Такое великодушие приостановило ее. То, что она хотела сказать, могло огорчить отца. Майк ему явственно нравился.
— Понимаешь, — начала она, — я немного ошиблась. Это он понимал. Ошибок он наделал достаточно.
— Ошиблась?
— Да. Я не выйду за Майка.
— Не выйдешь?!
— Нет.
Графу показалось, что солнце фукнуло и погасло. В полной прострации он откинулся на спинку сиденья.
Глава XXI
Дворецкие, как и моллюски, умеют скрывать свои эмоции. Когда Мервин Спинк величаво подошел к телефону в кабинете хозяина, никто бы не догадался, что стервятник терзает его утробу. Шерлок Холмс, и тот не определил бы, что недавно он претерпел достаточно бурную беседу с леди Аделой. Конечно, бурным был не он; а сейчас, ровно в четыре часа пополудни, держался с обычным достоинством и превосходно владел голосом.
— Алло! — сказал он. — Это редакция «Кентиш Тайме»? Не окажете ли любезность… Кто выиграл в 3.30, в Кемтоне? Благодарю.
Он повесил трубку. По его лицу нельзя было определить, какую он услыхал новость. Покинув кабинет, он направился в холл, там всегда найдется дело — выбросить окурки, сложить аккуратно бумаги. Да, леди Адела вроде бы его выгнала и завтра он, по-видимому, уедет, но долг есть долг. Пока он здесь, девиз его — служение.
Обычно в четыре часа удавалось выкурить в холле с полдюжины сигарет из серебряной шкатулки, стоящей на центральном столике. Однако сейчас там сидели хозяин с младшей дочерью. Граф выглядел так, словно перенес кораблекрушение; леди Тереза бессильно откинулась в кресле. Когда дворецкий вошел, она посмотрела на него исключительно скорбным взглядом.
— Мистер Кобболд вернулся? — спросила она.
— Да, миледи. Должно быть, он в своей комнате.
— Передайте ему записку, если вам не трудно.
— Сию минуту, миледи.
Лорд Шортлендс немного ожил.
— Спинк!
— Милорд?
— Миссис… э-э… Пентер вернулась?
— Да, милорд.
Мервин Спинк почтительно подождал, не будет ли новых указаний, и, убедившись, что хозяин — в скорби, тихо вышел. Граф повернулся к Терри. Голос его был хриплым, как у разбойника в старинной оперетте.
— Знаешь что…
— Нет.
— Ты ничего не заметила?
— В каком смысле?
— Ну, этот змий. Мне кажется, у него глаза блестят.
— Да?
— А я заметил. Блестят. Это неспроста. Ты слышала, что он сказал? Миссис Пентер вернулась.
— Слышала…
— Я думаю, он от нее не отходит. Ему и карты в руки, между ними нет преград. Наверное, посочувствовал: «Ах, вы устали» — и угостил хересом. Именно такие действия прельщают женщин. Но важно ли это? — он тяжело вздохнул. — Если ты не выходишь за Кардинела, мне конец.
Вздохнула и Терри. И в «Ритце», и в поезде, и позже, когда она писала записку, отец немало говорил об ее оборвавшейся помолвке. Казалось бы, тема исчерпана.
— Прости, — сказала она.
— Никак не пойму, почему ты порвала с ним.
— Я же объяснила.
— А я не понял. Может, они просто друзья. Заглянули в ресторан…
— Сказано тебе, я заметила его взгляд.
— Ну и что?
— После того, как я намучалась с Джеффри…
— Ерунда!
Реплики эти были исключительно неприятны, но Терри, сжав зубы, как-то держалась.
— Ради Бога, Шорти! — сказала она. — Хватит об этом говорить.
Лорд Шортлендс вылез из кресла. Он понимал, что дочери плохо, но все же обиделся.
— Пойду, — сообщил он, — прогуляюсь.
— Да, прогуляйся. А то сидишь, ждешь. Припомнив, чего он ждет, граф вздрогнул.
— Прогуляюсь у рва, — сказал он. — Можно бы туда броситься. — Эта мысль его оживила, но ненадолго. — Интересно, где твоя сестрица?
— Я думаю, в саду.
— Как она играет на нервах! Я в таком состоянии, что, не поверишь, хотел бы на нее наткнуться.
Граф удалился, но через минуту-другую пришел Стэнвуд, скорбный и молчаливый, как все, у кого разбито сердце. Он тоже видел Майкла с Эйлин и тоже простился с последней надеждой.
— А, вот вы где, — мрачно промолвил он. — Спинк передал мне записку.
— Что! Я писала Майку, а не вам.
— Знаю. Спинк перепутал. Не вините его, он уволен. Это нелегко. Значит, разорвали помолвку?
— Да.
— И правильно. Покажете ему, что почем. Вот оправлюсь чуть-чуть и напишу
— Далила?
— Нет, Иезавель. Огастес часто ее поминает. Так и начну: «Иезавель!» Она у меня попляшет. Еще есть вавилонская блудница,[30] надо и ее ввернуть. А вот скажите, дать мне Майку в ухо?
— Нет.
— И то верно.
Он угрюмо замолчал. Терри хотела бы, чтобы он оставил ее наедине с горем, но он явно не собирался этого делать, и она поискала нейтральной темы для беседы.
— Вы Аделу не видели? Он всполошился.
— А что? Она меня искала?
— Вроде бы нет.
— Слава тебе, Господи! Почему вы спросили?
— Сама не знаю.
— Лучше не надо. Я ее боюсь.
— А ночью не растерялись.
— Что?
— Ну, ночью. Помните, «мы обручены»…
— Ах, вот вы о чем! Надо же было что-то сказать.
