— Ну, здесь еще куча других ребят. Они и без меня управятся. Вот это да! — воскликнул Джордж, совершая открытие, которое Шерлок Холмс, со всей очевидностью, и Скотланд Ярд, с большой долей вероятности, совершили бы несколько раньше. — Вы же промокли!
Наблюдение было безукоризненное. Путь от «Приусадебного мирка» в «Мирную гавань», как бы ни был он краток, все же достаточно долог для того, чтобы дождь успел сделать свое дело, а Долли затянула пребывание под ним на несколько нерасчетных секунд, поскольку упала, перелезая через забор. Джорджу, тяготевшему к безыскусным метафорам, пришло на ум, что напоминает она крысу-утопленницу; и, погрешив против такта, решил сообщить об этом. Долли тут же ощерилась.
— Сам ты крыса, голова — два уха, — твердо сказала она. — Ишь, кинозвезда выискалась! Да тобой только людей пугать.
— Ну-ну, хорошо, если вы настаиваете, — сказал Джордж. — Вы правы. А теперь, если не хотите подцепить какой-нибудь мерзкий насморк, вам бы лучше переодеться.
— Во что это?
— Так-так, об этом я не подумал… Во что, значит, вам переодеться? А, понял! — с чувством воскликнул Джордж. — Сгоняйте наверх к Фредди и позаимствуйте его пижаму. Я бы и свою предложил, да она вам не подойдет. Имеется и широкий выбор домашних тапочек… Пойдемте, я вам все покажу. Так, пожалуйста, — произнес он чуть погодя, — пижамы и домашние тапочки, все как обещано. А эта экипировка к вашему уходу успеет полностью просохнуть. Есть ли у вас еще какие-нибудь просьбы и пожелания?
— Ничего, если я себе кофе сварю?
— Решительно ничего. У нас тут царство свободы. Все необходимое найдете на кухне. А мне пора, иду обедать со своей невестой, — добавил Джордж и, любезно улыбаясь, ускользнул, чувствуя себя настоящим бойскаутом. Совершив небольшой добрый поступок, он припустил завершающий мазок в ту картину безбрежного счастья, которая водворялась в его голове каждый раз, когда он отправлялся смотреть, как мисс Дженнифер Тиббетт ест баранью отбивную с картофельным пюре. Он чувствовал себя более достойным ее руки.
Уход его оставил Долли наедине с противоречивыми ощущениями. Джордж ей нравился, он был занятным собеседником, но она не могла забыть, что при всей своей обходительности и непринужденной манере речи он служил этому жуткому Закону. Прознай он о подробностях ее пребывания в доме Проссеров, он, ни секунды не колеблясь, сцапал бы ее за шкирку и призвал бы своих не менее неумолимых коллег, чтобы те заковали ее в кандалы. А значит, к лучшему, что они расстались. Да, говорить он лих, поистине — язык без костей; но вместе с тем она избавилась от гадкого чувства, будто по ее позвоночнику вверх и вниз шастает полчище сороконожек, которое всегда набрасывалось на нее, стоило ей перекинуться парой слов с представителями правопорядка.
Долго не мешкая, она сбросила мокрое платье, окунулась в нечто бесформенное, служившее Фредди пижамой, и пребывала в достаточно сносном расположении духа, когда спустилась в кухню сварить себе оговоренную чашку кофе. Конечно, она трепетала, коль скоро была так близка к предмету своих чаяний и лишилась его по прихоти сверхъестественных сил, но философская ее натура чуралась уныния и в любом положении умела разглядеть светлую сторону. Да, как ни крути, она осталась без драгоценностей — а ведь это, говорить нечего, гадость, каких мало; зато она могла утешать себя тем, что не засветилась, хотя в какой-то момент все к тому шло.
Однако она отнюдь не мечтала рассказать Мыльному о крахе третьей экспедиции. Он ее пожалеет, он сделает все, что должен любящий супруг, но не сможет притвориться спокойным. «За что нам теперь хвататься?» — спросит он, а в ответ наверняка услышит, что будь она трижды проклята, если она это знает. У нее возникало то самое ощущение, которое возникнет и у него: задействованы все лазейки, испробованы любые средства. Она не в состоянии до бесконечности рождать великие идеи, а за Мыльным, когда он не занимался продажей нефтяных акций, этого вообще не водилось.
