ДНЕВНИКИ

что касается его, вызывает такой вопль злобы и нетерпимости. И удивительно, до какой степени эти западники и защитники демократии неспособны на простой спор. Все сразу 'принципиально' и 'хуже Сталина'. Я долго не мог очухаться от этого удивительного взрыва…

Вышла моя книга 'Church. World. Mission'. Перелистывал со страхом… Но, как всегда бывает, я ее не чувствую 'своей'. По существу же, пожалуй, ничего, то есть могу под сказанным в ней подписаться.

Газеты полны гаданий о событиях (Афганистан, Иран…). 'Эксперты считают, эксперты думают, эксперты предвидят…' Мне кажется, можно было бы научно доказать, что эксперты всегда ошибались, всегда думали не то и никогда ничего не предвидели. Но эта эмпирическая истина ни на йоту не ослабляет почти анекдотической веры американцев в 'экспертов'. В Европе царствует 'идеологическая предпосылка': так, в 'Le Nouvel Observateur' для того, чтобы осудить советчиков за вторжение в Афганистан, Жан Даниэль должен сначала долго ругать американцев… И все же, по сравнению с французской прессой ('Le Monde', который меня бесконечно раздражает), американская наивна…

Удивительна эта всеобщая ненависть к Америке. Она действительно иррациональна. И именно с анализа ее, с попытки понять ее иррациональность, думается мне, и нужно было бы начать объяснение 'современного мира'. Я убежден, что неправильно думать, что вызывает эту ненависть сила и богатство Америки. На глубине и именно в иррациональном своем источнике эта ненависть вызвана тем, что Америка другая – по отношению ко всему остальному в мире, и потому что другая – есть угроза . Одним своим 'прикосновением' Америка меняет и, в каком-то смысле, разлагает любое восприятие, любой уклад жизни. И не в том только суть этой угрозы, что Америка несет с собою другой метод , предлагает перемену, всегда вызывающую сопротивление, а в том, что она 'перемену' предлагает как метод жизни. Все все время под вопросом , все перестает быть устойчивым, самоочевидным и потому 'успокоительным'. Парадоксально то, что американцы совсем не говорят о 'революции', тогда как европейцы, а теперь и третий мир сделали это слово основой всех своих 'дискурсов'. Но это так потому, что европейцы и 'революцию' понимают как замену одной системы другой системой , иными словами – начинают с системы, с 'идеи'. Но американец прежде всего не верит ни в какую систему, и потому он, при отвращении от революции 'идейной', есть революционер по самой своей природе. Даже сама американская конституция в конечном итоге есть не что иное, как перманентная революция. Не случайно главное занятие судов в Америке – это 'испытывать' законность самих законов, и это значит – любой системы. Постоянная революция, обеспеченная конституцией…

500

И вот этого-то и не могут ни понять, ни принять все другие – будь они богаты или бедны, цивилизованны или нет. Как, в свою очередь, этих 'других' не могут понять и американцы, ибо американец воспринимает саму жизнь как постоянную перемену (и стремится к ней даже тогда, когда она и не нужна, – ср. постоянную одержимость педагогикой и всякими curricula1 ). Европеец воспринимает ее как что-то радикальное, грандиозное, всеобъемлющее, страшное, даже если и желанное, – это его 'Революция'…

И потому смешно, что самое 'неконсервативное', самое – по самой природе своей – 'революционное' общество в мире – Америку – ненавидят как общество 'консервативное' и 'антиреволюционное'.

Среда, 16 января 1980

Чудное вчера письмо от Сережи – первое из Москвы. О рождественской службе в Елоховском соборе, где они все причащались. О его реакциях на людей, о том, как он чувствует себя там – русским.

Продолжающийся пароксизм безумия в мире. Чувство полного бессилия Запада, поразительной слепоты и страха. Страшное 'удивление' перед поведением советчиков и т.д.

