бочонку с ледяной водой. — Хотя большинство маленьких существ после знакомства со мной обыкновенно погибали. Дед мой, видите ли, любит охоту. Я не слишком хороший охотник, но все-таки это национальный спорт. С другой стороны, смерть — та же свобода… в каком-то смысле. Кажется, я сейчас сказал пошлость… Так что там снаружи, Алекс? Отчего гвалт?
— Цыган какой-то. С медведем. Медведь пляшет. Хотите взглянуть?
— Пожалуй. Тут все равно с развлечениями дела обстоят так себе…
Чадов соскочил с табурета, уступив место майору. Майор усмехнулся, отставил табурет в сторонку, поднялся на цыпочки и приник к стеклу. Представление во дворе было в самом разгаре. Сплясав трепака и «барыню», медведица демонстрировала гогочущим казакам «бытовые трагикомедии и драмы по желанию зрителя».
— Кажи, Жульета, дивчина як портки стирае?
Медведица низко нагибалась, подрагивая крошечным едва заметным хвостом, и начинала сучить передними лапами и притоптывать. Хлопцы покатывались со смеху, сгибаясь чуть ли не пополам.
— Попа! Попа кажи давай пьяного!
— Не. Эта-а. Нехай каже, як козак до витру пойшов.
— На черта нам казак? Бабу? Бабу пусть в кустах!
— Джульетта, антре!
Медведица степенно выполняла все заказы и, хоть выглядела по-звериному неуклюжей и уморительной, все же творила совершенно невозможные даже для блестяще выдрессированного животного вещи. Артур с интересом следил за происходящим во дворе и одновременно размышлял. К цирку он пристрастия не питал, разбирался в нем мало, считая развлечением для простолюдинов. Однако догадаться, что дело не только в мастерстве укротителя, было несложно даже тому, кто ни разу не видел пляшущих мишек и говорящих пуделей. Артур вдохнул поглубже — затхлый, пропитанный запахом пота, вони и кислой еловой смолы воздух заполнил его легкие. И стоило едва прикрыть глаза, как сразу же замелькала, закуражилась сиреневыми быстрыми всплесками реальность.
— А ведь у цыгана-то Медведь, — произнес Артур вслух. Произнес медленно, словно тщательно что-то обдумывая. Дающая способность управлять животными вещица — Медведь — считалась одной из самых мощных, и то, что она оказалась здесь, на самой окраине чертовых куличек, определенно было не простым стечением обстоятельств. Сесилия углядела бы в этом «великодушную длань судьбы», «мистическую предопределенность» или еще что-нибудь не менее книжное и тошнотворное, Артур же предпочел не тратиться на метафизические экзерсисы — не все ли равно, каким образом очутился здесь этот цыган с медведем. С медведями… Главное — как теперь Медведем воспользоваться. Как? Артур отодвинулся от окна.
— Да. Медведица, точнее. Несчастное животное. И ничем от нас с вами, Артур, не отличается. Неволя, печальная судьба, зависимость от человека грубого, без каких-либо представлений о доброте и чести. По мне, предпочтительнее смерть, чем такое стыдное существование! — Подпоручик покачал забинтованной кое-как головой.
— Алекс, да погодите вы раньше времени сочинять эпитафии, — рассмеялся майор. — Я слыхал, что вы, русские, многословны, чувствительны и э?э?э… идеализируете страдания, но не слишком верил. Про всех что-то говорят. Говорят, к примеру, что мы, англосаксы, способны даже на подлость, если сумеем убедить себя, что это не подлость, а долг… Ну? Как вам такое? Хотя в какой-то степени я готов согласиться с тем, что всякий англичанин пропитан чувством долга, как бисквит коньяком… Черт, я бы сейчас с радостью выпил коньяка, а вы?
— С огромной! — заулыбался подпоручик и подтянул повыше ватное одеяло, в которое он все это время кутался. Дрова кончились еще три дня назад, баня давно выстыла, и каждое сказанное слово сопровождалось плотным клубочком пара, отчего Саше Чадову иногда казалось, что он похож на средневекового мага. В длинной лоскутной мантии на плечах. Полному соответствию немного мешали клопы, которыми одеяло просто кишело, а выпросить у казачков керосину и хоть чуть-чуть потравить кровопийц не удалось.
— Непременно выпьем. И очень скоро. Как вам «Мартель»? Я вас в эту перепалку затащил, мне вас и угощать.
— Ну что вы… Майор. Вы ни при чем. Судьба… На все воля Божья, — заволновался подпоручик.
