Багатура Лобо? Ну вот нихонец Люлю, пожалуй, — если попытался бы, да и то… вряд ли.
За Цао Чунь-лянь Баг волновался больше. Но совершенно не из-за того, что ханеянка не выдержит человеконарушительского натиска, — уж коли кому из охальников и придет в голову высадить окно и спасаться через него бегством, так он скорее вниз свалится, чем до Чунь-лянь доберется: там ведь прыгать надо да руками за край хвататься, иначе никак, а по краю крыша совсем обледенела, не удержишься, коли сразу не сообразишь с ножом прыгать да в крышу нож вгонять. А чтобы сообразить – думать иногда надо. И хотя Баг знал, что противников нельзя недооценивать, отчего-то ему казалось, что в окно никто из них сигать не будет. Высоковато падать-то. К тому же Баг попросил Чунь-лянь, как дойдет до дела, помаячить в виду окон с мечом в руках – чтобы видели обитатели хутунов: вэйбины со всех сторон.
Просто Цао Чунь-лянь промерзла до костей. Вот о чем переживал Баг.
— Ну наконец!.. — Забренчала цепь, лязгнул сбрасываемый засов, заскрежетал в замке ключ. “Ишь, закрылись! Прямо крепость какая-то…” Наконец дверь отворилась и на пороге показался прозываемый Гриней: в руке палка, даже не палка – дубинка. Мера, надо полагать, предосторожности.
— Ку-ку, Гриня… — сказал Баг.
И Гриня уже открыл было щербатый рот – то ли чтобы ответствовать пришедшему, то ли чтобы криком предупредить сотоварищей, — Баг не стал вникать в его нехитрые чаяния, а быстренько приложил рукоятью ножа по лбу и подхватил тяжелое тело, дабы не вышло преждевременного грохота; опустил на пол. Так Гриня ничего сказать и не успел – вышел в астрал на полчасика. Оно полезно. Способствует.
— Чё там, Гриня? — воззвал из комнаты голос. Баг подобрался, изгнал, как и следует перед боем, из головы мысли, серой молнией кинулся к двери и легким ударом ноги выбил ее.
Его появление явилось для присутствующих полной неожиданностью: двое за столом застыли где сидели, а Евоха к тому же выронил пиалу – она звонко треснула об пол, расплеснув ароматы эрготоу, — и лишь один Пашенька, недаром ведь за старшего в этой обезьяньей компании, лишь могучий Пашенька спохватился, вскочил, опрокидывая стул, не глядя нашарил прислоненную к стене трость, вырвал из нее длинное, узкое лезвие… Все это как в синематографической фильме пронеслось перед глазами Бага: он уже работал, он танцевал скупой, отточенный годами тренировок танец, где не было места раздумьям и случайным движениям. От прямого удара ногой в голову надолго рухнул, кроша весомым задом стул, преждерожденный, имени которого Баг так и не успел узнать, а нож в это же время накрепко пригвоздил рукав нечистого халата Евохи, пришедшего в себя и уже тянущегося к дубинке и рассыпающего по столешнице подушечки “Орбата”, столь любимой мосыковичами ароматной жевательной смолы для освежения рта… Легкий толчок, и стол встал между Багом и занесшим уже руку для удара Пашенькой. Еще один удар, более основательный, — и стол врезался в главаря, прижав его к стенке и заставив потерять равновесие, а правая рука тем временем описала изящное полукружие, средний и указательный пальцы безошибочно нашли нужный нервный узел, и Евоха, охнув, повис кулем на рукаве своего халата, лишь пальцами по дубинке царапнув.
— А-а-а!!! — взревел тут Пашенька, поддавая ножищей стол так, что тот буквально взвился в воздух и, коли бы Баг стоял и чесал в затылке, то непременно был бы сбит с ног, а уж тут Пашенька и набежал бы со своим клинком. Вотще: точным пинком Баг изменил направления полета, стол с превеликим грохотом врезался в стену и, рассыпаясь на части и теряя ножки, грудой обломков простучал по полу.
Они застыли друг против друга: гориллоподобный вожак разбойных людей с выставленным вперед хищным и длинным жалом клинка, и Багатур “Тайфэн” Лобо, казавшийся рядом с Пашенькой маленьким и низким.
— Ты хто? — не теряя бдительности, спросил человеконарушитель, делая легкие движения кончиком клинка: вправо-влево. — Чё те здесь?..
