общество, к которому он принадлежит [1759] . Это видение достигается — как вширь, так и вглубь — в процессе, который затрагивает все уровни личности человека, как показывает структура Никомаховой этики. Вопрос в том, как нам достигнуть счастья своим поведением? [1760]
Добродетель. «Благо» и «счастье» приводятся в соответствие друг другу практикой добродетели (аретэ*). Под добродетелью Аристотель подразумевает совершенство, приобретенное посредством расположения (хэксис).
Тогда мы можем заметить, что любой вид совершенства сообщает его обладателю хорошее состояние, подразумевающее, что обладатель его действует хорошо. Например, здоровье глаз делает превосходными и сами глаза, и их функционирование, поскольку мы видим хорошо благодаря здоровым глазам. Подобным образом выносливость лошади хороша как для самой лошади, так и для всадника, а также — для нападения на врагов. Поэтому если это справедливо в каждом случае, то крепость человека будет, вероятно, также и расположением, которое делает человека хорошим и заставляет его хорошо исполнять свои задачи [1761] .
Если теперь мы попытаемся определить, что подразумевается под этим расположением, приближающим совершенство и силу, то обнаружим, что говорим о длительной практике, которая последовательно придерживается середины между слишком большим и слишком маленьким: «Таким образом, добродетель — это что-то вроде средней величины, так как она способна осуществить переход» [1762] . Добродетель — это практика длительного расположения, при которой последовательно избегаются крайности и выбирается среднее между ними. Этому мы учимся в процессе действия: «Люди становятся строителями, строя, и музыкантами, играя на лире; так и мы становимся праведными, совершая праведные поступки, и сдержанными, совершая сдержанные поступки» [1763] . Таким образом, Аристотель дает направление нашим размышлениям над праксисом: если что-то хочет быть счастливым, оно должно быть направлено к высшему благу, которое реализует присущее действию превосходство и делает его устойчивым посредством повторения. Счастье — это качество, которое реализуется в действии. Поэтому счастье, добродетель, благо и целенаправленность суть понятия, которые обретают форму в жизни взаимосогласованно. Поэтому их можно лучше всего понять, исходя из конкретных жизней и моделей жизни: «По-видимому, люди не без причины способны объяснить, что такое счастье и благо, исходя из различных моделей жизни» [1764] . Аристотель различает три основных модели: (а) модель, которая отождествляет счастье с удовольствием; (б) модель, которая центральное место отводит участию человека в жизни общества, и (в) модель, которая выше всего ценит созерцание [1765] . Из того, как Аристотель описывает эти модели, явствует, что он по-разному их оценивает. Он считает жизнь, состоящую из удовольствий, грубой, рабской и животной. По его мнению, общественная жизнь поверхностна, так как в ней самооценка человека ставится в зависимость от одобрения. Только созерцательная жизнь выдерживает критику. Эта форма жизни, соответственно, и составляет кульминацию его книги.
Именно внимание к конкретным моделям жизни, направленное на то, чтобы, исходя из них, рассказать, в чем заключается истинное счастье и высшее благо, приводит практическую мудрость Аристотеля (фронэсис), которая воплощает это внимание, в соответствие с внутренней позицией мудрых (фронимос) менял. И фронэсис, и диакрисис направлены на распознавание пути (модели жизни), который вернее всего ведет к конечной цели, стоящей перед людьми, и на то, как следовать по этому пути, устремив взор к конечной цели.
Здесь рассматриваются не главные принципы блага и счастья, целенаправленности и добродетели. Эти принципы не делают жизнь добродетельной. Нам достаточно знать о них в общих чертах, так, чтобы наше реальное исследование имело правильную ориентацию. Главным является то, что практическая мудрость, помня об этих принципах, при рассмотрении конкретной ситуации распознает в ней возможности и оказывается в состоянии рационально направить все к соответствующей цели. «Во всех расположениях, о которых мы упомянули здесь, есть практическая цель (скопос), к которой рациональный человек возводит свой взор, в соответствии с которой он усиливает или ослабляет свою деятельность и которая предоставляет распознавание середины, которая, рационально говоря, лежит между избытком и недостатком» [1766] .
Практическая мудрость, озаряемая главными принципами, распознает в конкретной ситуации правильный путь, который ведет к достижимой цели и может быть пройден в ритме усиления и ослабления, сопровождаясь бдительным поиском той середины, которая, при надлежащем применении рационального мышления, проходит между крайностями. Для того, чтобы рассматривать ситуацию таким образом, человек должен обладать «оком опыта» [1767] . Как функционирует это око?
Главное заключается в том, что практическая мудрость сосредоточивается на предельно конкретном: «Теперь все вещи, которым предстоит иметь дело с практикой (праттэйн), включаются в предельно простую частность. Человек, обладающий практической мудростью, должен знать их. Самое же главное заключается в распознавании и восприятии объекта действия, предельно
простой частности» [1768] . Мы говорим конкретно о личной жизни человека, семье и жизни в обществе: «Практическая мудрость отождествляется главным образом с человеком, индивидом [тот тип ее, который имеет к этому отношение]. Но практической мудростью называются все виды практической проницательности вообще. Другие ее формы — это семейные отношения, законодательство и политика» [1769] . Все эти аспекты гармонируют друг с другом, «поскольку человек не может управлять собственными делами без управления семьей или без какой-либо формы власти» [1770] .
Практическая мудрость стремится истолковать ситуацию. Этот аспект практической мудрости называется «пониманием» (сюнэсис). «У него тот же объект, что и у практической мудрости, но оно не идентично ей. Ибо практическая мудрость дает направления. Ее цель состоит в том, чтобы сказать, что должны или не должны делать люди. А понимание только судит. Понимание тождественно благу понимания» [1771] . Хорошее понимание ситуации — герменевтическая составляющая практической мудрости [1772] . Устремив взор на это осмысление, практическая мудрость, будучи в контакте с «предельно простой частностью» [1773] , развивает такт, благоразумие и осмотрительность.
Практическая мудрость истолковывает ситуацию с помощью интуитивной духовной проницательности. На первый взгляд практическая мудрость кажется противоположной духовной проницательности: «Тогда она противопоставляется духовной проницательности, поскольку духовная проницательность относится к дефинициям, которым нельзя дать объяснение, тогда как практическая мудрость касается предельной частности, которая является объектом не научного знания, а восприятия» [1774] . Однако это справедливо лишь в том случае, если мы рассматриваем духовную проницательность в том плане, в каком она задействована в научном знании. Это же самое интуитивное обоснование, однако, задействовано и в практической мудрости, но иным образом. В практической мудрости духовная проницательность, функционирующая во всеобщем (добро, цель, добродетель, счастье), — это один полюс того, другим полюсом чего является предельно частное и конкретное. Практическая мудрость участвует в этом полярном противоречии: «практическая мудрость касается не только универсалий, она должна также распознавать частности, поскольку она — практическая, а практика относится к частностям» [1775] . Если человек знает, что легкоусвоиваемое мясо полезно, но не знает, какие виды мяса являются легкоусвоиваемыми, он не сможет помочь больному. Необходимы оба типа: практическая мудрость, которая участвует в духовной проницательности, и практическая мудрость, которая рассудительна в отношении конкретных частностей. Именно посредством объединения этих мудростей освещается путь в конкретной ситуации: «Теперь практическая мудрость относится к действию и должна, поэтому, охватывать обе формы знания» [1776] . Как
