проявляется конкретно в рамках взятой целиком существующей религии. Духовность формируется таким путем, посредством которого люди, живущие в рамках многогранной традиции (догма, нравственность, литургия, институты), вступают в соприкосновение с сутью этой традиции и находят свой путь к этой сути [1315] . Духовность (живая связь между Богом и человеком), наряду с доктринальным элементом (последовательное изложение связи Бога и человека) и ритуальным элементом (осуществление в обществе связи Бога и человека), составляет религию в целом [1316] . Элементы смыкаются. Духовность, отделенная от своей религиозной среды, перестает существовать [1317] .
Нет мистицизма как такового, есть только мистицизм конкретной религиозной системы, — христианский, мусульманский, иудейский мистицизм и так далее. Было бы нелепо отрицать, что остается общая характеристика, и это — тот элемент, который обнаруживается при сравнительном анализе конкретного мистического опыта. Но только в наши дни обрело почву убеждение, что существует такая вещь, как абстрактная мистическая религия [1318] .
Шолем точно указал на слабое место одной из крайних точек: поиск подобия тут же подкрепляется эмоциональным сопротивлением религиозным институтам (догма, нравственность, юридические формы). Эта антипатия усиливает потребность в чистой религии, отделенной от всех институциональных аспектов. Предполагается, что такую незагрязненную первозданность можно найти в духовности и мистицизме. Тем не менее и Шолем оставляет возможность поиска общности в рамках сферы духовности и мистицизма без того, чтобы ipso facto придерживаться веры «абстрактной религии». Можно исследовать конкретные формы духовности в контексте религий и философий жизни и в процессе этого отметить сходство и различия. Что же касается прочего, изобретение абстрактной религии мистицизма в действительности не полностью лишено основания и (возможно, без осознания этого) признака духовности. В конце концов, замечательно, что духовность и мистицизм всякий раз последовательно возрождаются, когда возникают противоречия с установленными структурами. Когда люди переживают отход от традиции, духовность посредством личных тропинок опыта бросается на преодоление возникших противоречий [1319] . Сейчас именно тот период, когда многие установленные западные религии оказались в таком положении. Это объясняет склонность к духовности и мистицизму. Однажды осознав это, мы можем плодотворно и беспристрастно оценить роль и предназначение духовности в контексте религий и философий жизни, по ходу отмечая то ядро, вокруг которого сконцентрированы эти типы духовности.
Заключение. Научно-религиозный подход выделяет два момента в сфере духовности. (1) На первый план четко выступают формы духовности, их внутренняя структура и предназначение внутри целого данной религии или философии жизни. (2) Многообразие сравнимых форм ставит вопрос об их взаимном сходстве и различиях, а через это — вопрос, касающийся их основной структуры.
Библиография
Almond P.,
Barnard G.,
Воск E.,
Gardet L.,
HollenbackJ.,
Parrinder G.,
Schmid G.,
Straelen H. van,
Waldenfels H., Meditation — Ost und West, Einsiedeln etc., 1975.
WunderliJ.,
История
Первый шаг в историографию духовности — это работа Пурра [1320] . Его книга La spiritualite chretienne создала историю и способствовала изучению духовности. Второй шаг — это книга Буйе Histoire de la spiritualite, труд в четырех томах [1321] . В первой части Буйе рассматривает духовность Нового Завета и отцов церкви; во второй части Леклерк, Вандербрук и Буйе описывают духовность Средних веков; в третьей части Буйе обращается к духовности Православной церкви, протестантов и англикан; в четвертой части Когнет описывает современную духовность. Поразительно, что в этом сочинении не уделено внимания духовности Ветхого Завета, иудаизма, ислама, духовности Древнего мира и туземцев.
Этот пробел восполняет также четырехтомная Historia de la Espiritualidad [1322] : здесь уделяется внимание нехристианским формам духовности (иудаизм, ислам, гносис, эллинизм и так далее), а также современному атеизму. Третий шаг — это упоминавшееся ранее руководство под названием World Spirituality — An Encyclopedic History of the Religions Quest [1323] , примыкающее к Christian Spirituality [1324] . Эти три вехи окружены монографиями, где рассматриваются периоды, направления и личности [1325] , а также детальными исследованиями, представленными в сборниках и периодических изданиях [1326] . В иудейской духовности наивысшим, но не окончательным достижением все еще остается издание Основные течения в еврейской мистике [1327] . Вслед за этим историческим исследованием Гершома Шолема, на которое он ссылался во многих публикациях, появились работы Катца, Дана, Идела, Якобса, Грина, Элиота, Грецингера, Тишби, Лье- беса, Шафера, Грюнвальда, Гальперима, Кома, Вербловского и других. Что касается Реформации, тут складывается иная ситуация. В 1917 г. Пройсс отмечал: «История христианского благочестия еще не написана. Фактически недостает даже наиболее серьезных предварительных исследований этой истории» [1328] . В 1995 г. Джасперт пришел к аналогичному заключению [1329] , хотя к этому времени уже появилось несколько предварительных исследований.
Критическим моментом, связанным с потоком публикаций по историографии, является вопрос, касающийся отбора механизмов, формирующих воссоздание истории. Какие предания считаются менее важными? Как разделяется история? Когда достигались наивысшие моменты? Какие истории были написаны с самого начала? На каком основании? Конечно, основной вопрос состоит в том, с какой позиции (а это всегда означает, с какой точки зрения, в чьих интересах) воссоздается история? [1330] Поразительно, например, какие усилия приложили Пурра и Буйе, чтобы превратить историю христианской духовности в символ единства: для них все различия сохраняют выражение одного и того же (католического) разума. Преобладание греко-латинской духовности в ущерб духовностям национальным также воспринимается как само собой разумеющееся. Это позиция преимущественно клерикальная и монашеская. Последние работы (например, The Study of Srirituality) отличаются большей открытостью, не ограничиваются конкретными богословскими рамками и более склонны к признанию неоднородности культур [1331] . Однако оказывается, что эти последние работы тоже руководствуются позицией, привязанной ко времени.
История духовности — это рассказ, а рассказу свойственно пропускать или включать что-то, выдвигать на первый план или оставлять в тени. История создается таким диахроническим способом, но