он видел впереди у друга только восторги и розы. Если они с Биллом, работая сообща, не сумеют уломать бациллу и вправить ей на место мозги, он будет очень удивлен, чтобы не сказать изумлен. Несколько правильно подобранных слов непременно убедят юную инфузорию, что Билл — ценная находка, а уж правильно подобранные слова — это по его части.
С этими мыслями Алджи погрузился в объятия Морфея.
Казалось бы, он должен был спать мирно и безмятежно, однако сон его тревожило что-то вроде кошмара. Судите сами. Алджи сидит с мистером Стикни в баре «Жука и Клена» и только что попросил пятьсот фунтов в долг, совершенно уверенный, что не встретит отказа. Внезапно мистер Стикни, вместо того чтобы выписать чек, поднимает невесть откуда взявшуюся золотую клюшку для гольфа и тычет Алджи под ребра, сопровождая свои действия загадочным восклицанием: «Смерть Кларенсу Бинстеду!» От неожиданности Алджи проснулся и, открыв глаза, увидел подле себя дядю Генри. Видимо, под ребра его тыкали не клюшкой, а указательным пальцем. Алджи припомнил, что дядя и прежде прибегал к этому грубому методу, чтобы нарушить его сон.
Генри был настроен неласково.
— Господи! — сказал он. — Ты что-нибудь еще умеешь, кроме как спать?
Алджи с достоинством отвел этот упрек. Он объяснил, что его просто немного разморило от жары. Генри сам виноват, что не обеспечил в Эшби-холле должную прохладу.
— И вообще, — продолжал он, — если человек иногда спит, ты всегда следишь, чтобы он не спал долго. Не хочу порочить твое поистине княжеское гостеприимство, Генри, я отдыхаю у тебя душой, но мой тебе совет: оставь привычку тыкать гостей пальцем под ребра, чуть они немного задремлют. Нехорошо, пойдут пересуды. Впрочем, возможно, я ошибаюсь, и ты сделал это не для того, чтобы дать выход животным чувствам. Да, кажется, я вижу, как под твоей непроницаемой маской вскипает речь. Можешь говорить, не таясь. Что тебя гнетет?
— Где Стикни?
— Вот это я как раз могу тебе сказать. За новостями о Стикни ты обратился точно по адресу. Он уехал в Лондон сразу после ланча. Цели у него две — во-первых, положить пресс-папье в надежный банковский сейф, во-вторых, посетить аукцион «Сотби», где он, без сомнения, приобретет еще пресс-папье. Непонятная страсть, ты согласен? Если бы тебе или мне предложили пресс-папье, мы бы вежливо хихикнули, сказали: «Спасибо, как кстати, и как вы догадались?», но по дороге домой поспешили бы выбросить его в помойку. Стикни же, напротив…
Если у Генри и не выступила пена на губах, он был весьма к этому близок. Когда он наконец обрел дар речи, его манеру можно было назвать не иначе как лихорадочной.
— Перестань
— Конечно, если ты хочешь.
— Стикни должен мне тысячу фунтов.
— Ты получишь их сразу по его возвращении. Уверен, он вернется, как только в полях забелеют маргаритки.[129]
— Они нужны мне сейчас. Я идиот. Надо было забрать деньги вчера вечером.
— Из-за чего такая спешка?
— Из-за того, что, вернувшись, он застанет в доме пристава.
Алджи должным образом изумился.
— Пристава? Судебного исполнителя?
— Да. По поводу денег, которые я должен Даффу и Троттеру.
Алджи нахмурился.
— Это очень плохо, Генри.
— Хуже некуда. Стикни обещал купить дом…
— Да неужели? От всей души поздравляю!
— …но мы еще не обсуждали условий. Когда он увидит пристава, то собьет цену на десять тысяч фунтов.
— А зачем ему дом?
— Это обитель его предков. Он — вроде как дальний родственник. Некий Стикни женился на некой Параден. Он прислал мне генеалогическое древо, которое сам составил. Поэтому я его и пригласил.
— Тогда ты можешь торговаться.
— Мог бы; если бы не этот чертов пристав. Возможно, Стикни все равно решит купить дом, но что мне за радость, если я отдам его почти даром? Келли говорит, когда надо торговаться, Уэнделл прижимист, как черт, и эта история с приставом ему как раз на руку. Алджи, что мне
В начале разговора Алджи вылез из гамака, решив, что так будет вежливее. Теперь он в задумчивости ходил взад-вперед.
— Что за человек этот твой пристав? Приличный?
— Что значит «приличный»?
— Может сойти за гостя? Генри вздрогнул
— Мне это в голову не пришло! Да, с лица он страшноват, но речь грамотная.
— Тогда все просто. Представишь его как моего друга.
— С ума сойти!
— Полагаю, ты все больше и больше радуешься, что уговорил меня пожить в Эшби-холле.
— А он согласится?
— Конечно.
— Наверное, надо предложить ему десятку.
— Предложи.
— У меня нет десятки.
— Ладно, я поговорю с ним и, если потребуется, пообещаю чаевые чуть позже. Не тревожься. Я сумею его обработать.
Генри от полноты чувств похлопал племянника по спине — заметный прогресс, если вспомнить, что прежде он тыкал его под ребра.
— Алджи, беру назад все свои прежние слова, что ты паразит, чума и наказание Господне.
— И зараза?
— И зараза. Я по-прежнему думаю, что ты должен найти работу и сам заботиться о пропитании, однако сейчас ты по-настоящему меня выручил. Только одно, — сказал Генри, когда они входили в дом, — мне придется посвятить Келли в наш план. Она видела, как пристав вручил мне бумаги. Ты со мной?
— Нет, пойду искупаюсь.
— Иди, купайся, — сказал Генри. — Самое милое дело в такую жару.
Келли в гостиной ставила пластинку. Генри, не теряя времени, ввел ее в курс дела.
— Келли!
— Да, милый?
— Пристав.
— Я сама из-за него извелась.
— Не волнуйся, все уладилось.
— Ты убил его и спрятал тело в западном флигеле?
— Ничуть не хуже. Вот сценарий. Уэнделл уехал в Лондон на аукцион «Сотби».
— То-то я его нигде не вижу.
— Когда он вернется, я представлю пристава как друга Алджи. Это все Алджи придумал. Обещал уговорить пристава, и я не сомневаюсь, уговорит. Он как-то уговорил меня вложить триста фунтов в его пьесу. Ну, нравится тебе этот план? — обеспокоено спросил он, не видя на ее лице ожидаемого проблеска радости. Лицо оставалось мрачным и напряженным. В юности на утренних спектаклях Генри видел такое выражение у целого зрительного зала, и сейчас расстроился.
Келли заметила его тревогу и поспешила бы ее развеять, не будь ситуация настолько серьезна.
— Нет, милый, не нравится, — сказала она. — По-моему, полная чушь. У нас на обед утка.
Генри нашел ее слова загадочными.