городе. Это как обнаружить в раскопках древний артефакт. Желанно и возбуждающе.
Грише я сказала лететь сразу в Рим. Там мы и встретились. Весь понедельник гуляли по городу, по магазинам. Уже к вечеру понедельника меня начало трясти. Запивая успокоительное алкоголем, я с тем же успехом пыталась объяснить Грише куда собираюсь завтра вечером. Она смеялась. Ну, прогуляйся. Вдруг что полезное узнаешь…
От Верховного Суккубата я ожидала чего-то мистического и таинственного. Я ожидала свечей и пентаграмм. Ожидала глубокие капюшоны и приглушенные голоса. Я начиталась такого, что ожидала чего угодно…
Когда же я вжала голову в плечи под грандиозными сводами центрального нефа в назначенный вторник декабря, все мои представления канули в памяти. Маленькая загоревшая старушка поманила меня ладонью. Сглотнув, я пошла за ней.
Когда передо мной в полумраке открылась кафедра, я открыла рот.
— О, девочки. Посмотрите на наше свежее пополнение, затерявшееся где-то в средствах массовой информации. — По-английски с французским акцентом проговорила старушка далеко впереди. — Проходи ко мне, милая. На следующем собрании ты сядешь на последнем ряду правой от входа половины. Сегодня, как новенькая, постоишь рядом со мной.
Я шла по широкому проходу в скользившем со мной луче прожектора. Осветитель стоял слева на чем-то, похожем на стремянку. Это я разглядела, уже когда дошла. Обе половины зала Собора с интересом разглядывали меня. Я слышала улыбки, я чувствовала одобрение, я понимала ухмылки. Но я их не видела.
— Не душись на собрания. Если каждая девочка в этом зале капнет на себя, хоть унцию духов, мы задохнемся. Это второе правило собраний. Первое — без имен. No names! — Повторила она, заставив меня обернуться к ней — вперед.
Подогнутся — не подогнутся… подогнутся — не подогнутся… Это все, о чем я думала, идя вперед. Старушка за выносным аналое не поднималась к кафедре. Она стояла на полу прямо перед двумя ступеньками. Подойдя к ней, я не сдержала улыбки, узнавая. Да, неужели! Уже по этому великолепному акценту я могла понять, кто ведет собрание Верховного Суккубата. Старушка давно растеряла свой шик, располнела и обзавелась брылями. Но все же, шарм, аура ушедшей славы и женственности заставляли задерживать дыхание рядом с ней.
— Вернемся к нашим вопросам. На чем я остановилась? — Женщина посмотрела на листок формата А4 на вынесенном, явно не здешнем аналое, и провела вниз сморщенным пальцем с маникюром, стоившим годовую зарплату российской учительницы. — Индонезия. — Она подняла голову. — По остальным работаем, в Индонезии совсем фигово. Нужно внимание общественности, финансирование, еда и медикаменты. Кто возьмет?
Я перевела взгляд в зал. На первом ряду левой от меня половины (той, где в будущем предложили сидеть мне) кто-то поднял руку, и луч прожектора устремился на нее. Я издала тихий стон, ноги сами подогнулись в коленях. О, господи! О, господи! Она тут! О, господи! Надо будет взять автограф. Самая желанная женщина земли! Самые потрясающие губы планеты!
Поморщившись от светившего в лицо света, она прикрыла глаза рукой.
— Окей. Они на тебе. У нас большие, большие (big big problem) проблемы на Украине. Нужно влияние на правительство.
Где-то в центре на той же половине поднялась фигура. Тут же высветилась светом и тряхнула белой гривой. Я открыла рот. Да… Да… Я же говорила, что светленькая у них самая-самая!
— Нет. Нужно прямое влияние. Правая половина, уснули? — Состарившаяся в безвестности звезда французского кино опустила очки на правую половину зала. Где-то в последних рядах поднялась фигура, тут же высвечиваемая прожектором. Ну… и эта из нового состава тоже ничего. — Так, хорошо. У тебя время до завтрашнего вечера. У нас пол-Европы без газа.
— Ок. — Мяукнула хохлушка и села.
— Поехали дальше. Немецкие, русские, французские кураторы порноформирований, какого хрена по вашим блокам задач такие отставания?
На самом деле это звучало как: What the fuck are you doing? Но я уже привыкла транслировать в эфир качественный перевод ненормативной лексики.
— Кризис! — Задорно нашлась русская.
— Кризис! — Промурлыкала француженка.
— Кризис! — Сказала немка так, будто после этого слова все присутствующие должны были сообща эякулировать. Луч прожектора метался между тремя кураторами.
— Какой на хуй кризис? — Погасшая звезда обернулась ко мне и вздохнула. — Прости, милая. — Обернулась к правому от меня и левому от входа краю зала. — Когда сдадите объекты?
— На днях! — Такой русский акцент мог выдать даже немого.
— В понедельник! — Промурлыкала француженка. Я прикинула, что это будет какой-то понедельник, и скорее всего перед вторником следующего собрания.
— К пятнадцатому января финишируем. — Ответила немка.
Финишируем, повторила я про себя.
— Окей, поехали дальше. — Гамбург. На ком был Гамбург?
Я подняла взгляд в зал. Справа, сразу за кураторами, поднялся… мужчина.
— Он же мужчина. — Прошептала я прежде, чем успела себя одернуть. Глава Собрания опустила очки, взглянув на меня.
— С чего ты взяла?
Я растерялась.
— Ну, я же вижу. Ну… физиологически — это мужчина.
— Думаешь, адамово яблоко и пенис — это то, что делает мужчину мужчиной?
— Он гей? — Догадалась я.
— Я не гей. — Сказал мужик за кураторами.
— После собрания разберетесь. Что у тебя с Гамбургом? Кто нас перекрывает?
— Спроси у инкубатора. — Буркнул гей.
Наверно, я не совсем правильно поняла, у кого надо спросить. Инкубатор… Инкубатор…
— Хорошо. В четверг спрошу. Поехали дальше…
Я слушала повестки дня с беспокойством и благоговением. Когда в лучах прожектора в одной или другой половине зала поднимались женщины, иногда я с трудом сдерживала восторженный писк. Скоро я поняла, что правую от меня половину занимали деятельницы, работающий в прямом контакте. Шлюхи всех категорий и рангов. Самые влиятельные бляди планеты. Слева же сидели те, кого любили и желали миллионы… безнадежно и издалека.
— Кто за Корякским следил? — Спрашивала она.
В последних рядах правой половины поднялась девушка. Разглядеть ее было сложно.
— Хорошая работа. Пусть останется на тебе.
Я слушала внимательно, но понимала не все. Казалось, на А4 под пальцем угасшей звезды лежит весь мир. Она спросила, кто следил за вулканом, а я думала о том, что могла
Когда старушка сказала: Все девочки. Спасибо за ваше небезразличное отношение к этому дряблому кровоточащему миру. До следующей встречи…
Когда она это сказала, я вздрогнула и не посмела, даже, улыбнуться. Сразу поднялся шумок. Зала потихоньку начала пустеть.
— Подожди минутку. Нам нужно поговорить. — Сказала старушка, положив теплую сухую ладошку мне на предплечье.
— Я хотела автограф взять… — Прошептала я, смущенно, наблюдая величественную осанку удаляющейся звезды. В этот момент та обернулась, чуть наклонив подбородок, и я, чуть, не заплакала.
— В следующий раз возьмешь. Пойдем.
