индивидуальным Я, которое замкнуто на самом себе, т. е. вычесть всякое отношение, в котором один человек лишен присутствия в настоящем для другого и не является для него настоящим, но оба лишь используют друг друга для получения удовольствия, то что останется?
Истинная общественная и истинная личная жизнь — это два образа связи. Для их становления и существования необходимы чувства, изменяющееся содержание, и необходимы институты, постоянная форма; однако и в совокупности они еще не дают человеческой жизни, которая создается третьим — центральным присутствием Ты, или, вернее, воспринятым в настоящем центральным Ты.
Основное слово Я-Оно не причастно злу, как и материя не причастна злу. Основное слово Я-Оно причастно злу, как и материя, когда она претендует на то, что она есть само бытие. И когда человек попустительствует этому, постоянно разрастающийся мир Оно подавляет его, собственное Я теряет для него действительность, пока наконец удушливый кошмар, нависший над ним, и призрак в нем не поведают тайно друг другу о своей неизбавленности.
— Но разве не с необходимостью общественная жизнь современного человека погружена в мир Оно? Две сферы этой жизни, хозяйственная и государственная, в их настоящем объеме и настоящем развитии — мыслимы ли они на какой-либо иной основе, нежели сознательный отказ от всякой 'непосредственности', непоколебимое и решительное отклонение всякой 'чужой' инстанции, которая возникла вне самой этой сферы? И если здесь правит Я, приобретающее опыт и использующее в экономике товары и достижения, в политике — мнения и устремления, разве не его неограниченному господству обязана своим существованием прочная и разветвленная структура великих 'объективных' образований в этих двух сферах? И разве статуарное величие ведущего государственного деятеля, ведущего хозяйственного руководителя, не связано именно с тем, что он видит в людях, с которыми имеет дело, не носителей Ты, недоступного опыту, но рассматривает их как средоточия продуктивной силы и устремлений, в силу чего эти люди со свойственными им способностями должны быть учтены и соответствующим образом использованы? Разве не обрушился бы на него его мир, если бы он, вместо того чтобы складывать Он + Он + Он в Оно, попытался получить сумму Ты и Ты и Ты, которая никогда не будет ничем иным, как снова Ты? Разве не значило бы это променять формирующее мастерство на кустарный дилетантизм, а светлый, могучий разум — на туманную мечтательность? И если мы переведем взгляд с руководящих на руководимых, разве сам ход развития и совершенствования того способа работы и обладания, которые характерны для современности, не искоренил почти совершенно всякий след жизни, в которой осуществляется пред-стояние, всякий след наполненного смыслом отношения? Было бы абсурдным желать повернуть вспять этот процесс, а если бы это абсурдное желание осуществилось, то чудовищный в своей точности гигантский аппарат этой цивилизации был бы тотчас разрушен, но только он один делает возможной жизнь чудовищно разросшегося человечества.
— Говорящий, речи твои запоздали. Только что ты мог еще верить своим словам, сейчас ты уже не сможешь им верить. Ибо мгновение назад ты, как и я, увидел, что государством уже не управляют; кочегары еще подбрасывают уголь, но те, кто стоят у руля, лишь делают вид, что они управляют бешено мчащимися машинами. И в тот самый миг, когда ты говоришь мне все это, тебе, как и мне, слышен непривычный гул, который начинают издавать рычаги управления экономикой; мастера снисходительно улыбаются тебе, но в их сердцах обитает смерть. Они объясняют тебе, что они приспособили действие аппарата к современным условиям, но ты замечаешь, что отныне они могут разве что сами приспосабливаться к нему, пока он еще позволяет им это. Их ораторы поучают тебя, что экономика вступает в права наследства, которое ей передает государство; ты же знаешь, что наследовать нечего, кроме тирании буйно разрастающегося Оно, под игом которой Я, все менее способное овладеть ситуацией, все еще мнит себя повелителем. Общественная жизнь человека столь же мало, как и он сам, может обойтись без мира Оно, над которым присутствие Ты носится, как Дух над водами*. Воля человека к извлечению пользы и воля к власти действуют естественно и закономерно, коль скоро они смыкаются с волей к отношению, пока она является их носителем. Нет злых устремлений, пока они не отрываются от сущности; устремление, которое смыкается с сущностью и ею определяется, есть плазма общественной