Именно эти слова произнес и я, когда мне предложили долю в спектакле. Готов признаться, что и я колебался вначале. Так, слегка. Всегда следует проявлять осмотрительность. Но как только мне рассказали сюжет…
— Это прелесть что такое! — вскричала Динти.
— Вот именно, — согласился и Простак, — прелесть! Я сразу увидел, что сюжет сногсшибательный. Значит, спектакль ждет сногсшибательный успех. Там есть и священник, и раввин, они ведут диалог, то один что-то скажет, то другой, слова так и летают. Один субъект убивает другого, но только это не он на самом деле убивает, а брат. И так далее, и тому подобное, то один говорит, то другой, слова так и летают, и вы переноситесь в Гонконг. Вместо эпизода в кабаре — роскошная сцена. Ну, блеск! Курильня опиума. Туда входит священник, только он теперь миссионер, и хочет ее закрыть, а герой кричит на него, возмущается и тэ дэ и тэ пэ. А героине станут больше сочувствовать, потому что мы вставим в пьесу ребенка. Потом, в последнем акте, все они попадают на небо и надевают крылья. Есть неплохая роль для Бога. Ничего подобного не бывало. Это будет грандиознейший спектакль! Хит! Ну так как насчет доли?
Оскар, проделав все возможное с левой бровью, переключился на правую и стал ее почесывать. Было очевидно, что он поддается. Да и кто бы не поддался красноречию Простака?
— Заняться театральным бизнесом? — раздумчиво выговорил он. — А что, забавно.
— Еще бы! Сплошной смех! — кинулась убеждать Динти. — Вы и представления не имеете, как это весело!
— А много это будет стоить?
— Да практически ничего, — заверил Простак. — Можете получить 25 процентов спектакля всего за тридцать тысяч долларов.
— За тридцать?
— За двадцать пять.
— За двадцать пять?
— За двадцать.
— За двадцать?
— Ну, за пятнадцать. Или, скажем, за десять.
— Но это уже, мистер Фричи, самая нижняя граница, — вклинилась Динти, ласково теребя его лацкан.
Оскар поскреб подбородок.
— Н-да, большие деньги…
— Да что вы! Это, считайте, даром. Только вы должны решать быстро, потому что за долей охотится масса народу. Понимаете, таков уж театральный бизнес. Тут нужно решать быстро.
— Абсолютно, — подтвердил Простак. — Р-раз — и готово. Тот, кто решает с ходу, приносит добычу домой. Да что там, был у нас один знакомый, который мог бы купить долю в «Мышьяке» но не думал на бегу. Вот и полюбуйтесь на него теперь. Стоит в очередях за супом. Таков уж шоу-бизнес.
Почесывать Оскару Фричи было больше нечего, и он пустился по второму кругу.
— Прямо… прямо… не знаю, что и сказать. Мне, конечно, в последнее время поднадоел отель…
— Еще бы! — сочувственно подхватила Динти. — Вы не того калибра человек, чтобы корпеть в отеле всю жизнь. Посмотрите хоть на мистера Фиппса.
Оскар посмотрел.
— Он бросил отель — и где он сейчас?
— А-ах! — воскликнул Простак, широко взмахнув рукой и опрокинув бокал гостя.
Оскар спохватился, что еще не чесал кончик носа, и поспешил наверстать упущенное.
— Я с радостью бы ушел из отеля и выложил Хемингуэю все, что я о нем думаю.
— Вот это боевой дух! — одобрила Динти. — За чем же дело?
— Боюсь.
— Другого шанса вам не подвернется. Сами потом пожалеете, что упустили.
— Да уж, — с чувством подтвердил Простак. — Могу себе представить. Когда вы вспомните о колоссальной, но упущенной возможности, вас переполнят самые горькие сожаления.
— Вас сгрызет раскаяние, — подхватила Динти.
— До самых косточек проест, — заметил и Простак. — Один скелет останется.
Оскар дрогнул. Кому понравится мысль, что остаток жизни ему суждено провести в тщетных сожалениях, грустя о том, что могло бы случится?
— Н-да, тут нужно помозговать…
— Думайте на бегу!
— Пьеса, говорите, хорошая?
— Грандиозная!
Оскар опять принялся за левое ухо. Линия обороны трещала по всем швам.
— Да, кое-что мне до смерти хочется выложить этому надутому задавале, — сообщил Фричи своей бессмертной душе.
— Пиши расписку, — бросил Простак Динти.
— О'кей, босс.
— Погодите! — взмолился Фричи. — Минуточку!
— В шоу-бизнесе ждать нельзя! Или сейчас же даете нам чек, или все отменяется. Даете?
— Я же еще не сказал, что согласен.
Динти улыбнулась самой ослепительной улыбкой. В ее манере проскользнуло нечто материнское. Так и чудилось, что не будь она занята выписыванием расписки, то погладила бы Оскара по голове.
— Вы только подумайте, мистер Фричи. Если заключите сделку, сегодня сможете пойти к мистеру Хемингуэю и выложить ему все.
— Да он уже в постели.
— Так вытащите его.
Оскар призадумался — а что, заманчивая мыслишка!
— Наверное, он вас беспощадно эксплуатирует?
— По двенадцать часов в день.
— Ой, ужас какой!
— Чудовищно! — подпел Простак. — А в театре вам совсем не придется работать. Сплошное развлечение. Мы — как одна счастливая семья. К тому же, — добавил он, — кто сказал, что мы должны ограничиться одним спектаклем? Мы можем поставить много других, когда этот пройдет по стране с оглушительным успехом. Да что там, мы станем крупнейшими продюсерами. Всех видов шоу… Давайте, я открою? — предложил Простак, ухватив чековую книжку, которую вытянул почти незаметно из кармана Оскара.
— Нет-нет. Я и сам могу.
— Вот вам чернила, вот все остальное. А вот ручка тети садовника. Чек выписывайте на меня, на Сирила Фиппса. С-и-р-и-л…
— А как ваше имя, мистер Фричи? — спросила Динти. — Как оно пишется?
— Оскар Фричи. Ф-р-и-ч-и. Но я еще окончательно не решил…
— Вот и расписка! — воскликнула Динти. — В ней написано, что вы дали мистеру Фиппсу десять тысяч долларов за долю в 25 процентов. Все правильно?
— Но… послушайте…
— Все абсолютно верно, — одобрил Простак. — Лучше быть не может. Теперь все, что требуется — выписать чек, а там — сплошное веселье.
— Вы считаете, нужно выписать?
— Разумеется, нужно. Это ведь захватывающая драма. Не для высоколобых, но и не для низколобых, а как раз для среднелобых. Один субъект убивает другого субъекта, и священник есть, и раввин, они беседуют, слова летают, и тэ дэ, и тэ пэ. Да, есть сад, входит мистер Хемингуэй… Ах! — Простак схватил чек.
— Осторожнее! — остерег Фричи, — Он еще влажный.
— Ничего, я его высушу!
