— Я много занимался спортом, развивал мышцы.
— Значит, спортсмен? — уважительно протянул он.
— Вот именно! А теперь взгляни сюда! — с горечью бросил я, вытягивая вперед руку.
— Ну и что?
— Как это, что? На какое будущее могу я рассчитывать с такой рукой? О боксе или регби и говорить нечего, да и в крикете — какой из меня теперь подающий? В любительских матчах разве… Эта рука — ошибка природы, неудачный эксперимент. С ней остается лишь прозябать вместе с отбросами общества где-нибудь в четвертом дивизионе.
— О чем это ты? — не понял он.
— О том, — все больше распалялся я, — что меня ждет, когда настанет время идти в школу! Думаешь, мне хочется быть убогим дохляком, который поет в хоре, чтобы лучшие представители общества бились насмерть за право дать мне пинка?
— А ты думаешь, мне хочется, — отпарировал Кули, — ходить всю жизнь с такой физиономией? Да если…
— Не будем обсуждать мою внешность, — перебил я.
— Да уж, лучше не стоит. Господи, ну и рожа!
— Я бы попросил!
— Ты сам это начал.
Некоторое время мы молча мерили друг друга яростными взглядами. Потом он снова взглянул на часы.
— Все, побегу, надо еще успеть в Малибу к моему рекламному агенту.
— Зачем? — удивился я.
— Да так, перекинуться парой слов.
— В таком виде?
— Ничего, он поймет. Слушай, еще вопрос, я совсем забыл… Куда мне идти ночью?
— Как?
— В смысле, должен же я где-то спать. Ты где живешь?
— Я уже говорил тебе. У меня коттедж в Саду Гесперид.
— Ах, да! Тогда порядок. А тебе что-нибудь нужно от меня узнать?
Я задумался. На самом деле, конечно же, вопросов была уйма, но в тот момент в голову ничего не приходило. Наконец я вспомнил:
— Что там за статуя, которую нужно открывать?
— Статуя старика Бринкмайера.
— Понятно.
Вот, значит, в чем дело. Ну что ж, против этого я не возражал. Надо полагать, старик вполне заслужил такой знак уважения, хотя, с другой стороны, когда выглядишь, как воздушный шар, готовый лопнуть, надо трижды подумать, прежде чем решиться на подобное. Впрочем, его дело.
— Я что, сам должен ее открыть?
— Нет, конечно. Еще вопросы?
— А что за Мичиганские Матери?
— Делегация из Детройта. Ты должен с ними встретиться.
— Поклонницы?
— Они самые. Мичиганское отделение клуба почитательниц Джо Кули.
— Приехали оказывать мне почести?
— Вроде того. А ты их примешь.
— Ну ладно, с этим я как-нибудь справлюсь.
Он тут же воодушевился, используя удобный случай подбодрить меня.
— Ну конечно справишься! Тебе понравится, вот увидишь. Знаешь, ты не верь тому, что я тебе тогда в приемной наговорил. У меня просто настроение тогда было ни к черту, оттого что зуб болел. Совсем не плохо быть звездой. У тебя поклонников больше всех в стране! Знаешь, сколько писем одних приходит? И перед камерой играть роль очень интересно. Да, сэр, просто здорово! Тебе понравится, я точно говорю… Ну все, пока, а то я уже совсем опаздываю. Приятно было поболтать.
Перекинув ногу через подоконник, малыш Джо снова обернулся.
— Да, еще насчет мамаши Бринкмайер… Если тебе вдруг понадобится рогатая жаба, подойди к косоглазому садовнику с бородавкой на носу, он вечно где-нибудь тут ошивается. Скажешь, это для старухи, чтобы в постель подложить, он с тебя ни цента не возьмет.
Его лицо — мое лицо — исчезло в темноте, но через мгновение снова заглянуло в комнату.
— Слушай, я тут хотел тебя еще кое о чем предупредить… Завтра утром позвоню.
Я тревожно дернулся.
— Предупредить? О чем?
— Сейчас уже нет времени, потом расскажу. Жди звонка. Затем он окончательно исчез, а я еще долго лежал, тревожно размышляя над его последними словами, которые прозвучали как-то уж очень зловеще. Однако постепенно природа взяла свое, и мой усталый организм наконец угомонился. Глаза незаметно сами собой закрылись, и я уснул. Первый мой день в качестве Джо Кули подошел к концу.
Думаю, каждому из вас приходилось просыпаться после кошмара, в котором вас преследовали свирепые тигры или подвешивали над костром кровожадные каннибалы, и, отирая пот со лба, говорить себе: «Уф, слава богу, это был лишь сон». Приятное ощущение, не правда ли?
Примерно то же самое я ощутил на следующее утро, когда, открыв глаза, припомнил странные события, изложенные в предыдущих главах. У меня словно гора упала с плеч, и в течение примерно пяти секунд мною владело чувство невероятного облегчения. «Ну и ну, — думал я, — приснится же такое! Чудеса, да и только».
Потом идиллия кончилась.
Первым, что заставило меня насторожиться, был рукав пижамы, торчавший из-под одеяла. Дело в том, что я несколько придирчив в отношении пижам и никак не принадлежу к числу тех, кто заскакивает на ходу в бельевой магазин и хватает что попало. Нет, моя пижама непременно должна быть шелковой и вдобавок с приятным живым рисунком. Рукав же, о котором идет речь, показался бы простым и грубым даже самому безразличному и лишенному вкуса наблюдателю, будучи пошит из какой-то дрянной патентованной шерсти и вдобавок окрашен в непонятный желтушно-зеленоватый цвет, заставлявший вспомнить лицо моего кузена Эгремонта за завтраком.
— Эге! — озадаченно произнес я. — Что еще за новости? Когда же мне в глаза бросилась хилая костлявая ручонка, которая высовывалась из рукава, все мигом встало на свои места. На сей раз даже зеркала не потребовалось. Рука и рукав информировали меня вполне официально, что тот якобы сон был вовсе не сон, я и вправду стал этим чертовым младенцем Кули вплоть до последней пуговицы и теперь снова буду вынужден ломать голову над тем, что теперь делать и чем все это кончится.
Удар оказался столь тяжел, что некоторое время я лежал в полной прострации, тупо глядя в потолок, будто подставился под правый боковой в матче с деревенским кузнецом. Однако слишком долго стонать и пережевывать свои горести мне не дали. Не прошло и десяти минут, как возле кровати возникла незнакомая секретарша с ручкой и сотней-другой фотографий, которые я должен был подписать. Секретаршу сменил массажист, потом другой, занимавшийся исключительно лицом, и, наконец, парикмахер, уложивший в должном порядке мои золотистые локоны.
Я лежал слегка помятый и гадал, ждать теперь педикюрши или следующим пунктом программы будет инструктор по ритмическому дыханию, когда передо мной неожиданно предстал дворецкий.
— Доброе утро, сэр! — поклонился он.
— Доброе утро.
Мне было приятно вновь увидеть его. Как и накануне, круглая сияющая физиономия и обширный жилет этого достойного представителя породы английских дворецких немало способствовали восстановлению моего нормального самочувствия.
— Заходите, присаживайтесь, — гостеприимно предложил я, уже успев привыкнуть к тому, что моя