— Сменить пришел, — хищно улыбнулся Баг, нащупав ногой подкатившуюся ножку стола. — Пора вас сменить,
Паша, однако же, среагировал: успел отбить ножку, сверкнуло узкое лезвие – и с ревом нанес Багу неподражаемый по силе прямой удар, каковой, случись на его пути стена, пронзил бы и стену, не то что вовсе недеревянного Бага.
В планы Бага быть проткнутым каким-то громилой из Малина-линь вовсе не входило: он легко отклонился, немного присел, пропустил разящую руку над плечом, ухватил за кисть, дернул, выпрямляясь, вливая свое усилие в движение огромной массы Пашенькиного тела, и громадный, неподъемный с виду человеконарушитель описал в воздухе плавную дугу, а затем со всего маху ахнулся об пол – только гул пошел, словно в большой колокол ударили на Часовой башне. Дернулся и – затих. Хорошо, что внизу нет соседей, а то люди обеспокоились бы понапрасну.
Баг подобрал оружие – от греха подальше, хотя за полчаса беспамятства Пашеньки смело мог ручаться, — и бегло оглядел поле боя: человеконарушители лежали недвижимы. О хацза, хацза, кто тебя усеял… На всякий случай Баг связал ворогов их же собственными кушаками, а потом отправился обследовать оставшиеся помещения: вдруг еще где притаился враг?
В одной комнатке – поменьше – обнаружилось что-то вроде примитивной кухни: газовая плита, неновый холодильник марки “Усатый Лу”, стол, заваленный распотрошенными свертками со съестным, а также несколько непочатых бутылок с самым дешевым эрготоу. Разбойников в комнатке не просматривалось.
В другой – той, чьи окна были занавешены, — обнаружились диваны у стен; видимо, эта комната выполняла роль спальни. Два дивана были пусты, а на третьем возлежал некий преждерожденный: связанный толстым шелковым шнуром и с платком на голове, так что и лица-то толком видно не было.
Преждерожденный в платке повернул голову на звук открывшейся двери и шагов и удивительно знакомым голосом произнес:
— Сказал же: не буду есть!
Баг замер: быть не может!..
Сорвать платок было делом мгновенным – на Бага, близоруко моргая, глядел бледный, с синяками под глазами… Богдан.
— Драг еч…
Богдан прищурился: в комнате было темно. Глубокое недоумение на его лице мгновенно сменилось радостью узнавания:
— Баг!
— Я, драг еч, я… А ты-то тут что делаешь? — Узлы были затянуты на совесть, не распутать. Баг принялся было пилить шнур оброненным Пашенькой клинком, но много ли напилишь шпагой?.. Огляделся: ничего подходящего. Только очки Богдана на табурете; Баг аккуратно насадил их другу на нос. Верный нож торчал в стене, пришпиливая, ровно булавка бабочку, незадачливого Евоху. Верный нож был при деле. Метательные ножи остались в Александрии, да и ими особенно не порежешь. Выбора не оставалось. “Пилите, драг еч, пилите!” — сказал себе Баг и продолжил лихорадочно пилить. — Ты-то здесь откуда?!
— Да я… — Богдан шмыгнул носом. — Понимаешь… Я сам не знаю. Пошел в пирамиду, а там… стукнули по голове и – все: темно. Очнулся уже на этом диване…
Баг удвоил усилия: веревка разлохматилась, начали лопаться отдельные нити.
— А Крюк где? — глупо спросил он.
— Крюк?.. Отчего – Крюк? — Богдан растерянно смотрел на него. — Почему – Крюк?
— Он сюда еще вчера зашел, — пояснил Баг и отбросил шпагу: веревка наконец поддалась, лопнула, и теперь ее можно было просто размотать.
— А… — на лице Богдана появилось понимание, — так есаул в Мосыкэ. Вот что!.. Знаешь, еч, я тут слышал, как эти, — минфа скривился, — говорили про какой-то ход в подвале… В Мосыкэ полно ходов под городом, так ведь? — Баг машинально кивнул, усадил Богдана и разматывая веревку.
“Значит, Крюк ушел подземным ходом… Интересно куда?” — Сколько Баг знал, земля под Мосыкэ была буквально изрыта древними подземными ходами, благо возвышенная сухопочвенная местность это позволяла; не то что в Александрии, где даже линии подземных куайчэ приходилось прокладывать на значительной глубине, дабы минуть пласты насыщенного влагой грунта низин. “Что там храм на песках, — вдруг подумалось Багу, — тут вон целый город княжий на песках…”
