гибели, захотели унизить его и прорезали в воротах княжеского дворца специальную дверцу – для Пи Гу и для собак, мудрец только весело рассмеялся. Так и вы, князь, будьте выше сиюминутных чувств бренного мира. И тем обретете покой и внутреннее озарение! — Сказав это, великий наставник сложил руки на могучем животе и в сопровождении Да-бяня неспешно направился во внутренние покои.
— Великий наставник, — догнал его Баг и преклонил колено. — Мой долг снова заставил меня прервать человеческую жизнь. Боюсь, и впредь…
— Встань, сыне! — Баоши-цзы простер к Багу руку. — Ведом мне твой нелегкий путь служения покою и справедливости. То, о чем говоришь ты, ужасно слуху. Но, мыслю я, груз этот тебе по плечу.
Наставник обернулся к Да-бяню:
— Ступай, отрок, и проверь, все ли готово для вечерней медитации! — Проследил, как Да-бянь скрылся и сделал Багу знак приблизиться вплотную.
— Вот что я скажу тебе, Багатур по прозвищу Тайфэн. Ведомо мне о делах твоих прошлых. И скажу: такова твоя карма. Нет большего греха, нежели лишить драгоценной жизни живое. Но не всегда это так…
— Амитофо!.. — вырвалось у пораженного Бага.
— Амитофо, — согласился великий наставник, перебирая четки. — Ибо хотя и есть душа у всех живых существ в подлунном мире, — продолжил он, — но некоторые из оных подобны немыслящим нечистотам в сточном водоеме. А свершившийся прошлой ночью грех хищения креста – грех поистине страшный, ни с чем не сравнимый, и так скажу тебе: не люди содеяли это, но бездушные камни. И хотя заморские жители Америки почитают даже камни за предметы, коим надобно оказывать уважение и внимание, подобное тому, каковое мы оказываем человеческим существам, — они даже измыслили, дабы не оскорблять камни, обращение «минерал компэньонс[21]», — но мы-то знаем, что камни от этого не перестанут быть камнями! И вот я говорю тебе, Багатур: камни и есть камни! Когда камни падают с горы и грозят убить, осквернить и искалечить малых сих, долг твой прямой, коль уж дана тебе сила – отбросить эти камни прочь. Используй силу!
По произнесении этих примечательных слов Баоши-цзы вознамерился было продолжить путь, но Баг остановил его:
— Правильно ли я понял вас, о великий наставник?
— Ты мудр, хотя и не стар, — Баоши-цзы извлек из-за пазухи желтый металлический кругляш с рельефным иероглифом «Фо» («Будда») и протянул Багу.
— Бери и ступай!..
Баг благоговейно побаюкал кругляш на ладони. Бронза. Впервые в жизни он получил от великого наставника такую пайцзу – свидетельство освобождения от любых грехов, которые придется ему взять на себя в то время, покуда пайцза у него. С сего часа все буддийские общины улуса будут поминать его грехи в молитвах и тем самым исправлять его карму. Ни разу Баг не слышал о том, чтобы подобный акт совершался в отношении простого офицера-следователя. Видимо, преступление и впрямь чрезвычайное. И соответственно чрезвычайной будет поимка преступников. Ого-го… Это сколько же нечистой печени корыстолюбцев мне придется показать солнечным лучам, с несвойственной ему образностью подумал Баг.
Ризница Александрийской Патриархии была ярко освещена мощными фарами служебных цзипучэ[22] с мигалками на крышах, окруживших древнее здание со всех сторон. Над ризницей сдержанно рокотал геликоптёр, выписывал кольца, высвечивая прожектором что-то ему одному известное. В рассеянном, отраженном свете его светильников поодаль, за высокой фигурной оградой, виднелись скромные терема Патриаршего посада, главной резиденции святейшего патриарха Силы Второго, а за ними, еще дальше, в дымке, на фоне скудного свечения северных ночных небес, прорисовывались тонкие очертания моста Александра Невского, изящно взлетевшего над Нева-хэ своими разводными частями. Между повозками там и сям виднелись заградительные группы вэйбинов в шлемах с непробиваемыми пластиковыми щитками. Эта предосторожность была, пожалуй, несколько чрезмерной: на территории Патриархии ночью мало кого встретишь, а уж тем более – в ее запретной части, где расположены охраняемые служебные помещения, духовная библиотека, ризница и куда праздношатающихся посетителей и днем-то не пускают.
