моих талантов для организации несчастного случая. Если администрация решила избавиться от главы Верховного Инкубата, то посылать на это нужно явно не меня. Я не пойду на это. Никогда.
Вздрогнув от сигнала, я обернулась к телефону. Прочитала ответ: «Адресат верный».
Снова вынув стилус, нажала «ответить». Внутри ворочалось волнение, тревога, страх.
Набрала: Я отказываюсь.
Осторожно, будто он мог взорваться, положила телефон на стол и выпрямилась. Правая ладонь сжималась и разжималась, выдавая нервы. Я не подписывалась на это. Я не обязана. И мне незачем волноваться. Все нормально. Никто не может заставить меня. Никто не может даже подумать о том, чтобы заставить меня. Даже не важно, о ком идет речь. Как они могли подумать, что я пойду на это? Вот так просто, приняв за очередное задание… Страх стремительно замещался злостью.
За что, интересно? С какой целью? Он, ведь, один из нас… Раз в декаду по четвергам он ведет или… вел собрания, стоя на том же месте, что и старушка по вторникам. Какие вопросы они обсуждают? Чем он мог помешать?
До пятнадцатого июня меньше недели…
Сев обратно за стол, я открыла фотографию.
Осторожно, он из бывших «наших»…
Но «наши» не бывают бывшими. Мы такие, какие есть в любое время года и суток, начиная с периода полового созревания и до смерти. До смерти, которую, оказывается, может подарить один из «наших».
С кем посоветоваться? Кому пожаловаться? Обняв кружку с кофе, я прикрыла глаза. Чувство одиночества накатывало со всех сторон, погружая меня все глубже и глубже. Казалось, нужно шевелиться, трепыхаться, выкарабкиваться. Я сидела с закрытыми глазами и дышала ароматом кофе. Открыто и безразлично впускала в себя опасения, злость, неуверенность, удивление и… тишину.
Вздрогнув от прикосновения, обернулась. Марк, положив ладони мне на плечи, наклонился.
— Что там в такую рань?
— Работа… — Приняв поцелуй, я следила, как он готовит себе натуральный кофе.
— Миша? — Спросил, не оборачиваясь, уже зная ответ.
— Нет.
Об этой работе он не знал ничего, кроме факта ее наличия в моей жизни. И его натура, требующая уничтожения всех стен, всех недомолвок, переносила сей тайный факт с плохо скрываемым беспокойством и напряжением. Он не настаивал на откровенности, не просил рассказать, не рассчитывал на необходимость поделиться. Он, просто, знал, что я не такая как все. Помнил то, что я сделала с Мишей и мягкий контроль, с помощью которого убежала весной от него самого.
Я наблюдала за его спиной и плечами, покрытыми летними канапушками. Наблюдала за ленивыми движениями, скрывающими напряжение. Из груди поднимались слезы. Что было источником подобной эмоциональности, понять не получалось.
— Марк. — На мгновение зажмурившись, я поднялась. Он обернулся на половине движения. Отставил турку с плиты, принимая меня в объятия. — Мне так нужна твоя поддержка… Ты не представляешь…
Когда из груди змеями поползли рыдания, я уткнулась в его плечо. Марк молча гладил голову и спину, прижимая к себе. Он мог бы что-то сказать, если бы знал… Если бы не было тайн. Не было этой второй жизни, где администрация просила убить бывшего главу мужской части «наших»… Он молчал, потому что молчала я сама.
Через несколько минут, когда я начала успокаиваться, все так же безмолвно Марк посадил меня на стул. Присел на корточки рядом, подав салфетки.
Я высморкалась. Легче не стало. На столе по-прежнему лежал, невинно помигивая лампочкой, коммуникатор. На мужа не смотрела, заняв внимание и руки кружкой с кофе.
— Куда ты хочешь переехать?
Задержав кофе во рту, я проглотила медленно и аккуратно, чтобы не подавиться. Опустила взгляд к мужу. И снова заревела.
Мы разговаривали до семи. Марк мягко приводил собственные доводы: Родина, родные, менталитет, дом, работа, верность… Их было много, его доводов. Я слушала, не возражая. Сейчас это отошло на второй план. Я не могла думать ни о чем, кроме сообщения в телефоне. Ни о ком, кроме того смеющегося мужчины в красной рубашке.
Потом он пошел на работу, а я осталась. У меня были дела на сегодня. Вчера я точно знала, что сегодня день должен быть забит. Но сейчас, сидя в асфальтовой кухне, я помнила лишь данный факт.
В семь с минутами телефон запиликал и завибрировал, приподняв родственное панике чувство. Пододвинув к себе девайс, я пару секунд смотрела на имя звонящего: «1».
— Да. — Сказала тихо, тут же сообразив, что она не говорит по-русски.
— Девочка, что случилось?
— Я не убийца.
Возникла тонкая, хрупкая пауза. Впервые я говорила с ней по телефону.
— Милая, в этом деле имеет значение счет, лишь, с нуля до единицы.
Я подавилась воздухом и приложила ладонь к месту, где предположительно был микрофон. Как это может быть? Как она может знать мои мысли? Как?
Вскочив с места, я подошла к окну.
— Ты переступила эту черту давным-давно. И тот мальчик вряд ли заслуживал подобной расправы.
— Замолчите… — Не узнавая своего голоса, я захлебывалась.
— Твой агент был бы следующим. С какой легкостью ты послала его по дороге смерти? (Какая сволочная патетика: way to death…)
— Не смейте…
— Ласкар перекрывает кислород обоим нашим половинам. Я не имею в виду правых и левых. Я имею в виду девочек и мальчиков. Всех. Всех нас, милая. Всех! Он душит нас с такой скоростью и так упорно, что другого выхода, просто, нет.
— Я не хочу этого знать! Если вам кто-то мешает, найдите другого… исполнителя!
— Мы не можем, милая. Мы пытались. Он опутан охранными программками. При попытках устроить его ликвидацию всегда что-то происходит. Пытались по разному, поверь. Он всю жизнь этим занимается, он умеет защитить себя от случайностей. От любых случайностей. Даже от человека с оружием в руках в метре от него. Нужна прямая команда. Твоя команда. Сделай то же, что ты сделала с Данилой Верхим. Это все, что от тебя нужно…
— Нет.
— У тебя есть время подумать и подготовиться. Я пришлю тебе некоторые материалы. Они помогут принять правильное решение. До свидания, дорогая.
Старушка нажала отбой. Я не отнимала трубку от уха. И пластик коммуникатора и руки были мокрыми от слез. Они текли сплошными и спокойными ручейками, как от лука.
Стало невыносимо громко. Отовсюду вокруг, из воздуха, от телефона, от стен исходил, переливаясь трелями высокий тошнотворный звук. С минуту мне потребовалось для того, чтобы разъединить царящую какофонию на трель городского телефона, мелодию будильника в коммуникаторе и пиликание дверного звонка.
Отключив будильник, я побежала к двери. Беспокойно переступая с ноги на ногу, за дверью мялся курьер.
— Минуту.
Вытирая насухо щеки, направилась к городскому телефону.
— Какого хрена ты не берешь трубку? — Миша был в своем репертуаре.
— Что? — Кинув взгляд в коридор, я прикрыла глаза. — Что случилось? Почему ты звонишь на городской?
— Ты получила сценарий?
— В коридоре стоит.
— Жду в аэропорту через полтора часа.
