l:href='#n_36' type='note'>[36] Лейла Йорк, которая сыпала разными словечками, нимало не заботясь о степени их уместности, — эта самая Лейла Йорк преподносила себя газетчикам в наилучшем виде. Сразу же давая им почувствовать себя непринужденно, — хотя в случае с Долли это было, в общем, излишне, — она получала восхищенные отзывы, ибо понимала, как добрый человек, что не вина детишек, родившихся от внебрачных связей, если редакторы заставляют их превращаться в полипа. Когда она сама в свое время распускала нюни в газете, ей часто приходилось брать интервью, так что она способна была отнестись к репортерам с полным сочувствием.
В Долли она и вовсе обнаружила родственную душу. О лучике света в жизни Мыльного Моллоя некоторые высказывались очень нелестно. Макаку Твиста, открывшего дело под названием «Дж. Шерингем Эдер, частные расследования», просто разбирала нелегкая, стоило кому-то упомянуть ее имя — но Долли, бесспорно, была замечательной собеседницей, и Лейла Йорк очень быстро к ней расположилась. Они неспешно бродили по небольшому палисаднику, разбитому вокруг «Приусадебного мирка», общаясь, как две институтские подружки, и мисс Йорк была совершенно покорена отношением этой умненькой девушки к тому крутому развороту, который она наметила в своем нелегком ремесле.
— Надо двигать и двигать вперед культуру, — говорила Долли, — нельзя же всю жизнь крутить одну шарманку. Вот я вам сейчас расскажу об одном… — Тут она замешкалась. Приготовившись уже было сказать «знакомом», она вовремя почувствовала, что благоразумнее будет применить другую синтаксическую модель, — об одном человеке, в газете ведь перезнакомишься со всем на свете. Звали его Мак Джи Верняк, и у него были свои дела в Цицеро, это рядом с Чикаго. Тряс бензоколонки с аптеками, вроде бы на сыр и масло хватало, и какое-то время жил себе тихо и спокойно. А потом вдруг однажды утром проснулся и сказал: «Все, с мелочевкой завязываю! Пора выбираться из болота. Нужно придумать что-нибудь посолиднее». И тогда он просто взял, пошел и опустил банк, а потом уже никогда не стоял на одном месте. Собрал себе братву, и сейчас — один из самых грамотных бригадиров в графстве Кук. Я точно знаю, мне рассказывали, — поспешно добавила она, — что у него одних костюмов пятьдесят семь штук, все на шелковой подкладке и по заказу сшитые, и каждый день он надевает новую пару обуви. Так что решайте сами. Усилия даром не проходят.
Лейла Йорк сказала, что, как ей кажется, у Горацио Олджера[37] есть рассказы с очень схожим сюжетом. «Точно не знаю», — отвечала ей Долли, объяснив при этом, что она Горацио Олджера только перелистала.
— Неважно, вы меня поняли. Сейчас вы точно в таком же положении. Для девушки с высоких гор, как поется в песне, вы побили все рекорды, но вот пришло время, и вы поняли, что надо показать им, на что вы способны, если возьметесь за ум и будете работать по-крупному. Так что чешите вперед, дорогая, и не оглядывайтесь, а если кто-то там расквакается, гоните его ко всем чертям.
Слова эти до такой степени совпадали с чувствами, которые испытывала Лейла Йорк, что она светло и радостно оглядела свою гостью и с легкой душой позволила ей сфотографировать себя в дюжине разнообразных поз, хотя среди всех несносных черт интервью самыми невыносимыми для себя она считала просьбы облокотиться и улыбнуться. Освободившись от очередной позы (опершись о птичий бассейн,[38] она одухотворенно глядела через левое плечо) она заметила, что свинцовые небеса, до сих пор хранившие молчание, вдруг заговорили громко и прямо. Пророкотали раскаты грома, вспыхнула молния, и в манере, повсеместно насаждаемой Ниагарским водопадом, полил дождь.
Долли первой влетела в дом через распахнутое французское окно, поскольку находилась к нему ближе, а мгновением позже там же оказалась Лейла Йорк. За окном бушевала стихия.
— О, Англия, священная земля![39] — вскричала писательница.
— Да уж! — поддержала ее Долли. — Если кого дернет сюда приехать, то он долго не опомнится. В такой гнилой стране только концессию на зонтики покупать. Ну хорошо, уж если мы попали в дом, а в садик все равно не выйти, может, займемся съемкой прямо здесь? Слушайте, — протянула осененная идеей Долли, — а я ведь с удовольствием щелкнула бы пару снимочков у вас в спальне! Так, знаете, интимно… Не возражаете, если я слетаю наверх?
