8 'Священное Писание в богослужении' (англ.).
9 Ранний завтрак (англ.).
Вторник, 22 апреля 1975
Вчера в час дня вернулся из Европы. Хочу привести краткую сводку того, что происходило там.
Во вторник 15-го отлет на Lufthansa в Кельн и Мюнхен. Аэроплан полупустой, так что удалось лежать, но, увы, не спать. Часовая остановка в Кельне: дождь, серо. В девять часов опускаемся в Мюнхене. Буся и Сережа Франк встречают. Едем в Arabella Hotel, новый, 'шикарный', но чудовищно безвкусный. Рядом со 'Свободой' новый квартал – точно ходишь по Чикаго. Небоскребы, коробки. Иду на 'симпозиум'. Человек двадцать пять – 'экспертов' по радиовещанию: русских, мусульман, евреев. Атмосфера серьезная и деловая. Вообще конференцией остался доволен. Самолюбие щекотали массивные 'хвалы' оттуда – Е.Барабанов и др. ('Fr. Alexander is the man…'1 ).
В четверг 17-го – breakfast с Варшавскими и, как всегда, радость от встречи с В.С. Весь день – симпозиум, завтракали снова с Варшавскими и их другом – очень милым Ю.Шлиппе. Приезжает Никита Струве] – у него доклад в два часа дня. Рассказывает про триумф Солженицына в Париже – на пресс-конференции и по телевидению. В ужасе от его канадских планов. Вечером банкет в отеле, с которого мы с Никитой удираем к Т.С.Франк, вдове философа. На два часа погружаемся в атмосферу прошлого: что Бердяев сказал Франку и П.Б.Струве в 1910году, и все в этом роде… Уже полная глухота к настоящему, к действительности. Мир теней. Т.С. дарит мне книгу сына Виктора и книгу о нем…
Пятница 18-го. Весь день – симпозиум. Завтрак с Красновым- Левитиным. Милый человек, но тон сельского учителя, дидактический и всезнайный: он мне авторитетно разъясняет американское церковное положение.
После двух дней в Париже 21 апреля отлет в Нью-Йорк.] В двачаса дня в Нью-Йорке. Сегодня с утра – суматоха семинарии…
Милое письмо от Вейдле: благодарность за мою ему 'благодарность' в 'Русской мысли'.
Среда, 23 апреля 1975
С самого возвращения из Европы – головная боль, усталость, раздражение: особенно при соприкосновении с маленькими семинарскими 'делишками' и страстишками: о программе, о квартирах, о комнатах, о стипендиях…
Кормил вчера Мишу Аксенова в ресторане, рассказывал про мюнхенский симпозиум.
От усталости и раздражения спасаюсь, как всегда, в чтение 'абсолютно иного' – шестнадцатый том (единственный, мною еще не читанный) дневника Leautaud. Это – август 1944года, 'освобождение' Парижа, несусветная грязь и жестокость epuration2 … Читал об этом только что в книге Claude Bourdet – с обратными знаками… Но насколько же непосредственная, человеческая реакция Leautaud мне ближе и понятнее. Даже когда он ошибается,
1 'Отец Александр – это именно тот человек…' (англ.).
2 чистки (фр.).
то это от неведения, незнания. А у Bourdet – всегда parti- pris1 , ужасающее клеймо идеологизма. Читаю и думаю – только бы никогда вере, христианству не стать 'идеологией'.
Пятница, 25 апреля 1975
Раннее, солнечное утро в этом квартале около Бюро подоходного налога], среди небоскребов, среди кишащей толпы. И так как было еще рано ехать на радио 'Свобода', прошелся по улицам вокруг City Hall2 с почти животной joie de vivre3.
И вот, наконец, 'душеполезную совершивше четыредесятницу', подъем к Страстной – через предпасхальный свет Лазаревой субботы и Вербного воскресенья. И так как весна поздняя – все в семинарском саду в цвету: ярко-желтые форситии, лиловые азалии, прозрачная зелень деревьев. С детства – любимейшие дни.
