отличных отношениях. Полчаса спустя Огден похрапывал в гостевой комнате, а я умиротворенно курил перед камином.
Я не просидел и пяти минут, как в дверь позвонили. Смит уже лег, так что я подошел к двери сам и обнаружил на коврике у порога мистера Фишера.
Благожелательность ко всем живым созданиям, плод удачи с Золотцем, распространилась и на Сэма. Я пригласил его войти.
— Ну, — спросил я, угостив его сигарой и наполнив бокал, — как делишки, мистер Фишер? Удача улыбнулась вам?
— Молодой человек, — укоризненно покачал он головой, — вы такой хитрый. Да, нужно отдать вам должное. Я вас недооценивал. Вы очень и очень ловки.
— Похвала от самого Ловкача Фишера очень ценна. Но с чего вдруг эти щедрые комплименты?
— Вы обставили меня, молодой человек. Вы плели мне, что Золотце пропал, а я и купился. Как младенец!
Он сбил пепел с сигары, явственно страдая.
— Не надо упорствовать, сынок. Я случайно оказался в трех ярдах от вас, когда вы вместе с ним садились в такси на Шефтсбери-авеню.
— Ну, в таком случае, — рассмеялся я, — пусть между нами не будет секретов. Он спит в соседней комнате.
Сэм серьезно наклонился вперед и постукал меня по колену.
— Молодой человек, момент критический. Именно теперь, если не проявите осторожности, вы можете загубить превосходную работу. Если заважничаете, загордитесь, станете думать «раз я побеждал до сих пор, то и дальше буду править бал». Уж поверьте мне, самое трудное впереди. Именно сейчас вам требуется опытный человек. Включите в игру меня и предоставьте вести переговоры со стариком Фордом. Вы только всё испортите. Я уже десятки раз это проделывал и знаю, как действовать. Вы не пожалеете, что взяли меня партнером. Сами не потеряете ни цента. Я сумею выудить у него вдвое больше, а вы вообще можете все сорвать. Ни гроша не получите.
— Очень любезно с вашей стороны, но никаких переговоров с мистером Фордом не будет. Я отвезу мальчика обратно в Сэнстед, как уже говорил вам. — Я поймал его полный муки взгляд. — Вы что, не верите мне?
Не отвечая, он затянулся сигарой.
Есть такая слабость у человека — ему хочется убедить сомневающихся в нем, пусть даже мнение их совсем для него неважно. Я вспомнил, что в кармане у меня лежит письмо от Синтии и, вынув его в качестве вещественного доказательства, прочитал Сэму. Тот очень внимательно слушал.
— Понятно, — обронил он, — А кто писал?
— Неважно. Одна моя приятельница. Я сунул письмо обратно в карман.
— Я намеревался отправить Огдена в Монако, но переменил планы. Вмешались другие соображения.
— Какие же?
— Можно бы назвать их совестью, если вы знаете это слово.
— Вы, что же, и вправду хотите отвезти его обратно в школу?
— Да.
— Что ж, тогда поедем обратно. Хотя я надеялся, что уже больше никогда не увижу этого места. Английские деревни, может, летом и хороши, но зимой подавай мне Лондон. Однако, — покорно вздохнув, он поднялся с кресла, — попрощаемся до завтра. Каким поездом едете?
— У вас хватит наглости вернуться в Сэнстед? — опешил я.
— А вы что, тешитесь мыслишкой разоблачить меня перед мистером Эбни? И думать забудьте, молодой человек, Оба мы не без греха, так что не будем кидать камень в ближнего. Да к тому же, разве он поверит? Какие у вас доказательства?
Довод этот я считал достаточно веским, когда сам приводил его Золотцу. А теперь, когда его использовали против меня, еще больше убедился в его основательности. Руки у меня были связаны.
— Значит, завтра, — продолжил Сэм. — После маленькой увеселительной прогулки в Лондон мы снова заживем тихой провинциальной жизнью.
Он рассиялся улыбками.
— Что ж, и в тихой провинциальной жизни есть свой интерес. Думаю, скучать нам не придется.
И я ему поверил.
Глава XI
Учитывая самые разные помехи (простуда, страх за Золотце, благоговение перед аристократией), с ситуацией мистер Эбни справился просто артистично. Ни о каком физическом наказании и речи быть не могло, особенно применительно к Золотцу, который наверняка отомстил бы новым набегом на окна, и мистер Эбни был вынужден положиться на свое ораторское искусство. Пустил он его в ход настолько успешно, что когда закончил речь, Огастес рыдал в голос и был так подавлен, что целых три дня не задал никому ни единого вопроса.
Одним из последствий этого приключения было то, что кровать Огдена переставили в комнатушку, примыкающую к моей. Это помещение первоначально мыслилось как гардеробная, а при правлении мистера Эбни его стали использовать как склад. Стояли там и мои коробки, и чемодан Глоссопа. Замечательное местечко для мальчика, за которым в любую ночь могут вломиться похитители. Окно было совсем маленькое, человеку в него не пролезть, единственный вход — через мою комнату. Ночью, во всяком случае, безопасность Золотцу была гарантирована.
Любопытство мальчишек, к счастью, недолговечно. Их активный ум живет в настоящем. Всего несколько дней, и треволнения, вызванные набегом Бака и исчезновением Золотца, улеглись. Неделя — и оба эпизода перестали служить темой разговоров, жизнь школы вернулась в нормальную колею.
Для меня, однако, наступила пора беспокойств. Моя жизнь последние пять лет протекала ровно и гладко, и теперь, когда меня кидало и бросало на бурных стремнинах, я был вконец сбит с толку. Сложность положения усугубляла та странность, что в моем мирке, маленьком мирке Сэнстеда, оказалась всего одна женщина, да к тому же — та самая, которой мне как раз следовало всячески избегать.
Мои чувства к Синтии не поддавались никакому анализу. Иногда я цеплялся за воспоминания о ней, и она представлялась мне прочным и безопасным оплотом в мире хаоса. В иные минуты она давила на меня тяжким бременем. Случались дни, когда я готов был бросить борьбу и плыть по течению, и дни, когда я отвоевывал дюйм за дюймом. Но с каждым новым днем мое положение становилось безнадежнее.
Иногда, лежа ночами без сна, я убеждал себя, что если бы только я мог увидеть или хотя бы услышать что-то от Синтии, бороться было бы легче. Именно её бесследное исчезновение делало всё таким трудным. В моей борьбе мне никто не помогал.
И вот однажды утром, словно бы в ответ на мои сетования, от Синтии пришло письмо. Это меня поразило. Точно между нами имелась какая то телепатическая связь.
Письмецо было коротеньким, почти официальным.
«Мой дорогой Питер,
я хочу задать Вам вопрос. Сформулировать его я могу совсем коротко. Вот он: остались ли Ваши чувства прежними? Почему я об этом спрашиваю, объяснять не буду. Просто спрашиваю, и всё. Каким бы ни был ответ, он не повлияет на нашу дружбу, так что будьте вполне откровенны. Синтия».
Я тотчас сел писать ответ. Письмо, полученное именно в этот момент, да еще такого содержания, глубоко на меня подействовало.
Словно подоспело нежданное подкрепление в почти проигранной битве, оно подпитало мою
