ремеслом — кто на ринге, кто в качестве телохранителя или наемника в какой-нибудь небольшой разборке на одной из завес. Всех их нужно было чинить и штопать. Аэль это умела делать лучше многих, и ей скучать не приходилось. Очень быстро она научилась создавать самое необходимое — инструменты, лекарства. К магии она была неспособна категорически, как объяснял Лаан — «по собственному желанию». Аэль действительно не хотела расставаться с привычной картиной мира. Ее квартира выглядела так, как было принято у нее на родине, она носила привычный полевой комбинезон и пыталась жить так, словно она все еще у себя дома. Это никому не мешало, а тем, кого она буквально собирала по кусочкам, только помогало. Аэль знала, что лежит за границами Квартала, несколько раз ее просили принять участие в какой-нибудь операции, она умела и перемещаться по завесам — но там лежал чужой, совершенно не родной ей мир. Она не завидовала Лаану, для которого Город стал домом и другом, она просто мечтала вернуться обратно. Любым чудом, таким же, как то, которое подарило ей вторую жизнь.
Зверь пошевелился, застонал. Аэль потянулась к столику с инструментами, взяла шприц и загнала ему в бедро иглу, нажала на поршень — практически, не отвлекаясь от шитья. Новая машинка, которую она вспомнила буквально декаду или две назад, работала неплохо, но требовала предельной внимательности. Аэль медленно проводила по каждой тщательно промытой и обработанной антисептиком ране контактной поверхностью, и шов стягивался плотным клеем. В пациента уже было влито все, что нужно — и средства против внутреннего кровотечения, и противошоковое, и анальгетики, теперь оставалось только привести в порядок шкуру и надеяться на лучшее. Как Аэль ни отказывалась принимать за факт реальность Города, она не могла не видеть, что здесь любые травмы заживают гораздо быстрее, чем это позволяла физиология, да и предел живучести любого человека куда выше. Она не могла ослепнуть до полного отказа от очевидного: здесь человек, упавший с пятого или седьмого этажа, мог отделаться только ссадинами или вывихом. И заживали эти ссадины слишком быстро; а вот Зверя отделали с применением магии тенников, иначе никакая цепь и дубина не нанесла бы таких повреждений. Все это Аэль учитывала; но работала, как привыкла. Хуже от излишней перестраховки не бывало никому.
Лаан наблюдал за ее манипуляциями, стоя у стены. Аэль не нужен был ассистент, поскольку пациент не брыкался, а все инструменты лежали под рукой. Но ей не нравился скепсис в лице приятеля.
— Ты уверена, что этого хватит? — спросил он, когда Аэль закончила шить. — Или лучше позвать целителя?
— Этого хватит с запасом. Завтра он встанет. И если, встав, он что-нибудь разнесет — ты будешь отвечать, — сердито буркнула Аэль.
— Я буду дежурить. Когда он очнется?
— Если по логике — то к рассвету. А так — не знаю. Бездна знает, как на него что подействует. Вот, смотри, — Аэль показала пальцами в швы на шее и подбородке. — Я шила это от силы час назад. И почти уже зажило. Так что не удивлюсь, если через пару часов начнет прыгать...
— Хорошо, я тут посижу. Отдохни, Капелька, по-моему, ты здорово устала.
— Да нет, ерунда. Дело привычное. Помоги мне убрать мусор.
На пару с Лааном они быстро собрали в мешок использованные шприцы и ампулы, потом Лаан привел в порядок пол и мебель, убрав капли крови и грязь.
— Я пойду в душ. Может, вместе? — предложила Аэль.
— С удовольствием!
В этом предложении не было ни намека на эротику — оба знали, в чем дело. Так было принято на родине Аэль и Лаана, там не существовало мужских и женских туалетов или душевых кабин, не принято было стесняться обнаженных тел и прикрывать отдельные их части. И, подставляя Лаану спину, чтобы он потер ее мочалкой, невзначай прикасаясь к его коже, она чувствовала себя почти дома. Почти...