А фон всего этого – кошмарный, кровавый конец Индокитая и Камбоджи, аресты в России, выборы – сегодня – в Португалии, разгул торжествующего зла и лжи при подлом поддакивании либералов всех мастей. ВчеравLe Monde – Francois Mitterand: 'Pour nous l'Union sovietique est un facteur de paix…'4 ).
Великий Понедельник, 28 апреля 1975
Лазарева суббота и Вербное воскресенье – два дня беспримесной радости. Изумительные солнечные дни, чудные службы, до отказа переполненная церковь. В субботу после обедни ездили с Л. на кладбище в Roslyn, устраивали могилу родителей Л.]. Вчера днем, между службами, в Wappingers с внуками. Только пробивающаяся еще, 'сквозящая' зелень. Вечером – 'Чертог…'.
Но вечером – и часто посещающее меня, немного мучительное чувство: как будто все то, что так радует, поражает, вдохновляет меня в Православии, и особенно в эти два, любимейших мною, дня, – не то, что ищут от Православия, видят в нем другие. Вчерашний Апостол: 'Радуйтесь, и паки реку – радуйтесь!' И дальше: 'Все, что достохвально, что честно…'5 . Все – о Царствии Божьем и о радостной свободе, через него воссиявшей в мире. Свобода – прежде всего – от самой 'религии', от удручающего религиозного 'копошения'. Об этом , о 'религии' – весь сон вчера ночью. Что-то кому-то я мучительно разъяснял, а самому было так это просто. Мучительные исповеди, мучительный 'оборот на себя' религиозных людей, мучительная похоть на 'священное'. А мне все думается, что, если бы увидели люди, что – на глубине, предвечно и на все века – совершалось тогда в Иерусалиме, они прежде всего освободились бы от этого своего 'я', так мучительно разрастающегося в 'религиозности'.
1 предвзятое мнение (фр.).
2 здесь: ратуша (англ.).
3 радостью жизни (фр.).
4 Франсуа Миттеран: 'Для нас Советский Союз является фактором мира…' (фр.).
5 Флп.4.
Кончил 16-й том Leautaud. Liberation, epuration1 – ужасные годы. Вопрос: почему безбожник может быть так свободен и правдив, честен и по-своему милостив и почему именно этих качеств так трагически не хватает 'религиозным' людям?
Великий Вторник, 29 апреля 1975
Вчера в 6 ч. вечера Солженицын прилетел incognito в Монреаль и поселился у Маши и Вани2 ! Все это, по обычаю, было сугубо 'засекречено' (на горе бедному Сереже, подходящему к этому с точки зрения журналистской…). К чему все это приведет – неизвестно…
Переписка Bremond-Blondel, третий том. Всего каких-нибудь сорок лет прошло с тех пор, а впечатление такое, что скрылась под водою целая Атлантида, целая цивилизация, поразительная по своей тонкости. Меня больше всего поражает способность тогдашних людей (Bremond, Blondel, Laberthonniere) свободно подчиняться . Подумать только, что Laberthonniere не писал, замолчал, на протяжении десятилетий! В наши дни все это бушевало бы, протестовало, защищало бы какие-нибудь 'права'! Отсюда – отсутствие в наши дни подлинного трагизма , и это значит – настоящей, внутренней победы (определяемой 'логикой Креста'). 'В борьбе обретешь ты право свое'3 : это теперь заменило собою: 'послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя…'4 . Сейчас человек думает, что выражает и исполняет себя 'гневным воплем', тогда как этот последний, будучи в сущности сродни злу, как раз ничего и не побеждает. Свободен только тот, кто 'послушлив': этого совсем не знает, не понимает наше время, несмотря на весь свой пафос свободы. Эпоха бунтующих рабов, сменившая эпоху высокого 'послушания' свободных людей.
