ДНЕВНИКИ

только на завтраке в двенадцать часов, в ресторане, но не на официальном приеме. Сидел с о.В.Боровым, единственный с человеческим и даже страдальческим лицом. Остальные – какие-то благообразно окаменелые, одинаковые, на одно лицо, с тем же выражением, теми же улыбками. Я говорю о.В.: 'Может быть, заехали бы к нам, в Академию'. Он: 'Говорите с начальством. Вы ведь знаете, если пошлют, то мы и к черту поедем…' Нервный, желчный, ехидный, но по отношению 'своих'… Хорошее слово вл. Иоанна Шаховского: 'Держите крест над Россией…'

Вечером, когда мы с Л. вернулись из Нью-Йорка, где ужинали, – буря по телефону: вместо давно уже условленного молебна 'они' хотят служить сегодня в National Council of Churches1 – Литургию. Все растеряны и трусят… Сообщаю о.Стаднюку, что 'ни при каких условиях' студенты наши петь эту 'экуменическую' литургию не будут.

Четверг, 20 февраля 1975

Послав письмо Никите, тут же получил письмо от него – о нашем 'полном единодушии'. Тут же начал писать для 'Вестника' статью Об иерархии ценностей : попытка сказать, выразить наше 'главное'.

Вчера полдня в Принстоне на 'русско-американской' богословской встрече (то есть встрече 'церковников' из СССР с американцами). Опять то же плавное выступление владыки, то же чувство, что все это показное, казенное, что меньше всего в этой встрече – желания подлинно встретиться. Они привыкли быть посылаемыми, чтобы просто своим явлением a la град Китеж убедить Запад, что там все 'в порядке'. Но все это жалко, хотя одно свидетельство несомненно: не о том, что там все в порядке, а о том, что, несмотря на все, вопреки всему, – там есть Церковь. Завтрак с архиепископом] Владимиром, ректором Московской Духовной Академии, – очень светлое впечатление…

Очень умная речь о.В.Борового.

Переводчики, переводчицы с хорошими, русскими лицами. Кто они? Как могут они так жить?

Страшное загромождение жизни мелочами, делами, заседаниями – знакомое уныние и раздражение от этого. Чувство распыляемой, раздробляемой, расплескивающейся жизни.

1 Национальном Совете церквей (англ.).

Пятница, 21 февраля 1975

Один за другим – солнечные дни, синее небо. Вчера все 'после обеда' на заседании митрополичьего совета.

Суббота, 22 февраля 1975

Ithaca, Cornell University

Один в отеле Корнелльского университета, куда я приезжал раз пять в шестидесятых годах. Прилетел вчера. Ужин в отельном кабинете с группой профессоров, потом лекция. За ужином, слушая разговоры, думал: как это точно описано в набоковском 'Пнине' (Набоков писал именно о Корнелле, где преподавал). Тот же сарказм, безостановочный деланный хохот, 'sophistication'1 . Что-то есть страшное в этой профессии: эта власть над молодыми душами и умами, власть теперь без всякого над собою контроля, не человеческого, а, т.[ак] ск.азать], 'трансцендентного': убеждений, внутренней связанноости каким-то служением, каким-то 'видением', мироощущением. Что такие люди могут дать ? Маленькие, исполненные всяческого страхования (место, ранг, популярность)… Конечно, исключения, много исключений, но вся система принуждает вот к этой внутренней запуганности и внешнему цинизму ('знаю я цену всем этим идеям!').

