израильского культа. Мы поясним этот тезис с помощью двух примеров. Первый — это созданный до Давида псалом 28 [522] . В этой, ханаанской по происхождению, песни все определяла ось, проходившая между Ваалом и богами. Когда эта песнь была воспринята израильским культом, эта ось сместилась в сторону силовой линии «Сущий-и-Его-народ». Завершающий
стих — «Сущий [523] даст силу народу своему» (28:11) — особенно четко выражает эту реальность: дух сопротивления и оборонительная сила Сущего наделяют духом сопротивления и оборонительной силой народ Сущего в его освободительной войне. Для Израиля Бог — это не бог среди богов. Сущий присутствует особым образом для своего народа.
В качестве второго примера мы избрали очень древние законоположения, предназначенные для защиты особого почитания Сущего (Втор 13:2-18 и 17:2–7)110. Здесь идет речь о законах против изменничества по вине пророков (13:2), членов семьи (13:6), вообще каких-либо людей (13:13 и 17:2), пытающихся склонить своих сограждан к идолопоклонству: «пойдем и будем служить богам иным» (13:7, 13; ср. 17:3). За подобное совращение народа полагается смертная казнь (13:5,9-10; 17:5), ибо оно есть зло в самом сердце [524] народа (13:5), тогда как самое сердце народа Израиля — это Сущий. Он есть интимнейшая жизнь Израиля. Следование иным богам означает распад самого бытия народа. Законы охраняют особую связь между сердцем народа и Сущим, который в этом сердце пребывает111. Эти ранние законоположения можно понять лишь при допущении, что между Сущим и Его народом была особая и крепкая связь еще до освободительного процесса в Ханаане и что именно она отражалась в культовом богослужении112.
Когда Израиль сделался оседлым, изменилась структура литургии. Люди стали ориентироваться на земледельческий ритм. Они приняли аграрный праздничный календарь: праздник бездрожжевого [525] хлеба в начале уборки зерновых (хлеб выпекался без дрожжей из свежих злаковых зерен); праздник недель (праздник урожая в конце уборки зерновых; праздник кущей [526]); праздник сбора винограда как завершение урожайного года. Позднее праздник бездрожжевого хлеба был объединен с древним Песахом [527]. Во время перечисленных праздников каждый обязан был принимать участие в собраниях, в частности, — в трех ежегодных паломничествах. Священники в святилищах давали указания и прорицали, совершали разнообразные жертвоприношения, очищали и благословляли народ. Они посвящали паломников в культовые предания, связанные с местами поклонения. При всех адаптациях к ханаанской среде сохранялось, однако, самое главное: в культе Бог и Израиль соединялись друг с другом исключительной связью. Культ содействовал общению между Сущим и Его народом, посетителей святилища делал причастными к божественной сфере, земледельцам давал возможность обратиться к Сущему с благодарениями и молитвами, дабы обрести благословение на ближайшее будущее, а народу в целом давал шанс вернуться с помощью покаянных ритуалов к тому благополучному состоянию, которое было утрачено из-за преступления11*.
Кульминацией псалма 47 является восклицание: «Мы размышляли, о Сильный*, о благости Твоей посреди храма Твоего» (стих 10), что означает: мы видели Твою благость воплощенной посреди Твоего храма. Святая гора излучает Твою силу, высокие стены говорят о Твоей высоте, крепостные валы внушают трепет перед Тобой (стихи 2–9), но они не могут сделать того, что делает Твой народ: признать Твою доброту и проникнуться ею до глубины души. Доброта Сильного может так преобразить самые души людей, что люди уподобятся Ему в Его доброте. Именно это обращение внутрь формирует внутренность Его храма — сердце, которое позволяет Его доброте преобразить себя до такой степени, что «уподобляется» этой доброте. Самое глубокое уподобление, которое совершают паломники в храме, — это возглашение Имени: «Сущий». Когда люди в храме восклицают: «Будь здесь!» [или: «Присутствуй!»], они уподобляются Сильному, сообщающему Себя в чистой доброте: «Я [присутствую] здесь ради вас!» После этого глубокого преображения «посреди храма Твоего» община выходит наружу для совершения процессии вокруг городской стены с целью убедиться в присутствии Сильного среди людей — присутствии, которое поддерживает их во всякое время и до самой смерти (стихи 13–15). Духовная суть псалма скрыта во внутренней части храма — там, где опыт того, что услышано и увидено снаружи (стих 9), преобразуется в опыт восприятия и усвоения доброты и великой благости Сущего.