Пока она таким образом бередила душу, потягивая кофе и смакуя нелегкие думы насчет Миртл Проссер, которую бы с превеликим наслаждением заставила опустить ноги в чан с расплавленным свинцом, Фредди, выйдя из вагона пригородного поезда 6.03, прибывающего в Вэлли Филдс 6.24, направился в сторону «Мирной гавани».
Дождь перестал, чему нельзя было не порадоваться, поскольку утром он не захватил с собой зонтика, и даже соображение о том, что благодаря сегодняшнему отсутствию Джорджа обед ему придется готовить самому, не способно было вывести из bien etre.[41] Салли его любит, боковые карманы вскоре будет топорщить славная сумма в десять тысяч фунтов, а что до обеда, то всегда оставались сардины. Сказать, что при повороте замочного ключа из уст его лилась песня, было бы, в сущности, не слишком большой натяжкой.
Более того, песня лилась, как обнаружил он, едва переступив порог, из чьих-то уст в самой «Гавани», а уста эти, видимо, находились на кухне, поскольку, вешая шляпу, он услыхал размеренное исполнение одной из популярных баллад, доносившееся из соответствующей части дома. Это было достаточно странно. По его расчетам, кузен Джордж, гонимый в направлении Лондона ветром любви, должен был давным-давно сняться с якоря. Другой же смущавший его аспект пения заключался в том, что Джордж сменил свой приятный баритон на высоченное сопрано.
Пение прекратилось. Долли прибегла к нему лишь затем, чтобы немного прийти в себя, и цели своей достигла. Покончив с мытьем кофейной чашечки и ножа, которым она отрезала кусочек кекса с тминной начинкой, она вошла в гостиную, где побудила Фредди пережить то самое ощущение, какое испытал Макбет, увидев дух Банко,[42] или человек, ступивший на дымящийся динамит. В те дни, когда Салли не стала еще средоточием его мятущихся страстей, Фредди частенько приходилось сталкиваться с девушками, которые выныривали в самые непредвиденные мгновения в самых неожиданных местах, но он ни разу не видывал, чтобы они были одеты в его домашние пижамы. Это же касалось и вовсе незнакомых дам, что лишь усугубляло печальное удивление.
Но когда Долли почувствовала, что лучше начать беседу самой, и произнесла: «Привет, Виджен! Ну, как дела?», он узнал в ней жену своего благодетеля. Испытав мимолетную досаду на то, что эта женщина раз за разом вторгается в его жизнь, словно семейное привидение, он напомнил себе, что она состоит в браке с человеком, который направил его по стезе, устремленной к изобилию, а потому ей нельзя и намекнуть, что ее присутствию не рады. Водворив на место сердце, бившееся о стенку желудка, он промолвил:
— Здравствуйте. Вот вы где!
— Приятно снова увидеться.
— Спасибо, что забрели. Убийственная погодка, а?
— Не говорите.
— Хотя сейчас вроде бы немного получше.
— Это хорошо.
— Дождик перестал.
— Наверное просто силы копит.
— Скорее всего. Чайку не хотите?
— Я уже кофе попила.
— Выпейте еще чашечку.
— Нет, спасибо. Знаете, я чувствую, что должна объяснить вам, как меня сюда занесло.
— Ни в коем случае! Окажетесь рядом — заходите в любое время.
— Вот именно, я как раз оказалась… рядом. А потом налетел этот ливень, я вся насквозь промокла, ну и кинулась сюда.
— Ясно. Как бы в поисках убежища?
— Точно. Что же мне, ума не хватит от дождя спрятаться, ха-ха!
— Ха-ха! — вторил ей Фредди, но как-то не жизнерадостно. Он в очередной раз представил себе, что может начаться, стоит только Салли краешком глаза взглянуть на происходящее.
— Я надела на время вашу пижамку. Если бы стала разгуливать в мокром платье, могла бы схватить простуду.
— Да-да. Или пневмонию.
— Вы не расстроились?