— Пожалуйста. Как подниметесь по лестнице, дверь налево.
— Я разберусь, — сказала Долли, и тут в дверь позвонили. Досадливо крякнув, поскольку она вновь ожидала увидеть на крыльце мистера Корнелиуса, Лейла Йорк пошла открывать. Долли, уже ступившая на лестницу в Эльдорадо, вдруг оцепенела на полушаге, ибо услыхала голос, перепутать который просто не могла.
— Мисс Йорк? — произнес голос— Не позволите ли зайти? Мне нужно поговорить с вами по очень важному делу. Я — миссис Александр Проссер.
На разных отрезках жизненного пути нам обязательно попадались и будут попадаться лица, новая встреча с которыми кажется излишней. Иногда для нас совершенно неприемлема их манера кашлять, иногда — чавкать, всасывая суп. Порой они напоминают нам родственников, которых мы очень надеемся забыть. Но не эти щекотливые причины вынуждали Долли чураться встречи с Миртл. Сознавая, что та продвигается в глубь дома, и с неизбежностью грядет сцена, ничего, помимо новых неприятностей, не сулящая, она стояла, прикованная ужасом к месту. Затем простые истины взяли свое, вернув ей обычную находчивость. Одним рывком она кинулась в гостиную, одним прыжком выпорхнула в стеклянную дверь, пронеслась через сад и перемахнула через ограду, отделявшую одно владение от другого.
В «Мирной гавани», если задняя дверь не заперта, Долли ожидало убежище, которому преступные элементы отводят весьма высокую роль.
Стоя перед зеркалом своей спальни и расчесывая рыжеватые волосы с необычной тщательностью, Джордж задавался вопросом, не придаст ли волосам капелька «Скальпо», — лосьона, что ласкает лоском, — то самое неуловимое свойство, которое изобличает в человеке настоящую породу. На нем был синий костюм в неразличимую для глаза полоску, а ботинки, ничем не напоминающие уставные, сияли светом, который Поэт написал бы, если бы был Художником,[40] и все потому, что он сумел отпроситься у начальства на этот вечер и теперь вел Дженнифер Тиббетт обедать, а потом — в театр. Поскольку подобная удача выпадала нечасто, на сердце у него было легко, а ко всему живому и тварному он относился с нежностью и благодушием. Случись сейчас взломщику ворваться в «Мирную гавань», он бы, пожалуй, налил ему стаканчик, предложил бутерброд с ветчиной и помог упаковать вещи.
В силу какого-то непостижимого совпадения, в тот самый момент, когда его посетила эта мысль, он вдруг проникся ощущением, что взломщику случилось-таки ворваться в «Мирную гавань». Внизу раздалось чье-то чихание, Фредди должен был вернуться из своего офиса не ранее чем через полчаса, и это означало, что чихалыцик мог быть только из разряда незваных гостей. Положив щеточку для волос на туалетный столик, он в очередной раз впитал в себя млеко незлобивости и, как учтивый хозяин, спустился в гостиную, где с немалым интересом обнаружил ту самую златовласую молодую особу, с которой накануне имел достопамятную беседу. Его преклонение перед могуществом Фредди в обращении с прекрасным полом усугубилось пуще прежнего. Где именно притаился источник колдовских чар кузена, он указать бы не смог, но не вызывало сомнений, что на девиц он действовал, словно кошачья мята на кошек. Эта девушка, находясь во власти мощного притяжения, судя по всему, не могла провести без него и дня. Мотылек и свечка, мелькнуло у Джорджа.
— А, здравствуйте, — сказал он. — Опять к нам? Соскучились по Фредди? Он скоро должен вернуться. Подождите здесь, а?
— Ладно уж, если не возражаете, — ответила Долли, справляясь с дрожью, в которую всякий раз вгоняло ее появление полиции. Приглядевшись, она с некоторым изумлением заметила прекрасный костюм, изящный галстук и начищенные ботинки. — Извиняюсь, что спрашиваю, — сказала она, — а в кого вы так вырядились?
— В джентльмена английского, обыкновенного. Я не при исполнении.
— Вот это — другое дело, — сказала Долли, вздохнув свободнее. — Я имела в виду — для вас.
— Да, полезно иногда сбежать от этой тягомотины. Передышка рано или поздно необходима, иначе станок пойдет на свалку. Спросите любого уважающего себя медика на Харли-стрит.
— А убийствами есть кому заняться?
