И вот теперь мы летим в места прежних битв… В низовьях Колымы задержались недолго осмотрели Петушки, бывшую базу Нижнеколымского оленеводческого совхоза (здесь снаряжался первый поход на Омолон) и вылетели из поселка Черский на восток, прямым рейсом В Билибино. Проплывает двуглавая Пантелеевская сопка, похожая на конус потухшего вулкана, гарь с мертвыми лиственницами. Ее разрезает точно по линейке узкая просека с бороздами, наполненными водой. Это трасса зимника Зеленый мыс — Билибино. Зеленый мыс рядом с Нижними Крестами (Черским). Здесь ворота в золотой Анюй. Северным морским путем летом сюда плывут грузы со всех концов страны. Зимой они уходят по обледенелому зимнику в Билибино. Сейчас земля оттаяла, и здесь не пройдет и вездеход налегке. Эта просека станет «дорогой жизни», когда колымский мороз скует болота и трясины.
Зимник прокладывают бульдозеры — расчищают просеку, тащат на буксире стальной угольник с чудовищной нагрузкой в двадцать — тридцать тонн. Позади остается утрамбованное снежное полотно. По нему уже идут сотни машин с грузом — «Зилы», «Уральцы», «Татры», «Колхиды». Бульдозеристы сдают трассу дорожникам. И семь месяцев, пока существует снежная дорога, люди сражаются со стихией — трасса зимника проходит в стране полярной ночи, пург и морозов. По снежной дороге, проложенной напрямик через безжизненную гарь, буреломы и дикие сопки, протаскивают за несколько месяцев двести пятьдесят тысяч тонн грузов — продовольствие, машины, строительные материалы для целого золотопромышленного района. Почище Джеклондоновского Чилькутского перевала!
Мимо иллюминаторов плывет стена крутых сопок с бесчисленными снежниками. Пырканайский хребет…
Среди острых гребней и вершин одинокими шатрами поднимаются столовые горы, похожие на трапеции. Это останцы древнего водораздельного плато, разрушенного временем. Прошли тысячелетия, и размытые плато превратились в ребристый, хребет. Ясно видны две его ступени: верхняя — высокогорная и нижняя — с волнистыми сопками, образующая борт широченной долины Малого Анюя.
Помните необыкновенную экспедицию Богдановича на Чукотку? Это он впервые пришел к выводу, что золото может скрываться на древнем водоразделе Северо-Анюйского хребта (Пырканай и Раучуанский) и в горах Чаунской губы, в зоне контактов гранитов с глинистыми и слюдистыми сланцами. Именно здесь, в этой контактной зоне, в долинах, рассекающих нижнюю ступень хребта, советские геологи нашли баснословные анюйские золотые россыпи. Это отлично видно с самолета. Анюйские прииски вытянулись золотой цепью у подножия высокогорной ступени древнего водораздела. Золото, так же как и в хребтах Колымы, скопилось в долинах прилегающих «покатей», в поясе интенсивного размыва и отложений.
Не сразу открыли богатства, погребенные в долинах. Началось все с олова. В тридцатые годы геологические экспедиции стали находить на севере Чукотки оловянные месторождения одно за другим. Многие из них оказались необыкновенно богатыми: мощные жилы, россыпи, огромные кристаллы касситерита, целые «оловянные сопки».
Очевидно, великий Яно-Колымский оловоносный пояс продолжался и в горах Чукотки. Подтверждали это и знаки золота, сопутствующие чукотским оловорудным месторождениям. Знакам золота не придавали значения — исследователей увлекло новое олово.
Мировые запасы олова ограниченны. Промышленные месторождения встречаются в немногих местах (в Индонезии, Китае, Корее). А тут, на Чукотской земле, яснее и яснее вырисовывалась необыкновенно богатая оловоносная провинция.
В Певеке были сформированы Чаун-Чукотское геологическое управление и несколько разведочных районов. Уже накануне войны геологи разведали запасы для первых оловорудных предприятий. Грянула война. На разведку и добычу олова — стратегического металла — бросили все средства, все людские резервы. Недалеко от Певека возникли рудники Валькумей, оловянные прииски — Красноармейский, Куйвивеем. Война порядком истощила запасы «белого металла» в стране. Чукотскому олову уделялось особое внимание. В низовьях Амгуэмы строится Иультинский оловорудный комбинат.
И тут многие «оловянные» партии стали находить все чаще и чаще обнадеживающие знаки золота. Чаун-Чукотским геологическим управлением руководил в ту пору Н. И. Чемоданов — молодой, энергичный геолог, почитатель Билибина. Он понял, что находки эти не случайны, и на свой страх и риск выделил часть средств для поисков золота. Это был смелый поступок. Олово — оборонный металл; отправляя партии на поиски золота, геолог рисковал своей головой.
