчера вечером я у него обедала, а сегодня утром предстала бы перед ним, задержанная полицией!

— Да, неловко. Не найдешься, что сказать.

— Д'Арси бы мне этого не простил.

— Не понял.

— Он бы расторг помолвку.

— То есть как?

— Что — как?

— Как бы он расторг помолку? Она ведь уже расторгнута? Флоренс засмеялась, как говорится, нежным серебристым смехом.

— О, нет. Сегодня утром он позвонил, взял назад все, что было сказано, и получил мое прощение. С сегодняшнего дня он отпускает усы.

У меня — гора с плеч.

— Замечательно! — говорю.

Тут она завздыхала: «О, Берти!», «Ах, Берти!», я спросил, о чем она, и она объяснила, что вздыхает, поскольку я так рыцарствен и щедр.

— Мало кто еще из мужчин, испытывая ко мне такие чувства, был бы способен вести себя так.

— Да ну, пустяки, — говорю я.

— Я страшно тронута.

— Забудьте. Так, значит, у вас с ним опять мир и любовь?

— Да. Смотрите, не проговоритесь ему, что я была вчера с вами в ночном клубе.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату