удовольствия духа и удовольствия тела. «Духу приписывается понимание и наслаждение, возникающие от созерцания истины. Сюда же присоединяются приятное воспоминание о хорошо прожитой жизни и несомненная надежда на будущее блаженство» (173,10–15). Подобным образом разделяются на два вида и телесные удовольствия: первый — тот, который доставляет чувствам явную приятность (восстановление после усталости, удаление из тела ненужной материи, различные возбуждения), второй — ощущение гармоничного состояния тела (стабильное здоровье; 173–174). Утопийцы ценят духовные удовольствия намного больше, чем телесные. Поэтому основная форма утопийской жизни (все принадлежит всем) интериоризируется через этос (consuetude', mores), при этом понятие «счастье», которое есть форма высшего блага, конкретизируется в полной удовольствия жизни — моей и других людей. Это удовольствие называется «благочестием» (pietas).
Коснувшись пограничных областей человеческой жизни в общине (рабство, эвтаназия, супружеская измена, гражданские наказания и т. п.), затем главной пограничной области человеческого сообщества, то есть войны (узаконения войны; возникновения конфликтов; военной стратегии; последствий войны, 198– 217), Гитлодей, наконец, говорит о религии утопийцев (216–237). Большинство утопийцев верит в «некое единое божество, неведомое, вечное, неизмеримое, необъяснимое, превышающее понимание человеческого разума, распространенное во всем этом мире не своею громадою, а силою (virtus): его называют они Отцом. Ему одному они приписывают начала, возрастания, продвижения, изменения и концы всех вещей; ему же одному, и никому другому, они воздают и божеские почести» (216 / 12–17). Но они позволяют каждому держаться того образа, который у него составился об этой «одной и той же природе, божественной силе и величию которой соглашение всех народов усвояет первенство над всем» (217 / 23–25). Терпимость в религиозных делах считается высшей добродетелью (217–223). Они различают две формы благочестивой жизни. Одни «признают, что созерцать природу и затем восхвалять ее — дело святое и угодное Богу» (225 / 25–26). Другие отвергают науки и всецело посвящают себя общему благу (заботе о больных, ремонту дорог, копанию дерна, перевозке леса) и частным лицам (224–227). Из них некоторые живут в безбрачии, другие в браке. «Этих вторых… утопийцы считают более благоразумными, а первых более чистыми» (227 / 16–17). Вместе эти два вида людей называются «религиозными» утопийцами (227 / 24–25). Священников
там очень немного, и все это люди особого благочестия. Они заведуют богослужением, исполняют религиозные обряды, блюдут нравы и занимаются образованием мальчиков и юношей (227–231). Первый и последний дни месяца, а также года — праздничные. «В храме не видно никаких изображений богов, отчего каждый волен представлять себе Бога в какой угодно форме» (233 /12-14). Литургия «должна напоминать людям о благодеяниях Божьих к ним, равно как и об их богобоязненности и о взаимных обязанностях друг к другу» (235 / 28–30). Когда входит священник, все они падают ниц на землю. «При этом со всех сторон царит самое глубокое молчание, так что самая внешность этого обряда внушает известный страх, как будто от присутствия какого-нибудь божества» (235 / 32–34). В заключительной молитве Бог признается Творцом и Хранителем всех вещей. Каждый «воздает Ему благодарность за столько полученных благодеяний, а особенно за то, что попал в такое государство, которое является самым счастливым, получил в удел такую религию, которая, как он надеется, есть самая истинная» (237 / 14–17). Если же молящийся заблуждается в этом, он все-таки надеется, что Бог даст ему об этом знать, а «он готов следовать, в каком бы направлении Бог ни повел его» (237 / 17–21). В Утопии общество, этика и религия составляют единство. Они опосредуют друг друга: общество, в котором все принадлежит всем, интериоризируется в этос, в котором эта форма ощущается как естественное удовольствие и высшее счастье, благочестие (pietas), в котором признается и почитается благость их общего Бога.