Потом они пили чай на кухне, болтали — Аэль не видела Лаана больше трех лет по ее счету, и ей трудно было поверить, что в ее жизни действительно произошло на порядок больше событий, чем у приятеля, для которого счет шел на месяцы. За утро они не успели наговориться вдоволь, да и утро для Аэль добрым становилось к вечеру. Подняться раньше полудня она считала эквивалентным смертному приговору, поэтому Лаан на пальцах втолковал ей, что от нее потребуется, если она согласится принять участие в «самой безумной авантюре, которую он в жизни затевал» и почти сразу ушел. Аэль поняла все в общих чертах, поморщилась, когда ей назвали кличку потенциального пациента, но согласилась.
Чаепитие было прервано на середине — из комнаты раздался неописуемый звук, некая помесь скрежета разрываемого металла с воплем лопнувшей струны. Что можно сломать с таким эффектом, ни Аэль, ни Лаан не представляли, а потому, переглянувшись, с изрядным любопытством и даже азартом вместе отправились в комнату. Пациент уже вполне пришел в себя, слез с носилок, а звук принадлежал стальному брусу носилок — милашка Зверь скрутил его вокруг своей оси и так сломал. Видимо, для развлечения.
Впрочем, «центнер хорошо развитой мускулатуры», вооруженный металлической дубиной почти в метр и толщиной в запястье Аэль, не показался никому из них подходящим развлечением для вечера трудного дня.
— Кого собрался бить? — равнодушно поинтересовался Лаан, складывая руки на груди.
Зверь посмотрел на них диким взглядом. Пронзительно-синие, бешеные глаза смерили Лаана и Аэль, потом гладиатор скривил губы и буркнул:
— Кто вы такие?
— Если хочешь познакомиться — положи дубину и пойдем на кухню. Мы как раз пили чай...
— Что, так и идти? — парень упер руку в голое бедро. — Где моя одежда?
— Пришла в негодность, — ласково объяснила Аэль. — Я дам тебе новую.
Она ушла в свою комнату и полезла, не глядя, рукой в шкаф, примерно прикидывая размеры Зверя. Кажется, добытый комбез должен был подойти. Когда она вернулась, дубина уже лежала на столе, а парень, хмуро косясь на Лаана, приводил в порядок прическу перед зеркалом. Уже почти затянувшиеся розовые рубцы вызвали у него некоторый интерес и недоумение, и Аэль заподозрила, что ему напрочь отшибло память о последних часах.
— Я наложила тебе около двухсот швов, — объяснила Аэль, протягивая пакет с комбезом. — У тебя быстрая регенерация, скоро будет незаметно. Надень это и приходи на кухню.
Гладко причесанный, в черном мешковатом комбинезоне, гладиатор выглядел вполне прилично и привычно для Аэль. Легко было счесть его еще одним солдатом, которые проходили через руки бывшего хирурга сотнями. Еще один парень, в меру дурной, в меру бравый, контуженый и потому притихший. Но Аэль знала, что не должна обманываться. Перед ней сидел законченный псих.
Лаан пододвинул к парню кружку.
— Теперь познакомимся. Я — Лаан, это Аэль. А тебя как зовут?
— Зверь, — буркнуло сокровище.
— Это не имя, — вежливо сказала Аэль. — Это... прозвище для ринга. А мы назвали тебе свои имена.
— Это имя, — насупился парень.
— Имя может быть только уникальным. А я знавал с десяток твоих тезок, — вступил в разговор Лаан.
— Да наплевать мне на всех! Это мое имя! Это моя суть!
— Объясни, — попросила Аэль. — Про суть... Ты же вроде не тенник, не оборотень?
-Я не тенник, ты права. Но и не человек.
— А кто? — изумилась Аэль.
— Я — Зверь, — гордо сказал парень. И продолжил:
— Я не такой, как вы. Вы — люди. А я — нет. Я другой, я всегда был другим. У меня другая душа. Душа зверя. У вас есть мораль, законы, совесть, справедливость. А у меня — только моя душа. Только бой. Ничего другого у меня нет.
— А стая у тебя есть? — Аэль с трудом подавила смех.
— Я — одиночка. Стая — это не для меня. Это вы живете стаями, семьями. А я — всегда один. Не судите меня по себе, я другой. Вы смотрите на меня и видите человека — потому что не умеете смотреть внутрь. Вы — просто люди, — на этом месте монолога Лаан блаженно зажмурился и прикусил губу, чтобы не рассмеяться. — А я другой. Не обманывайтесь. Я говорю на вашем языке, но только потому, что вы не