жизни, но, обособленное от сущности, оно есть ее разложение. Хозяйственная сфера — ограниченное пространство, в котором обитает воля к извлечению пользы, и государственная, в рамках которой обитает воля к власти, до тех пор причастны жизни, пока они причастны Духу. Отрекаясь от него, они отрекаются от жизни: ей, разумеется, нужно время на то, чтобы завершить св^е дело; и еще довольно долго кому-то может казаться, что он видит, как движется некое образование, хотя там давно уже бешено вращается зубчатая передача. И введение какой-то доли непосредственности на деле здесь ничем уже не поможет: расшатывание плотно пригнанного каркаса хозяйства или государства в попытке придать некоторую гибкость его соединительным звеньям не может перевесить того, что ни экономика, ни государство более не находятся под верховенством Духа, изрекающего Ты; никакое возбуждение периферии не может послужить заменой живого отношения к центру. Образования общественной жизни человека черпают свою жизненную силу из полноты силы отношения, которая пронизывает их органы, а свою телесную форму — из связности этой силы в Духе. Повинующийся духу человек, чья деятельность заключена в сфере хозяйства или государства, — не дилетант; он хорошо знает, что не может выйти навстречу тем людям, с которыми ему приходится иметь дело, просто как к носителям Ты — это разрушило бы все созданное им; и все же он отваживается на это, правда, лишь до той границы, которая внушена ему Духом; и дух внушает ему эти границы; и этот риск, это дерзновение, которое взорвало бы изолированное образование, увенчивается успехом в том, над которым носится присутствие Ты. Он не фантазирует: он служит истине, которая, будучи сверхразумной, не изгоняет разум, но держит его при себе. В общественной жизни он делает то же, что делает в личной жизни человек, сознающий себя неспособным прямо претворить в действительность Ты, и все же вседневно подтверждает его в мире Оно — по закону и мере этого дня, ежедневно проводя заново границу, обнаруживая ее. Точно так же работу и обладание не освободить, исходя из них самих, но только из Духа; только из его присутствия может излиться значение и радость всякой работы, а во всякое обладание — благоговение и жертвенная сила: излиться не до краев, но quantum satis,* — может все выработанное и все одержимое обладанием, оставаясь плененным миром Оно, все же преобразиться и стать пред-стоящим, стать представляющим изображением Ты. Здесь нет никакого Назад-вспять, а есть даже в минуту глубочайшего бедствия — и, пожалуй, именно тогда — прежде непредвиденное Через-это- вперед.
* Сколько потребуется; достаточное количество (лат.). — Примеч. пер.
Управляет ли государство экономикой или экономика наделяет полномочиями государство, не важно, коль скоро обе эти сферы не преображены. Будет ли в государственных институтах больше свободы, а в хозяйственных — больше справедливости, важно, но не для вопроса о действительной жизни, который здесь ставится; свободными и справедливыми они не могут стать сами по себе. Остается ли живым и действительным Дух, изрекающий Ты и откликающийся; будет ли влияние, исшедшее от Духа в общественную жизнь человека, в дальнейшем подчинено государственной и хозяйственной сферам или же будет действовать самостоятельно; то влияние Духа, которое еще удерживается в личной жизни человека, растворится ли оно вновь в общественной жизни — вот что имеет решающее значение. Разумеется, мы не добьемся этого разделением общественной жизни на независимые области, к одной из которых принадлежала бы также 'духовная жизнь'; провести такое разделение — значит окончательно подчинить тирании те сферы, которые погружены в мир Оно, а Дух — полностью лишить действительности, ибо, будучи самостоятельно действующим в жизни, Дух никогда не пребывает 'в себе', но в мире, действуя своей силой, пронизывающей мир Оно и его преображающей. Дух есть истинно 'у себя', когда он может выйти навстречу миру, который открыт ему, предаться ему, избавить его и в нем — себя. Распыленная, ослабленная, выродившаяся, пронизанная противоречиями духовность, которая сегодня является представителем Духа, сможет это лишь тогда, когда она вновь дорастет до сущности Духа — до способности говорить Ты.
В мире Оно безгранично правит причинность. Всякий доступный восприятию 'физический', да и всякий 'психический' процесс, найденный или обнаруженный посредством личного опыта с необходимостью, является причинно обусловленным и обусловливающим. Не составляют исключения и те
