— Я купил этот дом у одного из моих клиентов. Он уезжал из города, и ему надо было срочно продать его. Не могу сказать, что он достался мне за гроши, но, поскольку парню не нужно было обращаться к маклеру, нам удалось уменьшить расходы. На следующей неделе я привезу свои вещи.
Элизабет удивленно посмотрела на него.
— Ты хочешь обосноваться здесь? Мне казалось, тебе нравилось вести свои дела из поместья у черта на куличках.
Калеб пожал плечами.
— Это я улажу. Я люблю город. А ты ведь не сможешь продолжать свою карьеру, если будешь жить в нескольких сотнях миль от Бродвея. Восьмичасовые поездки на поезде тебя быстро измотают.
Элизабет пропустила его заявление мимо ушей.
Калеб принял это за добрый знак и поспешил продолжить:
— Поскольку я купил этот дом, ты сама сможешь выбрать обстановку. Я на все согласен, кроме ситца в цветочек. Я не очень люблю ситец в цветочек.
— А что ты собираешься сделать с тем домом?
— Я сохраню его. Это будет наш загородный дом. Нужно же нам где-то любоваться звездами. Тебе приятно будет узнать, что я снял с забора проволоку. Теперь он больше похож на загородный дом и меньше на больницу.
Элизабет остановилась у дальней стены двора, разглядывая скамейку с чугунным орнаментом. Подойдя, она начала лениво смахивать снежинки с резной спинки, а потом прислонилась к скамейке спиной и подняла лицо к небу. В темноте Калеб мог видеть лишь, как снежинки падают ей на ресницы, и ему хотелось слизнуть их.
— А что поделывает наш дорогой фальшивомонетчик? Как он там? — спросила Элизабет.
— Похоже, Лу поссорился со своими адвокатами.
— Опять?! Он что, собирается отказаться и от этих?
— Похоже на то. Бедняга просто не может понять, почему все так его ненавидят.
Элизабет лукаво усмехнулась:
— Такого очаровательного мужчину!
Калеб сказал:
— Когда Лу схватил тебя… когда он говорил, что сделал с Дэвидом и что собирается сделать с тобой… — Калеб затряс головой, пытаясь справиться с приливом злобы. — Я никогда не чувствовал такой ярости, Элизабет. Никогда. Я собрал всю свою волю, чтобы не броситься на него. Если бы он не держал тебя на мушке…
Она смотрела в сторону.
— Я не знала, что Дэвид рассказывал ему обо мне. Но, по крайней мере, Лу подтвердил мои слова.
— Элизабет. — Калеб протянул руку и повернул ее лицо к себе, чтобы она смотрела ему в глаза. — Мне вовсе не нужно было слушать эту полоумную скотину. Разве ты не знаешь, что я тебе давно уже поверил?
Он почувствовал, как у нее задрожал подбородок, и ласково погладил ее по щеке.
— Мне кажется, я никогда не смогу тебя в этом убедить — после всего, что я с тобой натворил.
Элизабет положила свою руку поверх руки Калеба.
— Ты слышал, Лу рассказывал, как он обработал Дэвида и до чего его довел? Ты продолжаешь винить себя за то, что не вмешался? Что не распорядился жизнью брата по-своему?
— Нет. И это было тяжелее всего — освободиться от чувства вины. Дэвид был взрослым человеком и мог сам принимать решения.
— Но он все равно был твоим младшим братцем, — прошептала Элизабет, целуя его ладонь.
Калеб почувствовал, как у него перехватило горло. Она поняла.
— Послушай, как бы то ни было… моя мать была очень больна. Было просто подло говорить, что ты виновата и в ее смерти. Я не виню тебя за то, что ты не можешь простить меня.
— Так ты об этом думаешь? Ты думаешь, что я не хотела встречаться с тобой, потому что не могла простить тебя?
— Я сказал, что я все для тебя сделаю, и сделаю это.
Элизабет кивнула головой в сторону его нового дома:
— Что-нибудь вроде этого?
— Нет, черт побери! Элизабет… — Голос его сорвался, и он замолчал.
— Ну, ты должен признать, это выглядит как… — Элизабет пожала плечами.
— Я не должен ничего признавать, черт побери! Наплевать мне, как это выглядит!
— Не кричи на меня!
Калеб стиснул зубы.
— И прекрати рычать.
— Я не рычу. Ты еще узнаешь, как я рычу.
Элизабет улыбнулась. Она протянула пальчик и провела им по горлу Калеба. Он не мог отвести взгляд от ее бездонных карих глаз.
— Все идет прямо отсюда. Я чувствую вибрацию. Мне кажется, ты об этом даже не подозреваешь, — прошептала Элизабет.
Он схватил ее за запястье и почувствовал, как кадык затрепетал у нее под рукой.
— Элизабет, я ждал тебя целых три месяца. Не начинай того, чего не хочешь закончить.
Она выдержала его взгляд.
— Я не хочу, чтобы ты думал, будто все дело в моем прощении. Я тебя давно простила.
Его сердце болезненно сжалось, и он приложил ее ладонь к своей груди, словно желая успокоить его.
— Если бы я раньше знал об этом!
— Я боялась, — прошептала она. Он нахмурился.
— Кого? Меня?
— Нет. Я боялась… того, как ты мне нужен. Того, как я безумно хочу увидеть тебя.
— Элизабет… — Он попытался прижать ее к себе, но она отстранилась.
— Я думала, мне будет легче, когда я окажусь одна в своей квартирке в Бруклине, и снова потянется бесконечная череда прослушиваний, приглашений и репетиций. Ты был мне нужен, но я не хотела встречаться с тобой по ложной причине.
— По какой такой ложной причине?
— Когда мы… когда мы с тобой там, в гараже, занимались любовью, я боялась, что мое чувство к тебе было… извращением. Что мои эмоции были искажены из-за моей зависимости от тебя.
Калеб начал понимать. Первым его побуждением было развеять опасения Элизабет. Он-то знал, каковы его чувства. Совершенно естественно, что она ответила на его любовь.
— У тебя было три месяца, чтобы подумать об этом. Что же ты решила?
Прежде чем она успела ответить, он предостерегающе поднял руку.
— Я могу подождать еще, если это необходимо. Я буду ждать до тех пор, пока ты не свыкнешься с мыслью, что нам суждено быть вместе. — Калеб затаил дыхание.
— Я давно все решила, — ответила Элизабет. Она просунула руки под его расстегнутую куртку и провела по груди. — Я люблю тебя, Калеб. Чем дольше я тебя не вижу, тем несчастнее становлюсь.
Он застонал, сжал ее в объятиях и принялся целовать так крепко, что они чуть не задохнулись.
— Я сделаю все, чтобы ты была счастлива, — шептал он ей прямо в ухо. — Только обещай, что мы больше не расстанемся. Я этого не переживу.
Она улыбнулась.
— А я не могу представить себе свою жизнь с кем-нибудь другим.
Калеб взял ее лицо в ладони и слизнул снежинки с ресниц.
— Я отдам тебе ключ от наручников. Если я буду чересчур настырным, разрешаю приструнить меня.
Элизабет слегка улыбнулась.
