ДНЕВНИКИ

2 А.Утена 'Моя жизнь во священстве' (фр.).

3 'Богослужение и искусство' (англ.).

мировоззрения', то есть закованных, заключенных в свою истину, для них самоочевидную. Понимаю сущность удовольствия, испытываемого мною при чтении 'Cahiers de la Petite Dame' – об Andre Gide. Удовольствие от этой потрясающей, неслыханной 'открытости', постоянной готовности услышать другого, дара симпатии в глубочайшем смысле этого слова. Эти постоянные чтения друг другу, переживание каждым всего, что касается другого… Сравнить это с нашей 'христианской' жизнью, в которой каждый окапывается от другого…

Несмотря на уже засасывающую суету – дела, телефоны, заседания, разговоры, – чудное настроение. Только вот – полная невозможность 'засесть за работу'… Она кажется ненужной, 'скоромимопреходящей'.

Пятница, 24 января 1975

Вчера весь день в Тихоновском монастыре: Малый Синод и т.д. Но все бодро, доброжелательно, без мучительной атмосферы подвохов и взаимных непониманий.

В связи с чтением 'Cahiers de la Petite Dame' мысли о постоянном, несмотря на все, успехе в мире всего 'левого'. А с другой стороны – таком же постоянном, ответном крене 'вправо'. Что это такое? В чем это укоренено? Можно ли преодолеть эту поляризацию – именно психологическую, душевную и даже духовную, найти для нее 'христианский рецепт'? Ибо она очевидно вытекает из христианства, есть плод его 'распада' и 'разложения'. Хотел именно об этом писать для 'Континента', но, зная себя, вряд ли соберусь…

Понедельник, 27 января 1975

В пятницу и субботу в Hartford (Hartford Seminary)1 на конференции 'Theological Affirmations'2 : попытка противостать 'модернизму', царствующему над американским богословием. Двадцать человек, крайне интересно и плодотворно, но, Боже мой, с каким страхом, с одной стороны, а с другой – желанием 'рекламы' устроители подходят к этому делу. Может быть, начало чего-то, а может быть – и очередной мыльный пузырь, стремление к маленькой сенсации…

Вчера утром – храмовый праздник в Wappingers Falls3 . Служба с владыкой] Сильвестром. Удовольствие от поездки туда, рано утром, от солнца на голых деревьях, просторного, светлого, как бы вымытого неба. Радость и от самого праздника, от атмосферы дружбы, света, благожелательства этого прихода.

Днем – серебряная свадьба Мейендорфов. Наконец, вечером очень оживленный ужин у нас с вл. Сильвестром и Трубецкими.

1 Хартфордская семинария в городе Хартфорд (штат Коннектикут) (англ.).

2 'Богословские утверждения' (англ.).

3 Городок, в церкви которого служил о.Фома Хопко.

Совсем поздно вечером – истерический звонок Юры Штейна и о.Кирилла Фотиева: появилась якобы неслыханно гнусная статья С.Рафальского в НРС1 против АИС2. 'Он оголенный, его нужно защитить, это ужас, это восстание всех против него, его добьют… нужно… немедленно…' Я 'поддаюсь', соглашаюсь сегодня приехать в Н.Й. завтракать с ними. Утром, однако, все это мне кажется крайне преувеличенным. Сам А.И. только и делает, что наносит оскорбления направо и налево, и если обиженные им начинают реагировать (а имя им легион, еще в субботу вечером звонил Литвинов…), то c'est de bonne guerre3 . Надо, мне кажется, не столько 'защищать' его, сколько ему сказать и говорить правду… Думаю о своем месте или 'роли' во всем этом. Нежелание вмешиваться в эмигрантские споры: это раз. Стремление отстаивать только 'трансцендентное': это два. Отвращение от 'лагерей', какие бы они ни были: три. Отстаивать то, что я услышал в Солженицыне, в его художественном творчестве. Быть совершенно свободным в отношении его идеологии, которая – это очень важно – мне, прежде всего, несозвучна.

