смотрит. Я попервости-то аж сомлела вся – да неужто, думаю, нашелся, фортку-то распахнула, кричу: Максимушка! Максимушка! А тут и Леопольд прибежал: что такое? что? А я ему: да Максимушка вернулся! Он на улицу бегом-бегом – а там уже и нету никого.
— Показалось тебе, мать, — сокрушенно покачал головой Крюк-старший. — Почудилось. Думаешь о нем денно-нощно, вот и привиделось, что пришел.
— Дак а как не думать? Как не думать? — всплеснула руками Матвея Онисимовна. — Сынок же он нам, старшенький, любимый!.. — Стася незаметно придвинула свой стул ближе к Матвее Онисимовне и взяла ее за руку. — А только не привиделось мне, — убежденно сказала матушка Крюка. — Не привиделось. Стоял такой неприкаянный, что твой памятник застыл… Усы уж в таком-то беспорядке – а он же аккуратный всегда был, мой мальчик, меня и то сомнение взяло: а ну и вправду не он? А потом пригляделась – да он, точно. Максимушка. И следы на снегу – его!
— Ну, мать, ты и следопытка…
— Материно сердце, — в голосе Матвеи Онисимовны опять заплескались близкие слезы, — и по следу кровиночку признает… А осенью-то? — вдруг вскинулась она, словно бы осененная новою мыслью. — Осенью-то, старый?
— Чего? Когда?
— Да на Воздвиженье! Аккурат накануне градоначальник-то заезжал к нам… А? Кто за клуней ночевал? Чужака бы кобель-то наш Мазюпка вмиг окоротил – а тут даже не тявкнул! А поутру выхожу – сено примято, окурки… лежал ктой-то.
— Хлопцы соседские баловали, — недовольно разъяснил Крюк. — Недоспасовы чи Лихоштерны. Хотел я с родителями с ихними поговорить, чтоб от курева мальчишек отвадили, пацаны ж еще, да позабыл в хлопотах…
— Прям! — сердито сказала Матвея Онисимовна. — Так тебе Лихоштерны за нашей клуней и разлягутся! Будто своей у них нету!
“Эге… — ошарашенно подумал Баг, — Это что же получается? Максим – здесь?!”
Старый Крюк засопел и оценивающе глянул на бутыль “особливо ядреной”: не пора ль, мол. Вышло, похоже, так, что еще не пора: седой козак отвел взгляд.
— Вот я и подумала… — продолжала Матвея Онисимовна; Стася успокаивающе гладила ее по руке. — Может, его тоже, как это… закляли… чтоб домой вернуться не мог, чтоб невесть где мыкался по чужим-то людям… — Она беззвучно заплакала. Стася спешно добыла из рукава платок, подала ей.
“Жаль, сгинул тот скорпион поганый, переродиться ему вошью, которую день-деньской давят, а она все никак помереть не может”, — Баг весь внутренне кипел. Попадись ему под руку сей момент Козюлькин или даже Сусанин!.. Багу даже думать противно было, что бы он с ними такое сделал. Потом, может, и раскаивался бы, но сейчас, сейчас – определенно учинил бы самоуправное вразумление… от всей души. За прутняками дело бы не стало.
— Полно тебе, мать, — устало проговорил Леопольд Степанович. Плечи его как-то враз опустились, старый козак сгорбился, подперев лоб жилистым кулаком и пусто глядя на сигарный окурок, что медленно дотлевал между пальцами. — Не мог это Максим быть. Не убежал бы он. Не такое у него воспитание.
— Может, вы и правда ошиблись, Матвея Онисимовна? — подала голос Стася. — Может, похож просто?
— Да он… — выдохнула козачка. Помолчала, промокнула глаза. — Я-то и допрежь видала в окошко – будто насупротив мазанки иной день маячит кто, да не озабочивалася: ну маячит и маячит, а теперя так думаю, что и раньше тоже он был…
— И когда же, уважаемая Матвея Онисимовна, вы впервые его заметили? — стараясь говорить очень спокойно, спросил Баг.
— Ой, драгоценноуважаемый ланчжун Лобо… — Но Баг мягко (он и сам дивился запасам мягкости, которые с недавнего времени в нем открылись. Как все же причудлива жизнь и непрост человек!) остановил ее:
— Уважаемая Матвея Онисимовна, зовите меня так, как зовут друзья. Баг. Просто Баг.
— Ой… — улыбнулась сквозь наступающие слезы козачка. — Так ведь несвычно как-то…
— Прошу вас, Матвея Онисимовна. — Баг нарочно отбросил “уважаемую”, дабы показать, что он вполне готов перейти на такой уровень отношений. — Мне будет приятно. Я вам в сыновья гожусь.
Старый козак одобрительно кивнул. И еще больше порозовевшая старушка тоже закивала – мелко и благодарно.
— Так когда же?
— Да разве ж я думала тогда… Почитай, седмицы две тому. Чи три?… А ежели с клуней считать – так и все два с лишним месяца… Ведь вы его найдете, Баг? — с надеждой спросила козачка.
Стася обернулась к Багу вопросительно. Леопольд Степанович тоже поднял голову и вперил в честного человекоохранителя вопросительный взгляд.
— Найдем. Непременно найдем, — сказал тот со всей уверенностью, на какую только был способен.
…Когда Стася и Баг покинули гостеприимный и уютный дом Крюков, на небе сквозь городское зарево уже отчетливо проступали яркие звезды – на Мосыкэ спустилась ночь.
— Баг… — Стася легонько тронула ланчжуна за локоть. — Баг. Ты сделаешь для них что-нибудь? Сможешь найти их сына? Пожалуйста…
Баг глубоко вздохнул и поправил на голове любимую степную шапку. Ночной мороз ощутимо пощипывал щеки. Дышалось легко и привольно. Из кухонного окошка им вслед глядела Матвея Онисимовна. Баг коротко помахал ей рукой.
Стало быть, не исключено, что есаул в Мосыкэ… Не исключено… Его по всей Ордуси ищут, а он в двух шагах от Александрии. К любимым родителям в окошки с тоской безмерной заглядывает…
Окурки. Может, он не один тут прописался? С другими заклятыми, коих тоже никак сыскать-то не могут?
Дела…
Найти человека в Мосыкэ…
— Когда я кого ищу, то обычно нахожу, Стасенька. — Сдернул рукавицу и потянул из отороченного мехом рукава телефонную трубку.
“Сяо-сяо кукуняо на опушке кукуняет, козак дивчину мэйлидэ за крынычкою кохает…”[20] — доносилось из распахнутых форточек соседней мазанки слаженное хоровое пение под гармошку.
Баг кручинился о неожиданном изменении планов недолго: он не привык отдыхать. Да к тому же Стася смотрела на него с такой надеждой… Словом, о том, чтобы отступить и себялюбиво продолжить любоваться незатейливыми красотами Мосыкэ, выбросив на это время есаула Крюка из головы, или – что уж вообще невместно – перепоручить это дело кому-либо другому, не могло быть и речи. Местные, мосыковские вэйбины, если их привлечь, перво-наперво к Крюкам в Тохтамышев явятся и поведут дознание согласно уложениям: всю душу из бедных стариков вынут; с другой стороны – ведь и уверенности в том, что речь идет действительно о пропавшем есауле, нету, а ну как это не Крюк? Позору не оберешься. Все мосыковские вэйбины будут втихомолку хихикать над столичным залетным гостем. Нет уж, сперва все выяснить самому, а потом, коли надобно будет, и в Мосыковское Управление обращаться – вот что будет правильно.
Баг рассуждал просто.
И даже посвятил в свои рассуждения Стасю.