Артур промолчал. А что мог он ответить? Что утешения и оправдания ему ни к чему, что чувства вины он не испытывает, но что судьба здесь тоже замешана весьма опосредованно, как и Бог… Что если бы не его опрометчивое обещание привезти Баркеру злополучную Гусеницу, они с подпоручиком давно уже добрались бы до Москвы. Они бы не торчали третью неделю в плену у лихих лесных разбойничков, голодные, избитые, без оружия, денег, документов и, что самое важное, без малейшего представления о будущем. Артуру исполнилось двадцать восемь, пять последних лет сожрала проклятая война, которая научила его смотреть на вещи прямо и быть с собой откровенным. В то, что из передряги получится выбраться живыми, Артур не верил. Дед, окажись он здесь, в этой убогой дровяной избушке со ржавым, прикрытым дощечкой ведром в углу, сказал бы: «Джентльмены не отчаиваются, Артур». В общем-то, здесь дед мог бы и промолчать. То, что близкая смерть — не повод для отчаяния, майор Уинсли понял давно. Но вот обещания, которые никогда не будут выполнены, и долги, что не выйдет отдать… Артур хмыкнул в отросшие за две недели усы. Бисквит, пропитанный коньяком, говорите? Что ж, пусть так.
Еще мальчика этого, подпоручика Сашу Чадова, Артуру было жаль. Совсем бестолково, ни за что пропадет подпоручик. Пожить не успел. Погулять, посмотреть на мир. Свою кузину Дашу наверняка даже не поцеловал ни разу. Да и когда им было, расстались совсем еще подростками.
Фотографию семьи подпоручика Артур видел еще в Севастополе. Счастливые, спокойные лицами и глазами люди. Дети застыли, уставившись в объектив, полный улыбчивый господин в пенсне теребит газету, красивая дама с чайником в руках что-то говорит хмурой старухе… «Это мама Нянюру распекает, за то что та опять чай… женила, — улыбнулся Саша, а на недоуменный взгляд майора немедленно разъяснил, посмеиваясь: — Нянька Дашина… Очень принципиальная особа. Считает, что дважды одну и ту же заварку кипятком залить — хуже не будет. Зато какая экономия! Вторую заварку у нас называют «женатой», представления не имею почему. С газетой — это отец. Курносый с оттопыренными ушами — братишка младший. А вот и Дашута, смешная такая, совсем как мальчик… И еще тут с краю Бессонов — случайно попал, случайный человек, но презабавный из себя». «Замечательная семья у вас, Алекс», — Артур вдруг подумал, что он давно потерял фотографию старого Уинсли… В Александрийской казарме? В госпитале? Или где-нибудь на бивуаке? В Галлиполи? В Дамаске?
А может, и не потерял, может, она спряталась среди бумаг и все это время путешествовала с ним. Застряла между блокнотом для записей и последним так и не распечатанным письмом Сесилии. Лежит себе преспокойно вместе с несессером, недочитанным Моэмом и остальным бессмысленным скарбом. И будет храниться там, где он ее оставил месяц назад, долго, возможно, всегда. В несгораемом шкафу одного из бесчисленных кабинетов здания городской управы. В Севастополе.
В Севастополь майор Уинсли и подпоручик Чадов прибыли из Константинополя второго ноября утром и прямо с корабля направились в городскую управу, чтобы там получить от доверенного человека его превосходительства последний инструктаж, забрать фальшивые документы, переодеться в штатское и немедленно пуститься в дорогу.
Несмотря на ранний час, город уже проснулся и гудел настороженно и тревожно, словно чего-то ждал.
— Молебен сегодня на Нахимовском, что ли? — старая, в неряшливо повязанном платке баба, проходя мимо долговязого английского майора, скривилась лицом, как будто наступила босой ногой в навоз. — Все молятся, молятся… Грехи замаливают, лучше б людям хлеба дали. В гастрономе у Ичаджика вчера за банку варенья беременную пырнули прямо в живот заточкой… Продали Россию! Тьфу.
Она харкнула, стараясь попасть майору прямо под ноги, а лучше на нос ботинка. Промахнулась.
— И молебен, и парад… А ты, чай, не большевичкой ли заделалась, Матреш? Ну, тады маленько погодь… Бают, через неделю-другую можно красных туточки ждать. Папирос не желаете купить, господин офицер? Поможите русскому матросу с потопленной британцами боевой субмарины «Нарвал»! — Чубатый неприятный человек в виднеющейся из-под расстегнутого бушлата тельняшке подскочил к Артуру и забегал