Богослужению Израиля свойственна безобразность [528] . Эта безобразность не является недостатком богослужения, а, напротив, выражает его суть — связь Сущего со своим народом. «Я увидел страдание народа Моего в Египте и услышал вопль его от приставников его; Я знаю скорби его» (Исх 3:7). Присутствие Сущего делается явным в освобождении Им народа. Поэтому для литургии Израиля характерно то, что она увековечила это освобождение в своей
памяти [529] . Это освобождение не может быть представлено как объект, а может лишь быть интериоризировано общиной, которая сама становится источником освобождения, распространяющегося с Сиона на всю землю, более того, — на все народы (Пс 66). Возглашение Имени в знак памяти об освобождении можно было бы назвать «образом Бога» в литургии Израиля [530] . Это Имя не терпит никакого «образа», так как оно само есть взволнованное сочувствие, движущее людьми. Отсутствие образов и запрет на них суть следствия этой духовности.
Евхаристия
В евхаристии совершается ритуал, в который входят возвещение Слова Божьего, молитвы общины и крестная жертва Христа. Ритуал состоит из четырех частей: начальные обряды, литургия Слова, евхаристическая литургия и заключительный обряд [531] .
Начало евхаристии состоит из шести небольших обрядов (вход, приветствие, обряд покаяния, Aym*, Gloria, молитва), которые преследуют двоякую цель: «цель этих обрядов в том, чтобы верные, собираясь вместе, объединились в общину и должным образом подготовили себя к слушанию Слова Божьего и к достойному совершению евхаристии» [532] . Исследуем вкратце эти две цели [533] . (1) В первых словах чинопоследования мессы (ordo missae) обыгрывается мотив общины: «После того, как собран народ» (populo congregate). Эта исходная ситуация, которая сама по себе есть динамическое событие (in unum convenientes**), углубляется в открывающем обряде. Песнь входа, обращенное к пастве приветствие и обряд общей исповеди создают взаимную связь между собравшимися. Одновременно песнь входа (которую составляет пассаж из Писания), крестное знамение, общее покаяние перед Богом и Kyrie, песнь хвалы Богу и молитва ставят собравшихся перед лицом Бога. (2) Чтобы суметь должным образом услышать Слово Божье и совершить евхаристию, требуется особое поведение (recte et digne [534]) — восприимчивость или, точнее, чистота сердца. Сердце рассеянное, закрытое или занятое собой сначала приводится посредством обряда к смиренному осознанию того, что оно неправедно перед Богом (actuspenitentialis [535]), затем ритуальное молчание и молитва открывают сердце и обращают его к Богу. Молитва ставит собравшихся перед лицом Бога в ожидании Его Слова.
Служение Слова состоит из нескольких элементов, среди которых особо выделяются три чтения: из Первого Завета [536], из апостольских посланий и из Евангелия. Есть и другие элементы: псалом, ритуалы, связанные с Евангелием, проповедь, символ веры и молитвенные прошения. Являются ли эти элементы лишь своего рода сопровождением главных элементов (трех чтений), или они играют особую роль?120
Последование трех чтений устремлено к чтению Евангелия как к кульминационному пункту. Это подчеркивается ритуально: Евангелие окуривается ладаном, чтение предваряется жестом смирения и ритуальным диалогом. В чтении происходит нечто важное: сам Бог говорит со своим народом. Отсюда становится понятным смысл заключительных ритуальных слов: «[Это — ] Слово Божье», — означающих:
