все вдруг вызверились ни с того, ни с сего. Вот так же травили. Но всего несколько недель — я им быстро мозги вправила!
— Да, ты у нас тетка злая, — Лена потянулась и переменила позу. — И что же было? А Ромка — это что за пень?
— Ромка… Ромка появился в середине весны. Он вместе с родителями переехал из Питера и переехал именно в дом напротив моего. Я, кстати, забыла сказать, что наша компания не только училась в одном классе, но и жила в одном дворе, огороженном четырьмя домами. Лера, к своему счастью, жила через двор от нашего.
Так вот, Ромка… Он был одного возраста с нами, и вы не удивитесь, узнав, что скоро он оказался не только в нашем классе, но и в нашей компании. Мне сложно описать его внешность… высокий, темные волосы с челкой, темные глаза… Проще сказать, Ромка был из тех парней, за которыми всегда девчонки бегают толпами. Ну, вы понимаете. Не просто «сладкий мальчик», было в нем нечто особое и еще он умел так смотреть на тебя, что… Вобщем, все девчонки были от него без ума, и я тоже не оставалась равнодушной. Это очень злило Витьку, который тогда был моим парнем. Вообще, — Марина улыбнулась, — мы тогда очень важничали, что были «чьими-то девушками» и «чьими-то парнями». Это была привилегия взрослого мира. Это было особое посвящение в понятие собственности. Когда про тебя говорили «моя девчонка», это было, ну не знаю, как звание полковника что ли. Я Витьку не любила, он мне просто очень нравился и был скорее другом, но мне льстила его откровенная влюбленность.
Марина прижала ладонь к правому виску, и на ее лицо на секунду набежало что-то: то ли печаль, то ли злость. Потом уголки ее рта дернулись вниз.
— Я вам рассказала о внешности Ромки, но вот каким он был внутри, вы поймете сами.
Ромка недолго пребывал в одиночестве — он очень быстро нашел себе девчонку. Я думаю, вы догадались, что этой девчонкой была Кира. О-о. Это была идеальная, чертовски красивая пара. И теперь наши парни могли быть спокойны — что попадало Кире в руки, то она уж из них не выпускала. Конечно, мы продолжали поглядывать на Ромку и заигрывать с ним, но уже не так откровенно. И однажды я заметила, что есть еще один человек, который смотрит на Ромку очень уж часто. Лера, несчастное, забитое существо, никогда не поднимавшее головы, то и дело останавливала тайком на нем свой взгляд. И в этом взгляде светилось обожание и отчаяние. Так смотрит человек на то, что желанно и, как он точно знает, никогда не будет ему принадлежать.
Вначале я удивилась. Я не могла понять, зачем ей нужен Ромка? Ведь она была влюблена в свои цветы, ей было спокойно только рядом с ними, люди же теперь были для нее чем-то вроде львиного прайда на охоте. А потом мне стало смешно. Таракан возжелал звезду. Это было уж слишком! Ромка достался Кире, он не достался даже никому из нас, а представить Ромку рядом с Лерой… Я захихикала и спустя две минуты схлопотала пару по физике, за то, что не слушала, и мне уже было не смешно.
Но, как оказалось, не одна я была такая наблюдательная. Кира тоже заметила, что происходит. И вечером рассказала нам об этом на крыше.
Собирались мы всегда на крыше моего дома, вернее, на чердаке, потому что только эта крыша была скатной — единственной пока что в ближайших дворах — ее закончили делать только год назад. На остальных домах крыши были плоскими и открытыми — не знаю, какой идиот их планировал и строил — они все время протекали. В то время на крышу еще не приходили бомжи, она была достаточно чиста, только строительный мусор да пустые бутылки, остававшиеся от редких визитов старших компаний. К четырем слуховым окошкам вели маленькие лесенки, и в теплое время года мы выбирались наружу, болтали, смотрели на звезды и наблюдали за чужой жизнью в оправе светящихся оконных прямоугольников. Кира приносила маленький импортный магнитофон, Шурка — немного вина или пива. Иногда мы сидели вместе, иногда разбредались по углам, и свечки в банках разгоняли тьму — не сильно, а чуть-чуть — как надо.
В то время, о котором я рассказываю, мы собирались реже обычного — на носу были экзамены, да и весной родители вдруг откуда-то извлекали для нас целую кучу работы — и дача, и мытье окон, и генеральные уборки, и вытряхивание всех имеющихся ковров и покрывал… В этот вечер мы собрались на крыше около десяти, зажгли свечки, перебрались через провал…
Стоп! Про провал-то я вам и забыла рассказать, а это очень важная деталь. Провал был единственным недостатком нашего уютного местечка. Забирались мы на крышу через люк в шестом подъезде, люк же во втором был накрепко заперт на замок. И вот через пять шагов от нашего люка начиналась глубокая трещина, разрезавшая крышу поперек — от края до края. Этот провал шел до четвертого этажа, и иногда из него поднимался пар от горячих труб. Не знаю, было ли известно о нем ЖЭКу, но он не чесался, а мы, ясное дело, помалкивали, чтоб не лишиться места — детям довольно сложно оставаться одним, без неусыпного наблюдения со стороны взрослых. Подозреваю, что провал выходил в вентиляционную шахту, но вообще я в этом не разбираюсь. Широкая часть трещины, где-то сантиметров сорок, шла вниз, метра на три. Мы без труда через нее перешагивали или перепрыгивали, чувствуя восторженный холодок близкой опасности — ведь если туда свалиться — уй! об этом лучше было не думать. Иногда мы заглядывали вниз, перегнувшись через край со свечками в руках, но не видели ничего, кроме мусора и круглых отверстий труб, заделанных в бетон.
Короче, мы перебрались через провал и всей толпой вылезли на скат. Уже стемнело, вечер был теплым, мягким и таким душистым, точно где-то опрокинулась цистерна с духами. Мы разлеглись на еще не остывшем от дневной жары шифере и лениво смотрели на звезды, передавая друг другу сигареты и дефицитное баночное пиво «Ред-Блу-Уайт», которое Кира свистнула у своего отца, и Женька выколачивал трубку о колено, и магнитофон крутил «Кино», и было скучновато. И вот тут-то Кира и рассказала нам о Лере.
Мы с радостью ухватились за эту тему и обсасывали ее полчаса. Мы долго смеялись. А Ромка ухмылялся и был доволен, как мартовский кот. Такие, как Ромка, всегда очень довольны, заполучив в свою корзинку еще одно женское сердце, даже если это сердце невзрачной дурнушки, до которой им и дела нет. Он швырнул вниз окурок и как бы между прочим выразил опасение, что Лера из-за него может и с собой покончить, мало ли — он-де такой тип знает.
Сейчас я уверена, что тогда на крыше где-то притаился маленький, лохматый дьяволенок, который и потянул меня за язык. Я сказала Ромке, что он может на это не рассчитывать, что он отнюдь не на первом месте. И рассказала им о Лериных цветах. Рассказала все. И когда закончила, все снова засмеялись, но это был нехороший смех и совсем не веселый.
— Да-а, Ромик, тут тебе не покатит, — протянула Кира. — Не поведется она на тебя.
Я дословно привожу эти две фразы, я очень хорошо их запомнила. Это были не просто слова, это была первая нить паутины, искусно сплетенная и накинутая. Кира, конечно, не знала психологии, всех этих заумных теорий и исследований. Но ей это и не было нужно. Она была психологом от природы. Я дала ей необходимую информацию о Лере, а Ромку она к тому времени хорошо изучила. Конечно, он был ей далеко не безразличен, но гораздо важнее ей была окончательная победа над Лерой. Таким, как Кира, всегда хочется добить врага, даже тогда, когда он уже в таком состоянии, что всякий другой и пожалел бы. Она не раз говорила, что Лера должна убраться из школы. А тут вдруг такая возможность.
Итак, еще несколько высказываний в таком же духе, и Ромка завелся. Он начал убеждать всех, что Лера приползет, стоит ему только улыбнуться, даже говорить ничего не надо. А мы слушали и смеялись, и громче всех смеялся Лешка — он давно бегал за Кирой и посчитал, что вот оно наконец начало разрыва. Лешка не был проницателен, как Кира, но он был остер на язык и то и дело вставлял едкие замечания. Все это раззадоривало Ромку больше и больше. Кассета давно кончилась, и магнитофон щелкнул, и мы выпили все пиво, а они все спорили. И в конце концов они заключили пари и сказали условия друг другу на ухо. Не знаю, чего они попросили. Потом они поцеловались, как ни в чем не бывало, и Кира рассказала нам свой план.
План был очень прост и вовсе не опасен, но, признаться, в первую минуту мне стало немного не по себе. И не мне одной, потому что лицо Юльки вдруг стало странным, и Витька смотрел куда-то в сторону, и Люда сказала: «А это не слишком?»
Но почти сразу Шурка перевернул кассету, и грянуло «Весь мир идет на меня войной», и напряжения как не бывало. Словно ветер утих на секунду, а потом как рванул, и опять деревья шумят и качаются. Я уже говорила, что тогда мы жили сиюминутным, не думая о последствиях и уж точно не думая о чем-то еще, кроме своего удовольствия. Мы решили, что это будет жутко забавная шутка. Какими бы взрослыми мы не