В Hartford'е кончил 'Les Cahiers de la Petite Dame': о 'коммунистическом' периоде Жида, поездке в Россию, разочаровании и т.д. Квинтэссенция западной наивности, с одной стороны ('чистота Сталина', 'la purite de Staline'!), с другой же – поразительное, какое-то 'фрейдианское' стремление к 'сильному', отдаться сильному мужику. Культ на Западе всех этих Мао, Кастро, а до этого – Сталина необъясним без этой патологии. А потом такое же, в сущности, разочарование: мужик пахнет слишком сильно, и Жид отскакивает в испуге. И еще одно, тысячу раз проверенное: способность западных 'интеллектуалов' строить аргументы из ничего, под все подводить глубокомысленные теории. Чемпион этого – Сартр, но это коренная болезнь Запада: невозможность, нежелание увидеть правду , больше того – убеждение, что они – то есть западные интеллектуалы – знают секрет объективного подхода к реальности. Духовно Запад не может не погибнуть, уже погиб и разложился.

Начал читать двухтомную переписку Bremond-Blondel.

Вторник, 28 января 1975

Опять – ранняя утреня, а до этого – морозным утром из дома в семинарию. Back to normal4 . И как освежительно и успокоительно это 'normal', это чувство, что у тебя есть devoir d'etat5 и что все ясно и просто.

Среда, 29 января 1975

Все большая внутренняя оскомина от 'солженицынской' бури или, может быть, от ее преломления в эмигрантском болоте. Ибо все, что в нем преломляется, тем самым искривляется: Церковь, культура и т.д. Ибо эмиграции это все

1 'Новое русское слово', русская эмигрантская газета, выходящая в Нью- Йорке.

2 Александр Исаевич Солженицын.

3 это честно (фр.).

4 Возвращение к нормальной жизни (англ.).

5 свое дело; долг (фр.).

нужно не само по себе, а для 'себя', как оправдание самой себя, как видимость какого-то дела, служения и т.д. Все тот же 'миф' и потому – неизбежное мифотворчество.

Думал опять о статье Борисова о нации как личности ('Из-под глыб'). Статья умная, 'на уровне' и во многом верная. Но все та же опасность: свести религию, веру до уровня 'вспомогательной' силы. Даже если нацию и можно, с оговорками, уподобить (именно – уподобить) личности, то нравственная оговорка в том состоит, что личность онтологически выше нации. Личность есть и может выразить, воплотить себя и вне нации, и безотносительно. Больше того, в каком-то смысле она противополагает себя всякому 'безличному' коллективу. Никакого чувства 'итальянской нации' у Данте, например, не было. Но было 'чувство' Флоренции – то есть родины . А родина и нация совсем не то же самое. У де Голля чувство государства , у еврея – чувство народа . Источник путаницы, может быть, в том, что три этих, совершенно разных, понятия сливают в одно, тогда как на деле они различны даже в элементарном опыте. 'Родина' – это почти физическая связь с местом, с детством, со всем тем, что дало нам впервые 'вкусить всю радость бытия'. Для меня, например, родина в этом непосредственном смысле – Франция, точнее Париж, куда меня всегда и тянет как именно на 'родину'. Но мне столь же очевидно, что я никогда не принадлежал к французскому 'народу' и не ощущал Франции как моего 'государства'. Принадлежность к народу – это уже плод воспитания, изначально данного 'направления'. Еврей Мандельштам – нераздельная часть русского 'народа'. Имея 'родину' во Франции, будучи частью русского 'народа', я, наконец, ощущал США своим государством. Но что из всего этого – 'соборная личность'? Кроме родины (связь с которой я не выбрал и которая потому 'дана', есть факт), пожалуй, все остальное. В этом смысле (главном) – это Церковь, в других (вторичных и не исключающих один другого) – это русский народ, Америка, эмиграция и меньшие 'единицы' (семья, конечно…). Богословски это можно выразить как возможность для каждой личности (ипостаси) ипостазировать разныет природы (усии). То есть личность сама по себе 'соборна', может и должна в себе самой соборовать и соединять разделенное по 'природам', и