О самовольных поисках прослышали в Магадане, и в, Певек направилось начальство, чтобы дать Чемоданову взбучку и нацелить-все усилия на поиски олова. В это время одна из «нелегальных» золотопоисковых партий геолога Василия Александровича Китаева не так далеко от Певека напала на след золота. Но ухватить большое золото пока не удавалось.
Сложилась драматическая ситуация. Начальство едет в Певек «снять голову» Чемоданову, молодой геолог ничем не может оправдать отвлечение средств, предназначенных на поиски оборонного металла. «Нелегальные» полевые партии выкладывают последние силы в поисках ускользающего металла.
И вдруг… накануне появления грозного гостя из Магадана небольшая разведочная бутара в партии Китаева на Ичувееме стала выдавать «сумасшедшее» золото. Промывальщики не верят глазам — пошли золотые самородки! На всю жизнь Китаев запомнил исторические минуты. Истомленные многодневными поисками, обросшие люди окружили волшебную деревянную колыбель. На обветренных, мозолистых ладонях поблескивает золото. Первое Большое золото Чукотки!
Началось всеобщее ликование. Работали как черти, все, кто был у бутары. Первыми чукотскими самородками наполнили доверху четушку из-под водки и прямо с бутары отправили с нарочным в Певек к Чемоданову. Всю ночь, при свете незаходящего солнца, посланец пробивался с драгоценной ношей в Певек, переплывая через студеные тундровые реки, преодолевая топкие низины, и все-таки пришел вовремя. Он успел вручить золотой подарок Чемоданову перед неотвратимым разговором.
Вместо объяснения Чемоданов, сдерживая волнение, поставил на письменный стол перед рассерженным начальством бутылочку, полную золотых самородков Ичувеема. Она-то и решила судьбу чукотского золота. Были отпущены средства, снаряжены золото-поисковые партии. Ошеломляющие открытия не заставили себя ждать.
На склонах Северо-Анюйского хребта, в бассейне реки Раучуа, в долине Кепэивеема геологи открыли богатейшую золотую россыпь. Они окрестили эту речку Гремучей, потому что она прогремела на всю Чукотку. В пятидесятые годы золотой след увел за перевалы Северо-Анюйского хребта. Были открыты баснословные россыпи Золотой страны Анюев.
На Ичувееме возник прииск «Комсомольский», на Гремучей — прииск имени XXII съезда, а на южных склонах Северо-Анюйского хребта — цепь приисков имени Билибина. Теперь чукотская золотоносная провинция охватывает огромную площадь бассейна Малого и Большого Анюев, Раучуа, Паляваам, Амгуэмы, Анадыря. Эта золотоносная провинция затмила былую славу легендарного Клондайка на Аляске. Предсказание Богдановича сбылось…
Приникаю к иллюминатору. Внизу — знакомые долины, заросшие редколесьем. Здесь, в корралях, мы принимали оленей для второго перегона на Омолон. О золоте тогда и не слыхивали.
— Идем на посадку. Билибино — столица Золотой страны Анюев!
Все вокруг кажется мне нереальным. Ходим по улицам многолюдного поселка, проложенным среди высоких лиственниц, — здесь стояли одинокие яранги нашего пастушеского стойбища. Переживаем вместе с болельщиками футбольный матч на стадионе. Стадион разбит среди чозениевых рощ на плоской террасе Капер-веема, там, где наши олени, взрыхляя девственный снег, лакомились опавшей листвой чозений. Бродим в долинах ближних приисков с наголо счищенным дерном, с пирамидами перемытой породы. Вокруг грохочут приборы, рычат гидропушки, промывая могучей струей валы золотоносного песка. Чавкают, как допотопные чудовища, пожирая гальку, огромные электрические драги. Ползают бульдозеры, сгребая пески. Мчатся куда-то машины.
Металлические эстакады заслоняют суровые чукотские сопки. Спускаемся в шахты, откуда бесконечные ленты транспортеров выносят золотоносные пески. Приземистые электрические бульдозеры, как стальные кроты, выгребают многометровые слои драгоценных песков, оставляя в глубине вечной мерзлоты подземные чертоги, сверкающие инеем.
Мы стали привыкать к жизни нового Севера. И все-таки, иногда я чувствую себя не в своей тарелке — человеком, внезапно проснувшимся после векового сна. Ксане легче. Она воспринимает Север
