Русский язык забудь до лучших времен. И вообще, перестань идиотничать. Мне тебя утешать некогда.
– Не нужно меня утешать, – пробормотала Даша. – Всё равно не утешишь…
Машка промолчала.
Сестры запутались в узких переулках. Почему-то вышли к чадным кузнечным мастерским. Звенела сотня молотов, в глубине низких темных навесов сыпались искры. Пахло углем и горячим металлом. Машка, ругаясь, повернула назад. Встретили вертлявого малого, расспросили дорогу. Парень охотно объяснил, а потом предложил что-то, чего Даша вообще не поняла. Сестра, хихикая, пообещала в следующий раз. Парень тоже мерзко ухмылялся. Даша чувствовала себя гадко до невозможности.
– Чего он хотел?
– Не напрягайся. Ты ему таких развлечений предоставить еще не способна, – Мари улыбнулась. – Резвый здесь народ. Ни то, что о СПИДЕ, но и о элементарной гонорее никто не слыхивал. Нужно этот момент уточнить. Венерическая безопасность – дело, знаешь ли, не из последних.
– Маш, ты что говоришь? Они же грязные, как…
– Мы сейчас ничуть ни чище, – резонно возразила старшая сестра. – Перестань себя туристкой воображать. Я на пароме от парнишек уйму полезных сведений получила. Что ж такими развивающими знакомствами брезговать? С королем нам поболтать вряд ли удастся.
– А те парни кто такие были? Бродяжки?
– Нет, они статусом повыше будут. «Деловые». Денежки имеют. Черт, задаром я им все-таки телефон сплавила.
– Маш, а «деловые» – это кто? Жулики? Преступники?
– Ну да. Криминалитет. Бандюки мелкие. Шпана и гопники. Они много чего знают. Только бесперспективные. Дно города.
Солнце спряталось. Начал накрапывать дождь, но все равно было душно и жарко. Девушки вышли на тесную площадь и увидели сразу три гостиницы. На самой обшарпанной красовалась вывеска – «Прохладный родник».
– Да, это даже не «Рэдиссон Славянская», – вздохнула Мари. – Ну, денег у нас в обрез. Придется здесь прозябать первое время…
Сказать, что Даша была в шоке, было бы слабо. Мари сняла даже не номер, всего лишь полкомнаты. За занавеской жила пухлая жизнерадостная проститутка по имени Донна. В распоряжении сестер оказалась большая часть комнаты, зато у соседки имелось окно, затянутое мутным пергаментом. Донна поздоровалась с новыми жильцами, посоветовала ужинать в «Быстром петухе», что стоит напротив «Родника», – там готовят куда лучше, – и ушла работать.
– Дашка, ты здесь устраивайся, а я на рынок схожу, что-нибудь из тряпок прикуплю. Денег у нас маловато, а в этой «кисее» в общество и выйти уже невозможно. Не трусь сестренка, – Мари чмокнула ошеломленную Дашу в щеку. – Ты у меня девочка сообразительная. Если свою апатию оставишь, еще и меня за пояс заткнешь. Не скучай, осмотрись…
Даша стояла, не решаясь сесть. Два табурета, глиняный кувшин, два соломенных тюфяка, прикрытых одеялами, больше похожими на неровно распоротые мешки. Глиняный пол. Как здесь можно жить? Даже в тюрьме наверняка уютнее.
По пергаменту окна барабанно стучали капли дождя. За стеной кто-то громогласно хохотал. Даша села на неустойчивый табурет и увидела, как вдоль стены ползет черный, величиной с палец, клоп.
Мари не вернулась ни вечером, ни ночью.
Ночь Даша провела свернувшись под дурно пахнущим одеялом. Донна, почти непрерывно, одного за другим, приводила клиентов. Азартно ахала и вскрикивала, отрабатывая деньги. От энергичных движений колыхалась занавеска и качался кувшин на табурете. Кувшин, Даша, в конце концов, переставила на пол. Заткнула уши наушниками немого плеера. Заснуть было трудно.
