Искать наугад человека среди миллионов, что и говорить, привлекательно. Я вел свои расследования, тычась вслепую всё утро и весь день, но следов Огдена или его дружка не обнаружил. Утешался я только тем, что и Ловкач Сэм, скорее всего, тоже не добился успеха.
К вечеру встал вопрос о возвращении в Сэнстед. Мистер Эбни не определил точно временных границ поездки, но и не поставил условия возвращаться только с беглецами, и я решил, что, пожалуй, мне лучше подзадержаться в Лондоне хотя бы еще на одну ночь. Я зашел на ближайшую почту отправить мистеру Эбни телеграмму. Пока я писал её, проблема, ставившая меня в тупик уже двадцать четыре часа, вдруг сама собой разрешилась. То ли с отъезда померкли мои дедуктивные способности, то ли они всегда были ниже нормы, не знаю. Но факт остается фактом. Я совершенно проглядел очевидное. Наверное, я настолько сосредоточился на Золотце, что совершенно упустил из виду Огастеса Бэкфорда. Теперь же мне пришло в голову, что, порасспросив в его доме, я узнаю что-нибудь полезное. Мальчик вроде Огастеса не станет сбегать из школы без причин. Возможно, в его родительском доме сегодня какая-то вечеринка, и на ней (как он решил, подстрекаемый необузданным Золотцем), без него не обойдутся.
Дом его я знал прекрасно. В те дни, когда мы с лордом Маунтри учились в Оксфорде, я частенько там бывал. С тех пор как я уехал за границу, я мало общался с этой семьей. Теперь настало время возобновить знакомство. Я махнул такси.
Дедуктивные рассуждения не подвели меня. У дома был расстелен красный ковер, изнутри доносились звуки музыки.
Леди Роксэм, мать Маунтри и исчезнувшего Огастеса, была одной из тех женщин, которые все обстоятельства принимают как должное. При виде меня она не выказала ни малейшего удивления.
— Как любезно, что вы пришли навестить нас, — приветствовала она меня. — Кто-то говорил, что вы как будто за границей. А Тэд на юге Франции, плавает на яхте. Огастес здесь. Мистер Эбни, его директор, позволил ему приехать на сутки.
Я понял, что Огастес ведет смелую игру. За этим лихим враньем я разглядел руку Огдена.
— Ну, Сибил вы вряд ли помните. Она была совсем ребенком, когда вы приезжали к нам в последний раз. Сегодня у нее день рождения, и мы устроили прием.
— Могу я чем-то помочь?
— Пожалуйста, проходите. Все будут вам рады.
Я сильно в этом сомневался, но вошел. Танцы только что кончились. В мою сторону, не торопясь, весело двигался в строгом итонском костюмчике беглый Огастес, а по пятам за ним, с пресыщенным видом человека, которому любые правила отравляют удовольствия жизни, плелся Золотце. Увидели они меня одновременно. Эффект моего появления служил яркой иллюстрацией их характеров. Огастес покраснел, как свекла, и уставился на меня взглядом, полным ужаса. Золотце подмигнул мне. Огастес, заколебавшись, едва передвигал ноги, а Золотце подошел смело и приветствовал меня как старого друга:
— Привет! Как это вы сюда попали? Слушайте-ка, я пытался дозвониться до вас и всё объяснить. Я так дергался с приезда в Лондон.
— Ты, маленький поганец!
Мой сверкающий взгляд, миновав его, упал на достопочтенного Огастеса Бэкфорда, отчего виновато подпрыгнул. Золотце оглянулся через плечо.
— Думаю, он нам ни к чему, если мы хотим обсудить наше дельце. Пойду скажу ему, пусть топает отсюда.
— Ничего подобного ты не скажешь. Я не намерен упускать из виду ни одного из вас.
— О, да с ним всё в порядке! Вам не стоит переживать из-за него. Он завтра так и так вернется в школу. Он сбежал, чтобы на этой вечеринке побыть. Пусть уж повеселится, раз здесь. Я договорюсь с ним, что вы встретитесь после концерта.
Огден подошел к своему дружку, поговорил с ним, и Огастес умчался к другим гостям. Вот она, жизнерадостность юности. Уже через минуту он беззаботно танцевал тустеп. Будущее со всеми его грозами начисто улетучилось у него из головы.