Экологическая духовность
Перспектива будущего экологической духовности контрастно выделяется на фоне стремительного ухудшения экосферы: землю истощают монокультуры, эрозия почвы, загрязнение, перенаселение, биопромышленность; вода загрязняется химическими отходами, разливами нефти, испытаниями атомного оружия; воздух портится из-за кислотных дождей, химических выделений, выхлопных газов, истощения озонового слоя, глобального потепления, радиоактивных веществ; сырьевые ресурсы истощаются из-за перепроизводства определенных товаров и чрезмерного расхода энергии.
Ухудшение экосферы вызвано структурным взаимодействием пяти факторов [715] . (1) Естественные науки, которые опосредуют наше знание природы, в своей современной форме являются парциальными и редукционистскими. Они изолируют сегменты природы и исследуют их с количественной точки зрения. В соединении с технологиями, предназначенными для подобных целей, это делает возможным интенсивное манипулирование природой. (2) Технология во многих своих формах (промышленные предприятия, управление, коммуникация, информация и военная технология) разворачивается во всем мире без ограничений с помощью многонационального бизнеса. (3) Мировая экономика, двигаясь в поле напряжения между производством и потреблением, опосредуемыми более или менее свободным рынком, неуправляема: потребление эксплуатирует сферу человеческих нужд; производство не управляется какой- либо внутренней нормой как в смысле количества, так и в смысле качества; рынок заботится о том, чтобы развитию потребностей соответствовали доступные товары; единственный руководящий принцип — это принцип выгоды. (4) Политика догоняет факты. Вопреки партиям «зеленых», вопреки множеству международных встреч в верхах и национальным программам, состояние окружающей среды стремительно ухудшается. Влияние промышленных групп сильнее, чем влияние законно избираемых правительств. (5) Рост населения: количество людей, населяющих земной шар, с 1900 года увеличилось вчетверо. Каждые 40 лет мировое население удваивается при одновременно увеличивающейся урбанизации. Такое демографическое развитие оказывает тяжелое давление на среду, если принять еще во внимание те запросы, которые предъявляются со стороны сконцентрированного городского населения сельским регионам.
Эта совокупность факторов не висит в безвоздушном пространстве. Она поддерживается тем, что обычно соотносят с так называемым «западным мышлением». У этого мышления имеются две традиции. Первая — это определенная интерпретация христианства, которое обвиняется в следующем: идея творения лишает природу внутренне ей присущей божественности; человек противопоставляет себя природе; первобытное политеистическое переживание природы вытеснено монотеизмом; господствующая связь между Откровением и Писанием лишает природу возможности самовыражения; иудео-христианская традиция преувеличивает значение истории вообще и истории спасения, в частности, противопоставляя историю циклическому устроению природы®16. Поскольку эти идеи укоренены в Писании, критикуются также и библейские мотивы: небесные тела деградировали в «светила»; человек поставлен над творением как его господин, которому поручено властвовать над творением; земля дана человеку, чтобы он «возделывал и хранил ее» (Быт 2:15). Вторая традиция — гуманистическая [716] . Она смотрит на человеческие
существа как на самоопределяющиеся (развивающиеся, реализующиеся) силы, которые приписывают себе центральное положение в мире. При таком взгляде на человечество развитие, прогресс и рост парадоксально связываются с наклонностью господствовать и охранять, приведшей к тому, что западные люди, почувствовав себя бездомными в чуждом мире, окружают себя массой материальных благ. Кроме антропоцентризма, этой традиции присущ дуализм духа и материи (Декарт): дух (разум) определяется мышлением, материя — протяженностью. Строго говоря, разум присущ только людям, но не природе. Нетрудно увидеть, что обездушенная природа становится легкой добычей объективизации и манипулирования.
К концу XIX столетия против этой эксплуатации природы поднялось движение в защиту окружающей среды. Сначала это движение приняло форму романтически окрашенной любви к природе, выражавшейся в поэзии, философских идеях, мечтательном языке и неформальных группах. Однако довольно скоро эта романтическая любовь к природе развилась в страстное стремление охраны природы. За этим последовали частные инициативы по созданию собственных фондов, организаций и философии. Постепенно эти частные интересы слились, мелкие организации объединились в крупные общества по охране природы. В 70-е годы движение в защиту окружающей среды развивается в трех направлениях. Первое можно охарактеризовать как собственно защиту окружающей среды: необходимо бороться против эксплуатации