«…Вышли на минуточку,
не закрыв калиточку,
пошли по улочке,
как по ниточке…»
Утром Даша проснулась от звучного посапывания за занавеской. Утомленная Донна спала крепко, сладко причмокивая и бормоча обрывки странных фраз. Часть этих выражений Даша уже вполне понимала – в части сексуального образования ночь прошла весьма насыщенно. Ни в Интернете, ни на порнушных DVD-дисках Даша ничего подобного не слыхала. От воспоминаний явственно подташнивало. Девочка попила теплой воды и отправилась во двор. По-прежнему лил дождь. Небо плотно затянуло тучами. К сожалению, было достаточно светло, чтобы Даша пожалела об этом – при свете дня отхожее место выглядело еще убийственнее. Рыдать в этой вони было глупо, и девочка поплелась в «свою» комнату. С кухни гостиницы тянуло подгорелым маслом и съестным. Дашу снова замутило, на этот раз от ужаса и голода.
В комнате сидела, зевая и почесываясь, Донна.
– Рано встаешь, – одобрительно сказала она. – Я тоже привыкла спозаранку вскакивать, даром, что вчера вечерок удачный выдался. Пойдем в «Петуха» позавтракаем?
– Спасибо. Я лучше потом.
– С деньгами тухло? – догадалась Донна. – Ну, сиди. А то хочешь, принесу что-нибудь на медяк? Или ты вовсе без гроша?
Деньги у Даши были – серебряная монетка, оставленная Мари на всякий случай. Но разменивать ее сейчас было бы безумием. Вот сестра вернется, тогда сообща можно будет решить.
Серебро с помощью доброй соседки, Даша разменяла на третий день. Есть хотелось невыносимо, и наполнить пустой желудок водой уже никак не удавалось. Сердобольная Донна еще вечером принесла ломоть хлеба, и принимать подаяние от нее и в дальнейшем было уже совсем стыдно.
Даша угостила соседку кунжутом в меду, – самым дешевым, что могло сойти за лакомство. Сама понемногу отщипывала свежий хлеб.
– Глупая ты, – грустно сказала Донна. – Сидишь, плачешь. Все ждешь чего-то. Бросила тебя подружка, чего тут гадать?
– Может, с ней случилось что, – пробормотала Даша. Плакать уже не было сил.
– Если б, что случилось – мы бы узнали. У нас здесь столица. Если убьют – всегда известно. Кто, чего, и зачем – это, понятно, никто не скажет, не расскажет. Но если прирезали, то уж наверняка узнаем. Здесь тебе не дикие места, – заверила Донна. – Каннут – это Каннут. Что в господской части города делается – нам без надобности. Ну, а про нас, про шлюх, всё как на ладони.
– Она не шлюха, – упрямо прошептала Даша.
– Ха, ты кому рассказываешь? Что я, шлюху по глазам не отличу? Слава богам, уже пять лет на спине работаю. Это вот ты – непонятно кто. Нос у тебя забавный, глаза необычные, имя – вообще лошадиное.
– Почему лошадиное?
– Тебе виднее, почему. У женщин таких имен не бывает. Аша – еще туда-сюда. Даша – смех один. Да ладно, если работать надумаешь, имя поменять пара пустяков. А то клиенты над твоей лошадиной кличкой только хохотать бесплатно и будут.
– Я под мужчинами работать не буду, – тихо сказала Даша.
– Это почему? – поджала губы Донна. – Брезгуешь? Благородную честь блюдешь? Видела я, как такие кочевряжатся поначалу.
– Я не кочевряжусь. И не брезгую. Мне вера не позволяет. Честное слово. Никак я не могу.
– А, так ты с верховьев? – догадалась Донна. – Слышала я про ваших. Дивное дело. Да, девочка,
