Илья Новак
Из глубин
Без сомнения, доктор Хаоким был талантливым экспериментатором и лучшим из ныне практикующих врачей-гипнотизеров, но профессора Барнаби слегка раздражала его манера произносить восторженные монологи. Да еще дама на стуле сидела с застывшим взглядом и не шевелилась.
– Ведь уже поздно. Скажите, для чего вы меня позвали? – спросил Барнаби, и в ответ Хаоким, покачивая перед лицом дамы хрустальным колокольчиком на длинной серебряной цепочке, завел свою шарманку.
– Мою работу можно уподобить лозоходству по поверхности мозга. С этой лозой… – доктор качнул колокольчиком, – я не спеша двигаюсь через пустоши рассудка, я продираюсь сквозь вересковые заросли моральных запретов и забредаю в чащи генетической памяти. Под сенью шатра либидо я отдыхаю на берегу озера, в черных глубинах которого таится древнее чудовище Оно. В своих странствиях мне приходится плутать в каменных лабиринтах воспоминаний, пересекать патогенные зоны кошмаров, отдыхать в укромной долине первого сексуального опыта и барахтаться в прихотливых волнах океана случайных ассоциаций. И вот однажды я обнаружил, что на отдаленном и до сих пор никем не исследованном полюсе сознания есть, выражаясь метафорически, затерянная пустыня, совсем небольшая, и посреди нее озеро – даже не озеро, почти лужа. К моему удивлению, выяснилось, что такая пустыня с озерцом есть в сознании каждого человека. Несколько дней назад я впервые пересек эту пустыню и, опять-таки говоря метафорически, встал над озерцом. Его берега покрывала корка запекшихся нейронов, ограждая поверхность от любого вмешательства, а вода была чиста и прозрачна – казалось, лучи жаркого солнца, светящего из-под высоких черепных сводов, пронзают ее насквозь… однако, странное дело, я не видел дна. Озерцо было бездонным, и вместо своего отражения я разглядел лишь смутный образ, словно клуб белесого пара в сине-зеленой воде. Я повернул свою лозу, и тогда что-то поднялось из глубины. Поднялись слова… Думаю, сейчас я опять услышу то же самое, и это будет уже в четвертый раз. Вот. – И Хаоким качнул колокольчиком.
Звук оказался чистым, нежным, как первый солнечный луч, проникший под веки сквозь рассветную дрему. Дама на стуле закрыла глаза и, почти не шевеля губами, проговорила глухо, отрешенно, голосом, мало походившим на женский:
– Саба маал аиту: торджалаки инсталла анна гори дилукулум.
– Вот! – воскликнул Хаоким. – Вы слышали, друг мой? Опять то же самое, в четвертый раз! Они все говорят одно и то же! – Он вновь качнул колокольник, теперь резче – дама моргнула и пришла в себя.
– Вы свободны, дорогая. Нет-нет, платы не надо, сейчас я на отдыхе, это просто дружеская помощь. Сеанс прошел успешно, вечерняя мигрень отменяется.
Когда пациентка, с восторгом поблагодарив доктора, ушла, Барнаби задумчиво сказал:
– Да, вроде что-то знакомое, но… Потому вы и позвали меня?
– Конечно, дорогой мой! Каково? Вы знаток, вы лучший из лучших. Кому, как не вам, расшифровать это послание?
– Ну-ну, не преувеличивайте, – Барнаби даже порозовел от смущения. – М-да… Там было слово «приходят», а еще… что-то на датском и, кажется, на готском. Слово «красный» или даже так – «красном»… Но это же глупость! Неужто все ваши пациенты, когда вы подвергаете их гипнотическим манипуляциям и э… вторгаетесь в определенный отдел их мозга, произносят одну и ту же фразу?
– Все… – протянул Хаоким, нависая над Барнаби. Тощий великан и низенький толстячок, стоя рядом, выглядели, как единица и ноль. – Все! Однако же я не решусь утверждать столь категорично, так как, повторяю, обнаружил это недавно, уже когда мы приехали сюда, в коттеджи. То есть я услышал эту фразу пока что от четверых. Но интуиция подсказывает мне: при гипнотической стимуляции определенного рода я и впредь буду слышать все те же слова. Вы гуманитарий, филолог, знаток языков – вы переведете их?
– Пока что я разобрал лишь «красный» или «красном», «приходить» и еще, пожалуй, «семь».
– Но что это за язык?
– Это разные языки… Ну хорошо, попробуем. К счастью, я захватил в отпуск несколько словарей, собираясь готовиться к лекциям. Теперь они пригодятся.
– Так идемте! – обрадовался Хаоким, вешая цепочку с колокольчиком на свою тощую длинную шею.
Спустя всего пару минут пожилой профессор и пожилой доктор скорым шагом шли сквозь ночь от крошечного летнего домика Хаокима к несколько более вместительному жилищу Барнаби. Доктор был холост, а профессор приехал на отдых с женой, пятилетней дочерью и отцом – глубоким стариком. Как выяснилось по дороге, жена Барнаби уехала на длительную, с ночевкой, экскурсию в глубину острова. Дедушка с внучкой, скорее всего, уже спали.
– Нет, это чепуха, – говорил Барнаби, пытаясь угнаться за длинноногим спутником. – Подумайте сами, как такое может быть? Что это за слова, что за мантра такая, зашитая в мозг каждого человека?
– Может быть, пароль, включающий человеческий компьютер на самоуничтожение? – ухмыльнулся Хаоким.
– Нет-нет, решительно чепуха!
– Формально говоря – да, ведь все мои пациенты живы. «Приходят», «красном», «семь»… Непонятно. Но я ведь проверил уже четверых!
– И что же? Все они такие же отдыхающие, как и мы, ведь так? Люди примерно одного возраста, достатка, социального положения…
– К чему вы клоните? Как это связано?
– Не знаю, но тем не менее утверждаю: для полноты эксперимента вам необходимо подвергнуть внушению и дальнейшему исследованию других, отличающихся…
Барнаби не договорил, потому что Хаоким, крякнув, повернулся в сторону проходящего мимо молодого, загоревшего до черноты грека, который днем обычно сидел на складном стуле у берега и сдавал напрокат легкие пробковые лодочки.
