Иер 16:5, Ос 2:21, Дан 1:9, Иез 63:7, Пс 24:6; 39:12; 50:3; 68:17; 102:4; 105:45–46, Плач 3:22). Это никоим образом не означает, что они являются синонимами [370] . Наоборот, у них разная динамика. Дарение исходит из спонтанного желания сделать добро; порыв нежности возникает под влиянием другого; дарение проявляется в суверенной воле, изнутри побуждающей к оказанию милости; движение нежности высвобождается под влиянием извне, оно есть сияющая слабость, оно может сдерживаться. Но у них есть и сходство. И то и другое отмечено избыточностью: в дарении это избыточность расцветающего весной кизилового дерева; порыв, или прилив, нежности проламывает плотины. И тому, и другому присуще искать конкретности: дарение стремится к мастерству, добросовестности и изобретательности; нежность пронизывает работу дарения своей ласковой мягкостью. И тому, и другому присуща взаимность: дарение ждет, пока другой сможет принять даримое; нежность позволяет себя увлечь в радости примирения.
Чтобы глубже понять духовность милосердия, вникнем теперь в парадигму ухода за немощными людьми. Мы рассмотрим ее с двух точек зрения: с точки зрения больного и с точки зрения ухаживающего за ним. Между тем и другим мы поместим притчу о милосердном самарянине, в которой парадигматически изображено движение милосердия.
Больной КАК ЦЕНТРАЛЬНАЯ ФИГУРА
Заболевая, человек делается уязвимым. Ему грозит опасность, что окружение станет агрессивным. Часто это происходит незаметно. Больной напоминает нам о нашей собственной слабости, о нашей собственной смерти. Мы сопротивляемся этому. Мы изолируем больного в специальном заведении или изгоняем его в одиночество. Кроме того, больной — это искушение для дурных людей воспользоваться его уязвимым положением: ведь больной не в состоянии защитить себя. Этой тенденции противостоит милосердие.
Иногда больной человек вызывает массовую враждебность (Пс 68:5), против него шепотом сговариваются и делают из него табу (Пс 30:14; 34:15): «Все ненавидящие меня шепчут между собою против меня, замышляют на меня зло: “слово велиала пришло на него; он слег; не встать ему более”» (Пс 40:8–9). О больном злословят, обвиняют его в служении идолам или в одержимости злыми духами (Пс 30:7). В случае тяжелой болезни пытаются завладеть его добром: «Делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий» (Пс 21:19). Милосердие выступает против подобной эксплуатации. Сущий сам защищает больных людей, унижаемых и эксплуатируемых: «Ты укрываешь их под покровом лица Твоего от мятежей людских, скрываешь их под сенью от пререкания языков» (Пс 30:21).
Милосердие противостоит не только грубому насилию, но и более утонченным формам дискриминации. Оно борется с тенденцией избирательности в отношении больных. Болезни некоторых людей мы рассматриваем как несправедливость. Это часто относится к нашим друзьям, родным, людям того же положения или расы, что и мы, людям той же профессии, что и наша. В отношении иных людей болезнь представляется нам справедливой участью: это касается наркоманов, проституток, приверженных к героину, тех, кто ищет прибежища, и преступников. Нам кажется, что они заслуживают болезни и что забота о них — пустая трата времени.
Милосердие противостоит подобной дискриминации. Иисус исцелил слугу римского сотника (Лк 7:1 -10), а также дочь сирофиникиянки (Мк 7:24–30).
Всем своим поведением Иисус показывает, что Он не скован рамками своего семейного круга, умонастроений своей деревни или народных чувств. В ходе истории христианская забота о больных старалась следовать примеру самого Иисуса [371] . В ранней церкви о больных заботились диаконы и диа- кониссы — не только в своей общине веры, но и за ее пределами. Святая Елена основывала больницы для пожилых людей. Во всех средневековых монастырях имелись приюты для бедных, больных и странников. Больницы крестоносцев были открыты для мусульман, евреев и христиан. Венсан де Поль подчеркивал, что все больные люди без всяких различий имеют право на уход: «Дочь Милосердия всегда пребывает среди людей. Ваше призвание — помогать всем людям без различия, мужчинам, женщинам, детям и вообще всем беднякам, которые в вас нуждаются, как вы и делаете это всегда по благодати Божьей» [372] . В XIX столетии мы видим возрождение винцентианского духа в монашеских конгрегациях, посвящающих себя уходу за больными. То же самое мы видим и в протестантских общинах. Первой целью Society of Protestant Sisters of Charity (Общества протестантских сестер милосердия [позднее — Institution of Nursing Sisters / Институции сестер-сиделок]) был домашний уход за людьми, принадлежащими ко всем классам общества.
