заявил противнику, что согласен на ничью в любой момент, когда Алехин этого пожелает. Партия была отложена в проигранном положении для Алехина, он предложил ничью, и Эйве конечно же согласился. Нельзя, с моей точки зрения, обвинять Ботвинника за то, что, уступая Петросяну в матче в 1963 году три очка (81/2:111/2) и не найдя, по-видимому, в себе сил продолжать борьбу, он пошел на мировую в двух следующих партиях после всего десяти ходов.
Не может быть, разумеется, и претензий к участникам матча на первенство мира (1984/1985) Карпову и Каспарову, которые порой соглашались на ничью после пятнадцати – двадцати ходов – тактика соперников в таком матче определяется исключительно спортивными мотивами.
Но бывают и в соревнованиях меньшего масштаба случаи, когда бесцветная ничья не может быть поставлена в упрек, потому что дает надежды или, более того, обеспечивает выход в следующий этап соревнования.
Самое любопытное, что уклонение от полнокровной борьбы может неожиданно оказаться сильнейшим психологическим средством в достижении спортивной цели.
Перед последним туром матч-турнира претендентов на острове Кюрасао в 1962 году Петросян опережал Кереса на пол-очка. У Петросяна оставался наименее сильный противник – Мирослав Филип, к тому же Петросян играл белыми. К четырнадцатому ходу его позиция была явно перспективнее. Учитывая, что Керес, игравший с Робертом Фишером, в этот момент захватил инициативу и имел уже серьезные шансы на победу, логичным было ожидать, что Петросян предпримет, хоть и избегая риска, попытку выиграть: легче ведь победить в одной партии Филипа, чем потом в матче грозного Кереса. Но тут, к изумлению всех очевидцев этой сцены, Петросян, продумав над ходом сорок минут, вдруг предложил ничью! Филип сначала удивленно уставился на него, потом пожал плечами и с нескрываемым удовольствием согласился.
Итак, типичная гроссмейстерская ничья, и мы, казалось бы, вправе осудить как минимум одного из партнеров, да еще и обвинить его в отсутствии решительности. Но не будем торопиться с выводами.
Петросян при всей его осмотрительности умел быть отважным. И можно не сомневаться, что если бы он пришел к мысли, что нужно обязательно выигрывать, он навязал бы Филипу сложную игру. Но Петросян пришел к иному умозаключению, и его решение было тонким, полным глубокого психологического смысла.
Позиция была такова, что Петросян, хотел он того или не хотел, вынужден был развивать активность на королевском фланге, в то время как соперник начал бы наступать на ферзевом – иной возможности ни у того, ни у другого не было. Игра на разных флангах всегда связана с известным риском, а добровольно идти на риск в последнем туре, где ничья обеспечивала как минимум дележ первого места, Петросян, естественно, не хотел. Вот если бы Филип почему-либо отказался от ничьей, тогда это заставило бы Петросяна осознавать необходимость риска. Словом, Петросян как бы просил Филипа: «Откажись, заставь меня драться!»
Но отказ Филипа был маловероятен, скорее всего, он должен был принять предложение, что и случилось. Не облегчал ли Петросян в этом случае задачу Кереса?
Нет, не облегчал. Больше того – осложнял. Потому что, как только Керес увидел, что у него появилась реальная возможность догнать Петросяна, он внутренне весь затрепетал, и если психологическое давление последнего тура и так было труднопреодолимым, то теперь оно становилось нестерпимым.
«Ирония судьбы! – писал впоследствии Авербах. – Старейший участник турнира 46-летний Керес должен был именно в последнем туре после утомительной двухмесячной борьбы добиваться победы против самого молодого участника – 19-летнего Фишера».
В своем расчете Петросян предусмотрел и эту «иронию». Мало того, предлагая Филипу ничью, Петросян, оказывается, имел в виду, что, даже будучи молодым, Керес в последних партиях соревнований претендентов проявлял неуверенность.
И действительно, добившись превосходной позиции, Керес не выдержал напряжения и, боясь расплескать преимущество, стал действовать чуть осторожнее. Фишер, который ни на что не претендовал и был куда спокойнее, вывернулся, и партия закончилась вничью…
Нечто подобное произошло в последнем туре чемпионата СССР 1983 года. Чемпион мира Анатолий Карпов на пол-очка опережал Льва Полугаевского. Хотя Полугаевский играл белыми с дебютантом чемпионата мастером Владимиром Маланюком, Карпов за каких-то тридцать минут сделал ничью с Юрием Разуваевым, оставив своему конкуренту возможность в случае победы также завладеть золотой медалью. Полугаевский принял этот молчаливый вызов, играл остро, но нервно, попал в цейтнот и… проиграл, разделив третье-четвертое места.
