— Пятьдесят процентов, сэр.
— Так много? У моего знакомого писателя есть литературный агент, так он работает всего за десять.
— Литература — совсем другое дело, сэр. Зубы ценятся куда дороже.
— Нет, пятьдесят не пойдет, — решительно покачал я головой. — В конце концов, это мой зуб.
— Однако вам самому неудобно его продавать, — возразил он.
— Я знаю, но тем не менее…
— Вам нужен кто-то, умеющий торговаться.
— А вы умеете? — хмыкнул я. Дворецкий снисходительно усмехнулся.
— Если бы вам, сэр, довелось услышать, как я торгуюсь с местными поставщиками, вы бы не сомневались ни минуты.
Я задумчиво пожевал губами. Переговоры, наверное, зашли бы в тупик, но мой собеседник неожиданно сам сделал шаг навстречу.
— Ну хорошо, сэр, не будем спорить. Двадцать процентов вас устроят?
Эта цифра показалась мне разумной.
— Вполне.
Он тяжело вздохнул.
— Конечно, двадцать процентов с такой сделки вряд ли сделают меня богатым человеком, но будь по-вашему. В таком случае я попрошу вас передать мне коробочку с зубом и присовокупить к ней документ, подтверждающий подлинность, написанный вашей рукой. Издатели крайне придирчиво относятся к подобным вещам, особенно после того, как «Экранные иллюзии» погорели на футболке Кларка Гейбла, оказавшейся подделкой. Вот ручка, сэр. Вы можете написать несколько слов прямо на коробке.
— Э-э… что-нибудь вроде… «Собственный зуб Дж. Кули. Подлинность удостоверяю». И подпись. Годится?
— Прекрасно, сэр, прекрасно. Благодарю вас. Я отправлюсь в редакцию журнала немедленно по завершении обеда. К сожалению, до тех пор официальные обязанности не позволят мне отлучиться из дома.
Несколько часов спустя я прогуливался во дворе возле бассейна, весело напевая себе под нос. Обед был позади, а вместе с ним — и мои неприятности. Будущее, еще недавно затянутое тучами, теперь было озарено золотым сиянием.
Как просто и изящно разрешил все проблемы этот замечательный дворецкий! Я не смог бы отдать свои дела в более подходящие руки. Он будто всю жизнь только и занимался, что продажей чужих зубов. Мигом позвонил в «Чудесный экран», условился о встрече, не забыв оговорить, чтобы сумма была выплачена мелкими купюрами, и тут же отправился в редакцию заключать сделку.
Несмотря на отвратительный обед, в котором тема шпината была раздута до издевательских пропорций, и болезненную пустоту в желудке, я чувствовал себя, как заново родившийся ребенок. Бодрость и оптимизм переполняли мою душу. Даже если дворецкий окажется не таким уж и кудесником и сумеет выбить из издателя лишь пару тысяч, денег все равно за глаза хватит для моих целей, при том, что его спокойное уверенное лицо выдает человека, который своего не упустит и сумеет настоять на предельно высокой цене.
Таким образом, как уже было упомянуто, я весело напевал себе под нос и, наверное, продолжал бы в том же духе еще какое-то время, если бы мое внимание не привлек странный прерывистый свист, доносившийся из кустов по ту сторону лужайки. Я было подумал, что звуки издает какая-то местная птичка, однако вслед за свистом раздался женский голос:
— Эй, Джозеф!
Голос принадлежал Энн, и я пошел узнать, что она хочет.
Кусты росли так густо, что вначале я никак не мог ее разглядеть. Потом Энн, наконец, выглянула, и я понял, что она, вслед за дворецким, тоже решила поиграть в секретную службу. Многозначительно подмигнула, приложила палец к губам и скривила лицо в зловещей гримасе.
— Ш-ш… — хрипло прошептала она.
— Что?
— Тихо! Ни звука!
— В чем дело?
— Где мисс Бринкмайер?
— Не знаю, а что?
— Мы в стане врагов, юный Джозеф! Говори тише, ибо даже стены здесь имеют уши. У меня есть для тебя пирог со свининой.
Я был растроган, как никогда в жизни. Казалось, даже моя преданность Эйприл Джун отступила в сторону под натиском чувства благодарности к этой славной девушке. Только теперь я смог заглянуть в тайные глубины ее натуры.
— Он у тебя с собой? — весь дрожа, спросил я шепотом.
— Нет, в доме.
— А какой он?
— Самый большой, какой только бывает.
— Вот здорово!
— Тише! Тише! Ты уверен, что ее нет поблизости?
— Я не видел.
— Наверняка откуда-нибудь выскочит… Ага!
Со стороны дома послышался скрипучий голос, и, обернувшись, я и в самом деле заметил проклятие здешней округи. Бринкмайерша высовывалась из окна второго этажа. Вид у нее был злобный и подозрительный.
— Что это ты там делаешь? — крикнула она.
Явно подразумевалось, что делаю я то, чего делать не должен. Отсутствие доверия и элементарной доброжелательности ощущалось даже на таком расстоянии.
Наступил момент, требовавший скорого и творческого мышления.
— Рассматриваю жука! — крикнул я в ответ.
— Кого?
— Здесь жук. Я его рассматриваю.
— Никаких жуков у меня в доме!
Я удивленно поднял брови. Разумеется, без всякого толку: Бринкмайерша была слишком далеко.
— Зачем мне нести его в дом? Я просто наблюдаю за его повадками.
— Да? Ну хорошо, только смотри не извозись весь.
Ее голова скрылась, и Энн снова выглянула из кустов, словно лесная нимфа.
— Вот видишь! За каждым твоим шагом следят. Нести тебе пирог, юный Джозеф, все равно что доставлять донесения через линию фронта. Я собиралась оставить тебя здесь, в кустах, и сбегать в дом, но теперь нельзя: она увидит в окно. Знаешь что, ты лучше прогуляйся по лужайке и незаметно спрячься в купальной кабинке, там и жди.
Вы представляете, каково мне было не спеша прогуливаться по саду. Каждая минута, отделявшая меня от пирога со свининой, казалась часом. Подойдя к кабинке, я уже был сам не свой. Там оказался садовник, мывший пол шваброй.
— Добрый день, сэр, — кивнул он.
Чистота его произношения удивила меня: судя по лицу, он был совершенный японец, и я ожидал услышать что-нибудь вроде звуков, которые издают копыта буйвола, бредущего по болотной трясине. Однако обращать на это внимание было некогда, потому что я хотел отделаться от него как можно скорее.
— Вы еще долго тут будете? — спросил я.
— Вам нужна кабинка, сэр?
