отступила.
— Она тоже нуждается в тебе.
Тупое отчаяние наползало на меня. Меня придавило предчувствие провала. Я сразился со своей совестью, с моим чувством долга, и сокрушил их. Но Одри снова поднимала их на борьбу со мной. Мое самообладание рухнуло.
— Одри! — закричал я. — Ради Бога! Неужели ты не понимаешь, что творишь? Нам дали второй шанс. Наше счастье снова в твоих руках. Зачем нам обрекать себя на горе? Важно одно — мы любим друг друга. Я ни за что тебя не оставлю!
Она молчала, опустив глаза. Во мне начала оживать надежда. Но когда она вскинула глаза, то посмотрела все тем же твердым взглядом, и сердце у меня снова ухнуло.
— Питер, я хочу кое в чем признаться тебе. Тогда ты поймешь, я думаю. Питер, я сражалась нечестно. Все эти недели, с нашей первой встречи, я старалась украсть тебя. Иначе и не скажешь. Я пускала в ход все самые скверные трюки, какие могла придумать, только бы отбить тебя у той девушки, ее тут не было, она не могла защититься. Я не думала о ней. Меня обуял эгоизм. А потом, после той ночи, когда ты уехал, я много передумала и будто очнулась. Я увидела, что за роль я играла. Но даже тогда я старалась убедить себя, что не причиняю никому зла. И даже твердила себе, что совершила прекрасный поступок. Раньше я считала, понимаешь, что ты увлекся миссис Форд, а миссис Форд я знаю. Если она и способна любить мужчину, то только мистера Форда, хотя они и разведены. Я знала, что она сделает тебя несчастным. Я убеждала себя, что я тебя спасаю. А теперь ты говоришь, что это не миссис Форд, а совсем другая девушка. Это всё меняет. Разве ты не понимаешь, что я не вправе позволить тебе бросить её? Ты стал бы презирать меня. Я буду чувствовать себя подлой, будто я воткнула ей нож в спину.
Я выдавил смех. Он гулким эхом отскочил от барьера, разделившего нас. В сердце своем я знал, что смехом барьер не разрушить.
— Ты же понимаешь, Питер? Ты должен.
— Ничего я не понимаю. По-моему, ты перенервничала. Я…
— Ты помнишь тот вечер в кабинете? — перебила меня Одри. — Мы разговаривали. Я рассказывала тебе, как я жила те пять лет.
— Помню.
— Так вот, каждое слово говорилось с одной целью… Даже паузы. Я старалась их сделать красноречивыми. Понимаешь, Питер, я знаю тебя. Знаю вдоль и поперек, потому что я тебя любила. Я знала, какой эффект произведут на тебя мои рассказы. Да нет, в них всё правда. Тут я была честной. Но, рассказывая, я преследовала низкие мотивы. Я играла на твоих чувствах. Я знала, какой ты добрый, знала, что ты будешь жалеть меня. Я специально создавала образ, который зацепил бы твою душу и убил память о той, другой. Я знала тебя, Питер, и знала хорошо. А потом я поступила еще хуже — притворилась, будто споткнулась в темноте. Мне хотелось, чтобы ты поймал и поддержал меня. Так ты и сделал. И… — Голос её сорвался. — Я рада, что призналась тебе во всем. От этого мне стало получше. Теперь ты понимаешь, что я чувствую?
Одри протянула руку.
— Прощай.
— Я ни за что не оставлю тебя, — упрямо повторил я.
— Прощай. — едва слышным шепотом повторила она. Я взял её за руку и притянул к себе.
— Никаких «прощай»! В мире для меня нет больше никого, кроме тебя. Я не откажусь от тебя ни за что.
— Питер, — слабо сопротивлялась она, — отпусти. Я прижал её еще теснее.
— Ни за что!
Тут на гравии послышалось шуршание шин. К нам подъезжал большой красный автомобиль. Я уронил руку Одри, она отступила и исчезла в кустах. Машина, замедлив ход, затормозила рядом со мной. Я увидел в салоне двух женщин: одну — темноволосую и красивую, вторую — миссис Дрэссилис.
Глава XVII
Мне не дали ни одной свободной минутки поудивляться, как это мать Синтии оказалась в «Сэнстед Хаусе». Ее спутница выскочила, не успела даже машина толком остановиться, и, схватив меня за руку, выпалила загадочные слова, сверля меня властным взглядом.
— Сколько бы он ни предлагал, даю вдвойне!
Она была рождена повелевать. Во всяком случае, у неё и в мыслях не мелькнуло сомнения, что мной командовать она может. Будь я тараканом, она не могла бы смотреть на меня с большим презрением и высокомерием. Глаза у нее были огромные, пламенные, ярко-карие. Когда я разглядел их, у меня впервые родились подозрения, кто она такая. Но к смыслу её слов ключа у меня всё равно не появилось.
— Значит, запомните, — продолжала она, — я даю вдвое, пусть даже это и миллион долларов.
— Боюсь, я вас не понимаю, — наконец удалось вставить мне.
Она нетерпеливо прищелкнула языком.
— Не к чему играть в таинственность. Эта леди — мой друг. Ей известно всё. Я попросила её поехать со мной. Я — миссис Элмер Форд. Я приехала сразу же, как только получила ваше письмо. По-моему, вы — самый низкий мерзавец, умудрившийся избежать тюрьмы, но сейчас это неважно. Мы здесь, чтобы обсудить сделку, мистер Фишер, так что давайте сразу и начнем.
Мне уже поднадоело, что меня вечно принимают за Ловкача Сэма.
— Я не Фишер.
И повернулся к машине.
— Вы можете назвать мое имя, миссис Дрэссилис? Та, широко раскрыв глаза, таращилась на меня.
— Как это вы тут очутились? Я всюду разыскивала вас, Питер, но никто…
Миссис Форд перебила подругу. По-видимому, она привыкла вести беседу, и ей все равно, как этого добиться.
Фигурально выражаясь, она прикончила миссис Дрэссилис одним махом, или, вернее, захлестнула её, как приливная волна, сметя все её речи.
— О-о, — ворвалась она в разговор, устремляя карие глаза на меня, теперь не так презрительно, но все же властно. — Извините за ошибку. Я приняла вас за подлого негодяя по имени Фишер. Надеюсь, вы простите меня. Мы договорились с ним встретиться на этом самом месте в это время, а потому, увидев вас, я и решила, что вы — это он.
— Я могу поговорить с вами наедине? — попросил я.
С людьми миссис Форд обращалась бесцеремонно. Когда дело касалось её собственных желаний, она принимала покорное согласие как само собой разумеющееся.
— Поезжайте к дому, Джарвис, — велела она шоферу. И миссис Дрэссилис умчали по дороге, не успела та опомниться.
— Итак?
— Бернс, — представился я.
— Теперь мне понятно, — протянула она. — Теперь я знаю, кто вы. — Она выдержала паузу. Я предвкушал, что она осыплет меня благодарностями за мою храбрую службу, но заговорила она совсем в иной тональности.
— Не могу понять, мистер Бернс, чего вы тут так долго тянули? Почему не выполнили просьбы Синтии? Уж, разумеется, за все эти месяцы… И в конце концов, допустили, чтобы этот мерзавец Фишер украл моего мальчика у вас из-под носа…
Она одарила меня взглядом, полным бездонного презрения. Я вспомнил все муки, какие претерпел в этом семестре ради ее сыночка, а косвенно — и ради нее, и почувствовал, что самое время высказаться.
— Разрешите рассказать, как это получилось — сказал я и, тщательно выбирая слова, обрисовал