После драки боевыми веерами машут, презрительно подумал Баг, осаживая свой цзипучэ на стоянке. Похоже, власти были растеряны и нервничали.
Баг остановил свою повозку рядом с другими и, не торопясь, вышел наружу. Прислонившись к капоту, закурил. Нащупал в правом рукаве бронзовую пайцзу наставника, но вынимать не стал. Извлек из левого рукава другую, серебряную пайцзу и в задумчивости несколько раз подбросил ее на ладони. Час назад ее выдал Багу шилан[23] Палаты наказаний Редедя Пересветович Алимагомедов, к которому Баг явился во втором часу ночи, сразу после свидания с великим наставником Баоши-цзы.
Перед зданием Палаты караул тоже был удвоен. Привратные вэйбины весьма бдительно обшарили Бага сканерами и даже заставили извлечь ножи из рукавных чехлов. Внешне Баг воспринял это как должное и послушно поворачивался вслед указаниям охранников, хотя в душе недоумевал: проверять при входе его перестали с того времени, как ему была дарована должность, приравненная по рангу к должности ланчжуна[24]. Баг знал двух постоянных охранников лет пять, не меньше, и за это время между ними установились почти дружеские отношения. Охранники выглядели слегка смущенными.
Редедя Пересветович был хмур и утомлен. Он, потирая время от времени то один, то другой глаз, кратко ввел Бага в курс дела – действительно, прошлой ночью из ризницы Александрийской Патриархии был похищен наперсный крест святителя и великомученика Сысоя. Похищение самое наглое – ризница сильно пострадала, грубый взлом налицо. О преступлении доложил начальник охраны ризницы – следы взлома были обнаружены при очередном обходе и, судя по всему, буквально через четверть часа после преступления. Сейчас ризница оцеплена, и для дачи более детальных показаний и проведения следственных опытов туда доставлены все, кто в ней постоянно работает и, по тем или иным причинам задержавшись на рабочем месте в ночь ограбления, находился там в то время, какое с большей или меньшей уверенностью можно назвать временем совершения преступления. Проводится также стандартный общегородской комплекс деятельно-розыскных мероприятий. Но этого явно недостаточно, дело головоломное – уже хотя бы беспрецедентностью и наглостью своей. Когда надежды по горячим следам схватить грабителей и вернуть крест растаяли, сенсационная информация была сделана достоянием гласности. У газетчиков до сих пор мурашки бегают по коже. А у нас – по мозговым извилинам. Ничего не получается пока. Баг, короче. Вот тебе серебряная пайцза для вящих полномочий, выезжай немедленно в Патриархию и бери дело в свои руки. О малейших изменениях в ходе расследования докладывать мне! Лично!
Баг вдавил окурок в карманную пепельницу и щелкнул роговой крышкой. Интересно, саркастически думал он, спускаясь по лестнице, а бывают бездеятельно-розыскные мероприятия?
Теперь привратные вэйбины, похоже, стараясь как-то скрасить Багу неприятные ощущения, полученные при входе, отдали ему честь, словно он был по меньшей мере начальником Палаты.
Это, конечно, хорошо. Это приятно. Это правильно. Но вот крест…
Дикое дело, думал Баг, на предельной скорости гоня свой могучий, чарджоуской сборки цзипучэ «юлдуз» по ночным, влажно блестящим в свете режуще ярких фар, прямым и гладким, будто их отутюжили, улицам Александрии. Просто-таки дикое дело. Баг не принадлежал к числу поклонников православия – но и у него в голове не укладывалось, как могла хоть у кого-то, хоть у самоеда-язычника, подняться рука на
