знаем? Мумию, что-то ложное, совершенно искусственное! Это лишено всякого интереса, в то время как ощущать в себе предрасположенность к массе удивительных вещей, которые могут неожиданно произойти, и быть готовым воспринять эти вещи в полной незаинтересованности самим собой…' (фр.).
de ce mot. Pour moi, j'y trouve l'idee du neant ajoutee a celle de jouissance. Et c'est la le mystere dernier et satanique, le silence de la creature, retranchee dans son refus integral, la quietude incestueuse de l'ame assise sur sa difference essentielle…'
В пятницу 9-го – лекция в Греческой Семинарии в Бостоне, а потом вечер у милейших Померанцевых.
Письмо от Н. Струве (о стихах Бродского). Письмо от о. Николая Бер, из Англии, – в ответ на мой ответ епископам о литургической практике (Quarterly).
И все тот же золотой осенний свет, то же небо, та же заливающая сердце радость от всего этого.
Книга Д. Панина 'Записки Сологдина'. Все тот же вопль: вот что происходит, происходило все эти годы внутри 'цивилизации'!.. Ужас при мысли, что Запад умирает – духовно. Моральное безразличие. Равнодушие. Страх. Подлость.
Вчера -Thanksgiving Day
Claudel: 'Je ne me suis pas fait chretien pour jouir plus on moins du sentiment religieux, d'une espece de volupte mystique. J'ai toujours en herreur de ca. Ce n'est pas pour ca que je me suis fait chretien… Je n'ai jamais eu l'idee de jouir
1 '…метод заключается в том, что мудрец последовательно изгоняет из себя дух восприятия силы и чистого пространства и даже восприятие самого восприятия, доходит в конце концов до небытия и впадает в нирвану. И людей удивляет это слово. Я же нахожу в этом идею небытия в сочетании с наслаждением. Это и есть конечная и сатанинская тайна, молчание сотворенного, полностью ушедшего в себя, кровосмесительный покой души, почивающей на своей глубинной инаковости' (фр.).
2 День благодарения (официальный праздник в память первых колонистов Массачусетса, отмечаемый в последний четверг ноября).
3 Американский институт кулинарии (англ.).
de Dieu, d'en tirer une jouissance ou un plaisir quelconque…'
Ждешь праздников, думаешь: вот спокойно, блаженно поработаю. Приходит праздник: вот такой абсолютно пустой день, как сегодня. И ничего не делаешь. Ужасная неохота писать. Собирал листья в саду. Перечитывал свою Литургию.
Вчера после обедни у нас И.О. из Оксфорда, милейшая и симпатичнейшая. Разговоры сплошь об их оксфордской церкви, о греках, о священниках, о той, одним словом, 'церковности', к которой я все сильнее испытываю настоящую аллергию. Как можно всем этим жить? Да еще с таким упоением. Потом, по хладнокровном размышлении, понимаешь, конечно: нужна церковь, нужна вся эта черная работа и неизбежно все это 'человеческое, слишком человеческое…'. Но остается мучительный осадок и привкус. Больная религиозность. И все эти побеги – кто в Византию, кто в 'Добротолюбие', кто на остров Патмос, кто в иконы… Православие сейчас – это что-то вроде супермаркета. Каждый выбирает, что хочет: эпоху, стиль, identification. Невозможность быть самим собой. Все 'стилизовано' – при отсутствии стиля, который всегда создает единство. Грустное чувство: то, что мне в Православии кажется единственно важным и ценным, как-то мало чувствуется другими. А вся историческая чешуя привлекает и принимается с восторгом. 'Дети, берегите себя от идолов!' Но иногда кажется, что само Православие заросло идолами. Любовь к прошлому всегда ведет к идолопоклонству, а только этим прошлым или, вернее, множеством 'прошлых' православные часто живут. В них прочно сидит старообрядец.
Вчера – полуторачасовой разговор с Н. в Harvard Club о 'воссоединении' с карловчанами. Разговор, конечно, бессмысленный и бесполезный, но наведший все на те же размышления: о Церкви, о Православии, о той мелочной и даже злобной каше интриг, самолюбий, амбиций, эгоцентризмов, в которой приходится в Церкви жить. Н. мелкий прохвост, не заслуживающий внимания. Но то, что такой человек мог 'процвести' у карловчан, – крайне показательно. Делец, аферист и притом барон Мюнхаузен… 'Зарубежная Церковь' – это почти символ той болезни, что характеризует современное Православие, того идолопоклонства, которое, увы, привлекает людей в 'религии'.
1 Поль Клодель: 'Я не стал христианином для того, чтобы наслаждаться, так или иначе, религиозным чувством, своего рода мистическим сладострастием. Я всегда этого терпеть не мог. Я не для того стал христианином: у меня в мыслях никогда не было наслаждаться Богом, получать от этого какое-либо удовольствие' ('Воспоминания экспромтом', стр.124) (фр.).
В прошлом году в эти дни Нью-Йорк весь сиял и светился рождественской иллюминацией. Вчера на Пятой авеню, под дождем – темно, темнее, чем в обычные дни. Погасли небоскребы, затемнены витрины. Energy crisis
Накануне вечером – перечитывал Чехова: 'Душечка', 'Архиерей' и т.д. Перечитывал с огромным наслаждением.
Переворот в Греции – и опять по телевизии какой-то архиерей в омофоре приводит к присяге нового диктатора. На Кипре Макарий низложил трех архиереев, а они – его. Споры о старом и новом стиле! Закрывать или не закрывать Царские Врата! Какой ужас. Какая все это жалкая карикатура. Нам говорят: святые. Но святые есть всюду и везде – в любой религии, любой идеологии. Они как раз, в сущности, 'ничего не доказывают'. Христианство не может быть манихейством. Демонизм святости без любви, а именно к такой святости стремится современный 'духовный' человек.
От всего этого иногда страшное желание: быть свободным для
Пишу все это в своем кабинете, в семинарии, в тот единственный за весь день
Книга S. Sulzberger (иностранный корреспондент New York Times) – 'The Age of Mediocrity'