Когда людей поражает болезнь, у них сразу возникают вопросы: «кто станет за меня»? (Пс 93:16); «увы мне!» (Плач 1:2); «для чего Ты оставил меня?» (Пс 21:1); «где же после этого надежда моя?» (Иов 17:15); «доколе мне слагать… скорбь в сердце моем?» (Пс 12:3) [373] . Из этих вопросов складывается многосторонняя картина болезни. Иногда болезнь есть что-то, что люди сами на себя навлекают; иногда люди вредят друг другу; иногда их постигают природные катаклизмы; иногда сам Бог вводит человека в состояние кризиса. Эта многосторонняя картина равно присутствует и в сознании тех, кто заботится о больных [374] . Они тоже вопрошают (обычно про себя, в уме): почему именно этот ребенок поражен этой болезнью? Причем тут Бог? Это редукция, когда из всего клубка неразрешимых вопросов, с помощью которых нужно выяснить причину болезни, мы выбираем лишь вопрос «почему?». Согрешил ли он сам? Или согрешили его родители? Или это длань Божья? Или несчастный случай? Или естественный процесс? Или удар судьбы? Или болезнь существует лишь в воображении самого больного? Или она — результат неблагоприятной среды? Примитивно-религиозное чувство однозначно видит причину болезни в совершенном грехе. Примитивно-медицинский ум сводит болезнь к ме- дико-биологическим причинам.
Библейская духовность противостоит таким односторонним объясняющим схемам. Это делается очевидным при чтении псалмов. В них мы находим истолкование болезни не как чего-то принудительного. Причина болезни может заключаться в самом больном — как следствие какого-то житейского краха (Пс 37). Иногда причиной является агрессивность человека (Пс 12 и 21). Иногда человек заболевает из-за того, что он полностью отождествляет себя со страданием народа Божьего (Пс 68). Иногда сам Бог является, или считается, причиной чьей-то болезни (Пс 87:7–9). Для псалмов характерно нюансированное истолкование болезни.
Нечто подобное мы видим в Книге Иова: нет никакой принудительной связи между' грехом и болезнью. Сам Бог ясно дает это понять. Он говорит Елифазу: «Горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов» (Иов 42:7). Иисус подтверждает такой непринудительный подход, когда говорит о слепорожденном: «Не согрешил ни он, ни родители его, но [это для того], чтобы на нем явились дела Божии» (Ин 9:3).
Христианская духовность приняла этот взгляд: не существует такой объяснительной модели, которая была бы однозначно применима к любой болезни. Следует уважать абсолютно все вопрошания больного человека и принимать всерьез вопросы типа «почему?» как указания, ожидающие объяснения.
Поражает то, как много места в псалмах уделено сетованиям больных: «Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей. Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прильпнул к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной» (Пс 21:15– 16). Может быть, весь человеческий опыт отзывается в этих жалобах: «я спотыкался и падал» (Пс 34:15), «меня жестоко били» (Пс 68:27), «я несчастен и изнемогаю» (Пс 87:16), «я уязвлен» (Пс 37:12), «скорбь моя всегда предо мною» (Пс 37:18) [375]. Один из важных аспектов этих сетований — выражение одиночества, в котором оказывается больной человек: «Я уподобился пеликану в пустыне; я стал как филин на развалинах. Не сплю и сижу, как одинокая птица на кровле» (Пс 101:7–8). Даже близкие избегают больного: «Друзья мои и искренние отступили от язвы моей, и ближние мои стоят вдали» (Пс 37:12). Однако милосердие отвергает подобную дискриминацию. Оно стремится к солидарности с больным: оно вместе с ним молчит, плачет, клянет, раздирает одежды,
бросает пыль над головой своей к небу (Иов 2:12–13). «Я во время болезни их одевался во вретище, изнурял постом душу мою… Я поступал, как бы это был друг мой, брат мой; я ходил скорбный, с поникшею