В прошлую субботу хиротония во епископа Василия Родзянко в Вашингтоне. Его речь на наречении – о видениях, старцах, чудесах. Лирика и нарциссизм. Явно – он хороший, горячий человек. Но до чего невыносим мне этот сладостно-духовный говорок, присущий православным. Почему этот сладкий тон в христианстве?

Пятница, 18 января 1980

Известие об аресте о. Дмитрия Дудко в Москве. Говорил об этом на радио 'Свобода'. Должен признаться, что меня больше удивляет, что его не арестовали до сих пор…

Все то же напряжение в мире. В газетах водопад анализов, прогнозов, оценок, объяснений. Впечатление, однако, такое, что Запад больше размахивает руками, чем готовится к 'решительному отпору'. Европа явно не желает ссориться с Москвой, Япония тоже, третий мир продолжает видеть в Америке врага номер один. Вот уж действительно – 'кругом трусость, измена, глупость…'2 . Но, читая и американские, и европейские газеты и журналы, я могу понять раздражение на Америку. То она всех принуждает к детанту, то требует моментальной поддержки против советчиков. То отнимает оружие, то почти навязывает его. Впечатление – полного отсутствия плана, а все так только – рефлексы и реакции. А там – знают, что делают.

Все размышляю о 'духовности'. Упрощая, скажу так: меня поражает эгоцентризм этой 'духовности', выпячивающее из нее 'я'. Мой опыт за тридцать с лиш-

1 программами, курсами обучения (лат.).

2 Ср. последние слова Николая II в дневнике, записанные в ночь отречения: 'Кругом трусость и измена и обман'.

501

ком лет: студенты с потугами на 'духовность' почти всегда – неприятные, troublemakers1 . 'Я буду писать сочинение об аскетическом богословии' – и сразу, автоматически, душок гордыни (смотрите, какой я!), то есть самого смертельного врага духовности. Священники, ратующие за службы 'без сокращений', – почти всегда неважные пастыри. И т.д. Я иногда думаю, что такого рода 'духовность' есть самое настоящее искушение, гордыня, самоутверждение. Не знаю. Я знаю, что я человек 'не духовный'. Знаю точно, что в этой области я чего-то не чувствую (то есть не испытываю никакой тяги к Феофану Затворнику и Игнатию Брянчанинову), что тут что-то меня отталкивает . Но не знаю, ошибаюсь ли я в этом отталкивании. Может быть, чего-то не вижу, не слышу…

Понедельник, 21 января 1980

Уик-энд в Вашингтоне. Преуютный ужин у Григорьевых, где я ночую. С годами все больше и больше ценю 'бескорыстную' дружбу – то есть такую, которая основана не на 'делах' или 'идеях', а на 'хорошо быть вместе'. Утром в воскресенье служил позднюю – славянскую – Литургию в соборе. Днем – лекция о 'Солженицыне под обвинением' в Литфонде. Много народу. Хлопали, благодарили. Но сам я не очень доволен, даже не совсем ясно зная почему.

Сегодня же – погружение в семинарию: весенний семестр.

Четверг, 24 января 1980

Вчера – воинственная речь Картера. Но все-таки, все-таки – как можно было так легкомысленно насаждать детант, лишать себя армии, разведки, всему верить? Вся иностранная политика США основана на wishful thinking2 . Как мало они по-настоящему знают и по-настоящему думают, как – почти всегда – неглубок их 'анализ'. И все же чувство такое, что, может быть, они пробуждаются от своего сладкого сна…

Арест Сахарова, вернее – высылка… Что вообще нужно, чтобы Запад понял, что Советы всегда во всем лгут и, еще проще, не могут не лгать? Но эта простая истина развенчана западной интеллигенцией как 'примитивный антикоммунизм'.

Эти дни путешествовал: в воскресенье в Вашингтоне (доклад о Солженицыне), в понедельник и вторник в Ричмонде (Виргиния) – в пресвитерианской семинарии, в среду в Форт-Уэйне (Индиана) у 'болгар'… Привычный и по-своему даже любимый мир аэродромов, одиночества в толпе, какого-то 'перерыва'. И эти просторы, эти американские города, 'Америка' – в ее таинственной