Сегодня в 'Нью-Йорк Таймс' статья о переменах в России за последние пять лет. 'Диссидентство' замирает, молодежь не идет на смену уехавшим или осужденным. Об одиночестве Сахарова. Марамзин освобожден после раскаяния с условным приговором. Телевизоры, машины, мороженое, удобства. Выходит так, что трагическая, высокая нота, взятая Солженицыным, уходит вот в эту вату. 'Жить не по лжи!' – но Чалидзе мне сказал недавно: 'Как он не понимает, что люди всегда и всюду жили, живут и будут жить по лжи'. Невозможность перебить инерцию низшей, безличной логики человеческих обществ. Америка 'хочет' торговать с Россией, и это безличное 'хотение' сильнее, чем какой бы то ни было протест. Россия 'хочет' лучшей – материально – жизни. И с этим ничего не поделаешь. Страшное абсолютное бессилие религии в этих 'хотениях'. И дело тут не в слабости и падении самой религии, а в чем-то неизмеримо более глубоком. Религия перестала быть основным term of reference2 , основой 'мироощущения', пускай и слабой, но 'оценкой' всех 'хотений'. Особенно сильно почувствовал я это (хотя, конечно, знаю об этом давно) в пятницу на Митрополичьем Совете: был доклад Committee on Investment3 , то есть обсуждение того, что лучше – вкладывать церковные деньги в какие-то bonds4 или какие-то stocks5 . Я уже не говорю о том, что никто, видимо, не чувствовал какого-то демонического комизма самого этого обсуждения, с участием епископов и священников. Не говорю о

1 искушённость (англ.).

2 измерением (англ.).

3 Комитета по инвестированию (англ.).

4 облигации (англ.).

5 акции (англ.).

том, с каким подлинным благоговением слушали члены Совета финансовых экспертов: банкира и биржевого маклера; тут было именно – на час – то благоговение , тот религиозный awe1 , который начисто отсутствовал в обсуждении простых церковных дел. Это последнее велось, напротив, в тонах мелкого политиканства, взаимного недоверия (проверка чуть ли не каждого цента, истраченного церковной администрацией) и т.д. Банкиров слушали с духовной усладой и если о чем спрашивали, то в тоне, которым, mutatis mutandis, раньше обращались к старцам, мудрецам и 'мэтрам'. А они говорили с той простотой и благородным смирением, что присущи людям, знающим свою силу, свое незаменимое место в обществе и в общественной иерархии. Вот тут все: этим тоном не говорит религия, ибо этого места у нее больше нет. Она вся 'петушком, петушком', как Добчинский и Бобчинский, только бы ее 'тоже взяли', 'не забыли', что она все еще тут и не совсем – поверьте, поверьте – бесполезна. Сокровище мира, а потому и сердце – не в ней, однако забыл сказать, что оба-то финансиста – банкир и маклер – сами очень деятельные члены Церкви, отдающие ей буквально и жертвенно все свое свободное время, причащающиеся каждое воскресенье и т.д. Что это значит? Чего это символ? Да того, конечно, что сама религия приняла секулярную 'логику' и в этом принятии не видит, не ощущает не только никакого падения, но даже и никакой 'проблемы'. Да и как бы могла она иначе жить?

Две иллюстрации сказанного в газетке, подсунутой под дверь моего номера (Syracuse Post-Standard):

В Чикаго, в огромном городском госпитале, пять лет назад построили внутренний крематорий для сжигания трупов одиноких бедняков. 'There was no question, – утверждает директор, – that it would be cheaper to cremate the bodies than deal with private cemeteries…'2 . Но крематорий так и не действует, ибо служащие протестуют. Один из них сказал: 'We do have some people with a bit of religion left who don't buy that way of disposing of human bodies, and I guess I'm one of them…'3 . Самое же замечательное в том, что, по словам директора, постройка крематория была предварительно обсуждена с 'religious leaders'4 and 'there was absolutely no opposition…'5 . Еще бы! Лидеры да еще сопротивляться 'современности'… Сопротивляется еще, но уже недолго, – 'a bit of religion left…'.

В том же номере заявление католической монахини, возглавляющей какой- то институт для осведомления мира о 'new image'6 монахинь: 'Sisters have become very serious ministers dealing with issues of social justice and with the Gospel in terms of the world today'7 . Оказывается, нестерпимым

1 трепет (англ.).

2 'Было абсолютно ясно, что дешевле кремировать тела, чем иметь дело с частными кладбищами' (англ.).