Я поражаюсь тому, что когда мы делимся с другими нашими слабостями и нашими проблемами, это значительно более помогает другим, чем если мы делимся между собой нашими хорошими сторонами и нашими успехами.
По сути, в общине человек всегда стремится упасть духом. Он полагает, что другие поступают лучше, и что у них нет той внутренней борьбы, какая существует у тебя. Когда же он понимает, что все находятся на одном и том же судне, все имеют одни и те же страхи и усталость, это помогает нам продолжать.
Странно, как смирение одного человека, питает других. Вот почему смирение — это истина, связанная с доверием к Богу и к братьям: «Я чувствую себя слабым, но полагаюсь на твою поддержку».
Возможно, что одним из самых больших грехов в общине является некая форма грусти и тоска. Легко оставаться с каким–то другом и критиковать других, говоря «с меня достаточно», «всё идёт плохо», «сейчас не так как было в начале». Это состояние души, записанное на лице, настоящий рак, который может распространиться по всему телу. Грусть, как любовь с радостью, — это волна, которая тут же распространяется. Все мы ответственны за атмосферу в общине.
11. Взгляд на бедного
Иногда небольшой жест чуткости или сострадания к слабому человеку является самым большим утешением. Часто взгляд на самого бедного расслабляет нас, трогает наше сердце и призывает к самому главному.
Однажды я пошёл вместе с сёстрами Матери Терезы в трущобы Бангалора, помогая им заботиться о прокажённых. Их язвы источали скверный запах и, по–человечески, всё это было крайне неприятно. Но в их глазах проглядывал свет. Я не мог делать ничего кроме как держать используемые сёстрами инструменты, но мне нравилось быть там. Их взгляды, их улыбки, казалось, проникают внутрь и обновляют меня. Когда я ушёл, сердце моё было исполнено невыразимой радости, которую дали мне прокажённые.
Я вспоминаю один вечер в тюрьме в Калкари (Канада). Я провёл три часа с людьми из «Клуба 21» (осуждённые на более чем 21 год тюремного заключения за зверское убийство). Они тронули моё сердце, и я ушёл с обновлённым духом. Те люди что–то перевернули во мне.
Улыбка бедного, взгляд отчаявшегося, сверкнувшие перед моим взглядом, преображают моё сердце. Они пробуждают новые энергии из самых глубин бытия. Кажется, что они разрушают какие–то барьеры и поэтому несут в себе новую свободу.
Они подобны взгляду и улыбке младенца: может ли им сопротивляться самое жестокое сердце? Контакт или встреча со слабым — одно их самых основных подкреплений жизни. Когда мы позволяем дару его присутствия проникнуть в нас, он вносит в наше сердце что–то драгоценное.
Если же мы остаёмся только на том уровне, когда просто что–то «делаем» для нуждающегося, мы поддерживаем барьер превосходства. Нужно принять дар бедного с открытыми руками. Справедливо сказано Иисусом:
То, что делаешь самому меньшему из моих братьев (т. е. тому, на кого никто не смотрит, и кого отвергают), это делаешь Мне (Мф. 31: 45).
В молитве в «Ковчеге» мы каждый вечер говорим: «О Мария, даруй нам сердце, исполненное милосердия, готового любить их, служить им, гасить всякое несогласие и видеть в нашем страждущем брате кроткое присутствие живого Иисуса '.
Бедный — всегда пророк. Он раскрывает замыслы Божии. Подлинные пророки совершают ни что иное, как показывают пророческую роль бедных. Именно поэтому нужно посвящать некоторое время тому, чтобы слушать их. А для того, чтобы слушать их, нужно быть близкими к ним; и на самом деле, они говорят низким голосом и только при некоторых обстоятельствах, потому что боятся выразить себя, им недостаёт доверия к самим себе, настолько они притеснены и уничижены. Но если слушаешь их, они ставят тебя лицом к лицу с самым главным.