— Всё в порядке, — сообщил Золотце, возвращаясь. — Он пообещал, что не удерет. Найдете его где-нибудь поблизости. Теперь можем и поговорить.
— Не хочется посягать на твое драгоценное время, — отрезал я. Небрежность этого дьяволенка невыносимо раздражала меня. Я для него не больший авторитет, чем пальма в горшке, к которой он прислонился!
— Ничего, всё нормально. Для него всегда всё нормально.
— Мне такие вечеринки не нравятся. Я и пришел только потому, что Бэк упросил. А вообще, танцы меня утомляют, так что пойдем куда-нибудь, посидим, поговорим.
У меня возникло чувство, что детский праздник — самое для меня подходящее место. Сэм Фишер обходился со мной как с ребенком, а теперь и Золотце. То, что я вполне дееспособный человек, которому идет уже тридцать первый год, что недавно я едва спасся от смерти и у меня за плечами безнадежная любовь, не производило на него ни малейшего впечатления.
Я покорно последовал за своим спутником в укромное местечко. Развалившись в кресле, Огден закинул нога на ногу.
— Сигаретка найдется?
— У меня нет сигареты, но даже если б и была, я бы тебе не дал.
Он кинул на меня снисходительный взгляд.
— Хандрите, э? Весь какой-то дерганый. В чем проблема? Злитесь, что я не поехал к вам на квартиру? Так я всё объясню.
— Буду рад послушать.
— А всё получилось так. Я вдруг подумал, что плюс минус денек — значения не имеет. Раз уж я тут, в Лондоне, могу и повеселиться немножко, а потом уж уехать. Я предложил Бэку смотаться в Лондон, ему идейка пришлась по душе. Выяснилось, что он и на машине-то всего разок катался. Нет, представляете? А у меня есть собственная с малолетства. Ну, и, естественно, мне захотелось устроить ему увеселительную прогулку. На это деньги и ушли.
— Все?
— Само собой. У меня два доллара осталось. Мы же не только катались, есть тоже надо. Слушайте- ка, этот Бэкфорд жрет, как слон, за уши не оттянешь. Все из-за того, что он не курит. Вот у меня совсем не тот аппетит, что раньше. М-да. Ладно, все. Выкладывайте денежки, и я завтра же отправлюсь. А уж ма обалдеет, подумать жутко.
— Ты к ней не приедешь. Завтра мы возвращаемся в школу.
— Что такое? — он недоверчиво посмотрел на меня. — В школу?
— Я переменил планы.
— Не поеду я ни в какую школу! А вы не посмеете везти меня силой. Что с вами будет, если я выложу старому пустозвону про нашу сделку? Про то, как вы сунули мне деньги, а?
— Говори, что хочешь. Он тебе не поверит.
Огден подумал, истина дошла до него. Самодовольное выражение слетело у него с лица.
— Вы, что, спятили? Сами отсылаете меня в Лондон, а не успел приехать, тянете обратно. Прям устал от вас.
Конечно, что-то в его доводах было. Крутая перемена моих намерений, разумеется, представлялась ему необъяснимой. И я, чудом отыскав его, был склонен проявить великодушие. Я смягчился.
— Огден, — сердечно начал я, — хватит с нас детской вечеринки. Тебе скучно, а меня, если я еще здесь задержусь на полчаса, попросят развлекать народ комическими куплетами. Мы с тобой люди светские. Забирай-ка свою шляпу и пальто, и я отвезу тебя в театр. А дела обсудим позже, за ужином.
Мрачность на его лице растворилась в радостной улыбке.
— Вот теперь дело говорите! — весело воскликнул он.
И мы украдкой проскользнули за шляпами, как лучшие друзья. Записку для Огастеса с просьбой прийти на вокзал Ватерлоо в десять минут первого завтра я оставил дворецкому. Мои методы отличала, конечно, определенная неформальность, которую мистер Эбни вряд ли одобрил бы, но я чувствовал, что могу положиться на Огастеса. Добротой многого можно добиться. К тому времени, как занавес после мюзикла упал, между нами царил полный мир. Ужин скрепил нашу дружбу, и ко мне мы ехали в самых
