достоверности. Для Аристотеля очень важно, чтобы мы всегда помнили об этом.
Следует заранее согласиться с тем, что любое исследование поведения людей может лишь набросать схему, но никак не претендует на математическую точность. Как мы отметили в самом начале, исследование должно быть сосредоточено на предмете обсуждения. Вопросы, касающиеся поведения людей и их интересов, не носят неизменного характера, как и вопросы здоровья. Хотя это уже применяется при рассмотрении общих тем, в конкретных ситуациях, где ничего нельзя точно сформулировать, вещи приобретают по-настоящему сложный характер. Здесь не помогают ни научное знание, ни общие рекомендации; действующее лицо должно в каждом случае взвешивать, чту применимо к данной ситуации, как происходит, например, с врачом или мореплавателем. Но, несмотря на такой характер настоящего исследования, мы, тем не менее, постараемся привести его к хорошему заключению [1742] .
Характер исследования не только отражается на достигаемых результатах, он также предполагает определенное расположение аргументов. Аристотель различает в человеческой рациональности две части. «С помощью одной части мы рассматриваем эти вещи в реальности, главные принципы которых не могут быть иными [неизменное]; посредством другой части мы изучаем вещи, которые могут быть иными [переменное]» [1743] . Первый аспект применим для познания (эпистемоникон), второй — для корректировки (логистикой). Такая корректировка происходит при размышлении и взвешивании: «Никто не размышляет над неизменным» [1744] . Способность соотносить вещи — это неотъемлемое свойство души, которая обладает этой взаимосвязанностью (логос) [1745] . Оба вида поиска истины имеют собственную надлежащую позицию (хжсис).
В этой связи очень весомым фактором является опыт. Люди, не имеющие опыта, несмотря на то, что они могут быть знатоками геометрии и математики и достичь высот в этих науках, не могут еще обладать практической мудростью. «Причина заключается в том, что практическая мудрость (фронэсис) относится к конкретным ситуациям, а человек узнает конкретные ситуации посредством опыта. Однако у молодого человека нет опыта, поскольку опыт приходит с годами» [1746] . Молодые люди могут быстро изучить математику, поскольку математика основана на абстракции, которая выявляет общие принципы, но «главные принципы этих предметов вытекают из опыта» [1747] . Отправной точкой практической философии является опыт. Последний оценивается, открываются возможности, разрабатывается стратегия, и устанавливаются взаимосвязи — все это направлено на конечную цель, на которой концентрируется воля. Молодой человек не соответствует этой мудрости. «Ведь он неопытен в действиях, которые происходят в жизни (праксис), а обсуждения начинаются с них и касаются их. Кроме того, поскольку молодые люди склонны потворствовать своим страстям, их обучение будет тщетным и невыгодным, поскольку целью является не знание, а действие» [1748] . Познание того, как происходит процесс приобретения опыта, процесс выбора, процесс взвешивания и процесс осуществления, требует терпеливого изучения, при котором приходит внутреннее ощущение того, что такое оценка, понимание, размышление и предусмотрительность.
Практическая мудрость
Очевидно, что эпистемологически сфера духовности относится к тому типу объектов исследований, которые касаются человеческого опыта. Поэтому, сейчас мы опять сосредоточимся на практической мудрости (фронэсис) и обнаружим, что основная структура практической мудрости в основном согласуется с процессом понимания (диакрисис).
Перед тем, как обратиться к наиболее важным аспектам практической мудрости, нам необходимо сделать два предварительных замечания. (1) Важно
помнить о противоречии, свойственном духовной проницательности: с одной стороны, она основывается на главных принципах, а с другой — на конкретном опыте. Это противоречие олицетворяет практическое понимание (фронэсис). (2) Практическую мудрость следует отличать от практического опыта (тэхнэ), то есть такого типа рациональности, который ведет к производству продукции. Разница между производством продукции и осуществлением действия заключается в том, что «у производства цель иная, чем само производство, а у действия — нет, поскольку хорошее действие — это уже цель сама по себе» [1749] . Изготовление стула приводит к появлению стула; смотреть означает видеть то, на что смотришь. В случае действия его осуществление и достижение цели (мышление и мысль, видение и видимое) совпадают. Поскольку изготовление и действие отличаются друг от друга, различаются также и рациональности, которые освещают и сопровождают два этих процесса.
Любое [профессиональное] мастерство означает зарождение чего-то. Сделать что-то с умением означает понимать, как что-то может зародиться в сфере того, что может быть и не быть. Его зарождение — в мастере, а не в изготовляемой вещи. Мы не говорим о мастерстве, касаясь вещей, которые существуют или возникают в силу необходимости, или же имея в виду вещи, существующие в природе, поскольку они зарождаются сами в себе. Поскольку изготовление и действие отличаются друг от друга, умение относится к изготовлению, а не к действию [1750] .
В случае действия (праксис) его цель неотъемлема от самого действия, и «принципы действия заключены в цели самого действия» [1751] . Практическая мудрость позволяет, чтобы ею руководили эти принципы: «Практическая мудрость должна быть тогда обоснована способностью действовать в отношении того, что ну жно людям» [1752] . Рассмотрим теперь наиболее важные аспекты этой практической мудрости.
Перед тем, как исследовать различные добродетели (храбрость, умеренность, великодушие и так далее), Аристотель, прежде всего, размышляет над несколькими основными понятиями, которые придают внутреннюю логику человеческому праксису: добротой, целью, добродетелью и счастьем. В известном смысле они являются «главными принципами» человеческого пракси- са. Для практики человека, как таковые, они не представляют особой ценности. Если больной хорошо осведомлен о том, в каком состоянии находится его здоровье, от этого он не чувствует себя лучше. Тем не менее представление о хорошем, целенаправленном, добродетельном и о счастье необходимо при ориентации на действие.
Хорошее. В самом начале, уже в самом первом предложении Никомаховой этики, раскрывается ее основная ориентация, направляющая все к благу (агатон): «Считается, что любое мастерство и методическое исследование, так же, как и каждое действие, и обдуманное стремление должны быть направлены на что-то благое» [1753] . В чем состоит это благо? Аристотель не рассматривает благо как универсальную идею, которая затем должна быть конкретизирована в практическом направлении [1754] . Он рассматривает благо как побуждение, действующее в любом типе человеческой практики: как конкретную цель, на которую направлено действие.
Конечная цель. Благо конкретно задействовано в любой практике как конечная цель (тэлос), на которую направлено действие. «Тогда что такое благо каждого? Конечно же, то, ради чего делается все остальное… Таким образом, если у всего того, что мы делаем, есть цель, то благо состоит в том, что мы выполняем свои действия» [1755] . Теперь ясно, что одновременно можно преследовать несколько целей. Поэтому мы должны учиться различать конечную цель и промежуточные задачи, которые осуществляются ради достижения конечной цели. «Ясно, что основное благо — это конечная цель» [1756] .
Счастье. Благо как конечная цель, на которую внутренне ориентированы все действия, — это счастье (эудаймониа). Наивысшее добро, которое осуществляется ради него самого и ни для чего иного, «известно всем как счастье» [1757] . Формально это название правильно, поскольку все люди «отождествляют хорошую жизнь и хорошие поступки со счастьем» [1758] . Однако когда это формальное название определяется конкретно, мнения расходятся. Для одних счастье заключается в удовольствии, богатстве или чести, для других — это знание или мудрость. Для Аристотеля величайшее счастье состоит в видении Бога. В это видение вовлекается не только сам человек, но и та среда, в которой он живет, и