Отец Аррюпе, Генеральный настоятель Иезуитов (до 1978 г.), на одной конференции, данной американским верующим [22], сказал следующее: «Солидарность верующих с теми, кто действительно беден, гармонирует с уединённостью… Мы будем чувствовать себя одинокими, когда увидим, что мир трудящихся не понимает нашего идеала, наших оснований и наших методов. В глубине самих себя мы будем чувствовать себя в полном одиночестве. Нам будет нужен Бог и Его сила для того, чтобы быть способными продолжать работать в уединённости нашей солидарности… и при последнем анализе остаться понятыми и изолированными. Это та причина, по которой столько верующих мужчин и женщин, включённых во всём мире в работу, пережили новый опыт Бога. В этом опыте одиночества и недопонимания их душа переполнена полнотой Бога. В этом простом опыте они чувствуют себя безоружными и всё же способными вновь открыть, каким образом Бог говорит им через тех, с которыми они солидарны. Они видят, что эти люди, изгнанные, могут сказать им что–то божественное, благодаря своим страданиям, своей притеснённости, своей оставленности.
И здесь понимаешь подлинную бедность, осознаёшь собственную неспособность, собственное невежество, распахиваешь душу для того, чтобы получить через жизнь бедного глубинное указание, данное самим Богом. Да, Бог говорит через эти грубые лица, эти разрушенные жизни. И вот появляется новый лик Христа в малых».
Когда я устаю в «Ковчеге», я часто иду в Странноприимный Дом. Это дом, где принимают очень израненных жизнью людей: никто из девяти живущих там в настоящее время не говорит. Многие не ходят. Со многих точек зрения они представляют собой не что иное, как сердце и эмоциональные отношения через своё тело. Помощник, кормящий их, моющий, укладывающий, должен делать это согласно не со своим ритмом жизни, а в согласии с их ритмом. Он должен задерживаться, чтобы принять минимальные проявления их жизни. Поскольку они не могут выразиться устно, они не могут настаивать на своей точке зрения, повышая голос. Помощник должен быть очень внимательным к невербальным способам их самовыражения. Это очень повышает их способность принять человека. Он становится всё более человеком восприятия и сострадания. Что касается меня, то самый медленный ритм и само присутствие очень искалеченных жизнью людей обязывает меня задерживаться, приглушать свои порывы к деятельности, мятущиеся во мне, даёт мне покой и помогает воспринять присутствие Божие. Самый бедный обладает чрезвычайной властью исцеления некоторых ран наших собственных сердец. Он становится подкреплением, если мы хотим принять его.
12. Личная молитва
Когда живёшь в общине и повседневная жизнь исполнена рвения и пыла, совершенно необходимо иметь время для покоя и уединённости, чтобы помолиться и встретить Бога в молчании и в покое. Если нет, то «локомотив» активности не удаётся больше остановить и человек становится похожим на безголовых кур.
Маленькие Сёстры Фуко имеют правило молитвы, уединённости и отрешённости: час в день, пол дня в неделю, одна неделя в год, год каждые десять лет. Когда живёшь в общине, взаимозависимость возрастает, но нужно избегать дурной зависимости. Нужно иметь время для того, чтобы побыть одному, одному с Отцом, одному с Иисусом. Молитва — это позиция доверия Отцу, поиска Его воли, стремления жить ради братьев и сестёр в любви. Нужно, чтобы каждый из нас умел отдыхать и расслабляться в молчании созерцания, с «сердцем в сердце» с Богом.
«Не думай, что, отстранившись немного от активной общинной жизни, ты повредишь ей; не считай, что повышение твоей личной любви к Богу ослабит твою любовь к ближнему. Напротив, она усилит её» [23].
Иногда, когда я один в глубине моего бытия рождается свет. Это подобно ранению покоя, в котором живёт Иисус. Именно в этой ране, благодаря ей, я вновь обретаю других без преград, без того страха и тех проявлений агрессивности, которые иногда охватывают меня, не теряя способности вести разговор, без захлёстывания волнами эгоизма. Тогда я могу остаться в присутствии Иисуса и при невидимом присутствии моих братьев и сестёр. Каждый день всё больше я обнаруживаю необходимость этих моментов уединённости для того, чтобы встретить других с большей истиной и принять в свете Божием свои слабости, своё невежество, эгоизм и страхи. Уединённость не отделяет меня от других, но помогает мне любить их с большей нежностью, реализмом и умением слушать. Я начинаю различать таким образом ложную уединённость, представляющую собой бегство от других, чтобы побыть одному в эгоизме и печали, в задетой чувствительности, от подлинной уединённости, являющейся общением с Богом и с другими.
Каждый должен найти свой ритм молитвы. Для некоторых это будут долгие часы, для других четверть