Итак, и гроссмейстерская ничья может быть завуалированным атакующим приемом. Поэтому пока будет действовать система спортивного отбора, а, судя по всему, здоровье у этой системы превосходное, и она явно рассчитывает на долгую жизнь, надо трезво отдавать себе отчет в том, что одна гроссмейстерская ничья может совершенно не походить на другую. И мы будем осуждать здесь не гроссмейстерскую ничью вообще, а именно такую, где соперники могли рисковать без особого ущерба, но не захотели, вообще не утруждали себя поисками путей к победе и полностью игнорировали эстетическое начало шахмат, а заодно и интересы зрителей, ожидавших яркого зрелища, а получивших вместо этого откровенную подделку.
Но неужели же действительно нельзя найти сильнодействующее лекарство против бесцветных ничьих? Неужели нельзя найти какие-то спортивные стимулы, которые могли бы побудить соперников искать пути к победе?
Уверен, что можно. Если при распределении разделенных мест будет приниматься во внимание система творческих коэффициентов, бескровные ничьи резко пойдут на убыль, а то и вовсе погибнут естественной смертью. Заметьте – естественной. Именно в этом слове кроется гарантия эффективности предлагаемой меры, ибо такие ничьи станут невыгодны в спортивном смысле.
Конечно, иногда бывает так, что шахматисту просто не хватает сил, чтобы провести весь турнир с полной творческой отдачей. Во время чемпионата страны 1972 года, проходившего в Баку, мне пришлось однажды ночью наблюдать, как гроссмейстер Васюков анализировал пять, а может быть, и шесть отложенных партий. Он расставил доски на столе, на постели, на стульях и ходил по гостиничному номеру, как во время сеанса одновременной игры, останавливаясь то у одной, то у другой позиции. Лег спать Васюков уже на рассвете…
Несмотря на обилие отложенных встреч, Васюков продолжал непримиримую борьбу в каждой партии. Удивительно ли, что он сорвался, и в трех отложенных партиях, где у него был большой перевес, набрал ноль очков! Но такова судьба больших шахматистов: как актер после исполнения трудной роли не может позволить себе завтра сыграть вполсилы, так и большие актеры шахматной сцены не дают себе права на передышку. Именно так, полностью выкладываясь, действуют в турнирах Таль, Каспаров, Бронштейн, Геллер, Полугаевский, Тайманов, Балашов, Цешковский, Псахис, Романишин, Купрейчик, Юсупов, Долматов и некоторые другие шахматисты. Это их жизнь, их судьба, их счастье и их несчастье.
Удивительный пример творческой принципиальности являет собой экс-чемпионка мира Нона Гаприндашвили. Когда однажды она направлялась на мужской международный турнир, я позволил себе дать чемпионке совет: «Хорошо бы постараться получить второй гроссмейстерский балл». И прикусил язык, потому что чемпионка сурово ответила: «Нет! Если я начну играть с такими мыслями, не будет ничего – ни второго балла, ни творчества…»
В претендентском матче 1983 года с Ириной Левитиной Нона неудачно начала соревнование, а затем, стараясь настичь соперницу, навязала ожесточенную борьбу. Левитина приняла вызов (а иного выхода у нее не было!) и в итоге выиграла со счетом 6:4. Ничего удивительного в этом счете нет, пока мы его не расшифруем: ни одна из партий не завершилась вничью! Такого случая история борьбы за первенство мира не знает. Правда, были матчи, в которых один из соперников побеждал с сухим счетом (Фишер – Тайманов и Фишер – Ларсен), но столь сурового обмена ударами не было никогда!
Есть у системы творческих коэффициентов еще одно, совсем неожиданное достоинство. Не приходилось ли вам задумываться когда-нибудь над ролью судей в шахматном соревновании? В отличие от таких игр, как футбол, волейбол, баскетбол, хоккей и т. п., где судьи активно участвуют в спортивном процессе, решая по ходу соревнования порой весьма непростые задачи, шахматный арбитр, если не считать редкие казусные ситуации, в основном следит лишь за формальным соблюдением правил. Упал флажок часов – судья остановил игру. Откладывается партия – проверил, правильно ли записана на
