«Это же мы — «ядовитые змеи» и «скорпионья порода»! — задыхался от ужаса Петя. — Это же нас выкуривает Пеликанов! Мы — звери, которые попали в его капканы!»
Полной дуростью оказывалось все, что Петя пытался писать. Он напишет, припишет друзьям «антисоветские речи». А потом их так же посадят, скажут каждому, что другие уже донесли, и они тоже напишут, какие антисоветские речи вел Петя. Всех их посадят как врагов народа, а Пеликанов перевыполнит план по арестам.
Позже Петя даже немного гордился, что так ничего и не написал. Хотя понимал — гордиться нечем, просто Пеликанов большой дурак. Тогда же Пеликанов вернулся нескоро, довольный и сытый. Аккуратно, деловито отомкнул сейф, так же деловито выдернул у Пети единственный почти чистый лист бумаги.
— Не написали? Так я и думал. Скрываете своих соратников… Похвально! Очень по-белогвардейски. К тому же осмелюсь напомнить: ухаживаете за дочерью сомнительного специалиста… Было дело? Или осмелитесь отрицать?
— Профессор Бурдуков — не враг народа!
— Пока не выведен на чистую воду, так точнее. Еще точнее — пока что профессор Бурдуков ничего не сделал, но мы к нему очень присматриваемся! Очень! А вы ухлестываете за его дочкой. Подобное, как я понимаю, к подобному тянется.
— Я и не отрицаю, что ухаживаю за Татьяной… Но Бурдуков вовсе не враг!
— Не отрицаете? Это хорошо, хоть здесь правду сказали. Похвально-с. Только вражеское кубло все же на вашем курсе есть, и вам это кубло распрекрасно известно. И в другом месте тоже ошибочка вышла. Продолжаете утверждать, что вы Кац? Петр Исаакович Кац?
— Да. Конечно, утверждаю, это я.
— А вот и нет! — обрадовался Пеликанов. — Вот и нет, вы вовсе даже и не сын гражданина Каца.
— Вы ошибаетесь… Я сын!
— Да помолчите вы… — Пеликанов даже повысил голос, ладонью хлопнул по столу. — Органы знают.
Петя дико смотрел на Пеликанова. Тот даже ухмылялся эдак злобно и вместе с тем победно: вот я знаю, а ты вовсе и не знаешь.
— Никакой вы не сын Исаака Иосифовича Каца… — напряженно, с ударением произнес Пеликанов, внимательно глядя на Петю. — И вот как раз это обстоятельство вы совершенно напрасно скрыли от органов.
Незнакомец
Нельзя сказать, что Пете захотелось убить Пеликанова. Захотелось со всего размаха двинуть ему, как говорили в школе, «с разворота в глаз». Или пнуть в бок, целя носком сапога в печенку. Давно хотелось, но тут захотелось так сильно, что даже стало трудно с собой справиться. Так они с Пеликановым и меряли друг друга взглядом, когда вдруг открылась дверь, обычнейшая дверь позади Пеликанова: дверь в другую комнату Первого отдела, где хранятся всякие важные документы.
Петя как-то и не думал, что кто-то может сидеть в комнате, пока он беседует с Пеликановым… Но вот дверь открылась, и вышел из двери такой незаметный, неприметный человек лет тридцати пяти — сорока. Очень обычный человек, с очень обычным, невыразительным лицом. Петя не уверен, что смог бы узнать на улице этого неприметного человека. Много таких пролетарских лиц, лиц умных деревенских мужиков, попадается на улицах, в магазинах, пивнушках, трамваях… словом — решительно везде.
А вместе с тем незнакомец Пете понравился. Чувствовался в нем ум, и чувствовалась в нем сила. Сила была в жилистой фигуре, крупных кистях рук с набрякшими венами. В энергичной сторожкой походке. Человек двигался, стоял, прислонившись к косяку двери, даже разминал папиросу как сильный, опасный зверь… В нем неизвестно почему очень угадывалась способность быть смертельно опасным.
С первого взгляда Пете напоминал он ягуара. Почему ягуара? Непонятно… Наверное, потому, что Петя знал: леопард — самый мелкий из крупных хищных кошек. А этот стоящий человек никак не мог быть самым мелким… Как-то с ним это совсем не сочеталось. Человек улыбался Пете… Не широко — одним уголком рта, но улыбался. Вид у человека был такой, словно Петя ему тоже нравился.
При появлении человека Пеликанов вскочил, уронив что-то со стола, вытянулся по стойке «смирно».
— Погуляйте пока, — небрежно бросил человек Пеликанов даже засопел от спешки, выматываясь из кабинета.
— Впрочем, мы тоже уйдем, — сообщил незнакомец Пете Кацу. — И скажи-ка, а не пора тебе обедать?
— Еще не знаю… — разлепил губы Петя. — Вы кто?
— Зови меня товарищ Васильев, ладно? А обедать нам и правда пора. Пошли, Петя, пора поговорить с тобой серьезно.
После всех событий и чудес последних дней Петю трудно было удивить. Тем более «товарищ Васильев» внешне был приятнее даже Арнольдова, не говоря о Пеликанове, милицейском следователе и Чаниани. Не говоря о том, что речи вел приятнее и тембр голоса у него был нормальный, мужской, а не визгливый мяв, как у Пеликанова.
Но куда он ухитрился угодить?! Чего от него нужно всем этим людям?! Петя никак не мог понять.
— Давай, товарищ Кац, сядем вот тут…
Из тесной комнатки Первого отдела вела дверь в другую комнатку, побольше, со шкапами и большим кожаным диваном. Здесь тоже висел портрет Сталина и плакат, изображавший мордатого парня с безумным выражением лица. Парень прижимал к груди красную книжечку и возводил очи горе. Под изображением помещены были вирши такого содержания:
Еще в этой комнатке стоял небольшой удобный столик; за этот-то стол присел Петя, подчиняясь
