преступниками в точном смысле слова, а с ними обращались как с преступниками целые годы.
Некоторые из них так и не искупили трудом свои «преступления». Плохо было и другим жителям России, которым не хватало еды, когда ликвидация кулачества привела к тому, что множество умелых крестьян перестали работать на земле. Ликвидация привела еще и к тому, что многие кулаки забивали свой домашний скот, так что до сих пор, хотя прошло почти десять лет, в России не хватает мяса и молочных продуктов.
Не знаю, принесла ли рудникам долгосрочную выгоду ликвидация кулачества, или нет. Верно, мы получили столь необходимую рабочую силу, состоящую из смышленых, быстро обучающихся людей. Но, с другой стороны, нам пришлось терпеть дефицит продуктов, из-за которого рабочие были в плохой форме и давали недостаточную выработку.
VIII. Что-то не так с медью
В последнее время я читал книги, где пытаются объяснить, что происходило в России, когда я там работал. Интересно отметить, что многие писатели выбирают 1930 год как наиболее критический после Гражданской войны для политической группировки, пребывающей сейчас у власти. В 1930 году, утверждают наблюдатели, победа над крестьянством висела на волоске, а тем временем дефицит продуктов становился настолько острым, что промышленные рабочие были на грани бунта.
Авторы большинства книг о России либо туристы, которые пишут почти всегда только для развлечения, либо русские, называющие себя специалистами. Эти люди очень любят изучать документы и цифры, предоставленные советскими властями. Неудивительно, что подобные эксперты, сидя в Москве и читая взволнованные статьи в московских газетах, да и видя, что в стране действительно существует дефицит, набрались идей, будто промышленные рабочие в самом деле готовы выступить против властей.
Но я-то провел это время среди рядовых индустриальной армии, потел и напрягался вместе с окружающими рабочими, чтобы удовлетворить возросшие требования к выработке. Мне никогда не казалось, что рабочие станут бунтовать.
Конечно, даже в «Главзолоте», где условия были лучше среднего, мужчин и женщин заставляли работать со все возрастающей, огромной скоростью, и условия были в целом менее приятные, чем в 1928 году или раньше, практически во всех отношениях. В индустриальных и рудничных городках промышленных рабочих уплотняли все больше и больше в доступных жилищах, а снабжение едой и одеждой, даже с учетом карточек и закрытых распределителей, становилось недостаточным. Для всех это был смутный период.
Оглядываясь на те времена, полагаю, что люди были слишком заняты, чтобы думать о бунте. Их слишком третировали, чтобы могло организоваться какое-нибудь оппозиционное движение. Правдоподобно звучит, что лишь малая доля населения тогда поддерживала власти. В России было (и до сих пор осталось) много крестьян, большей части которых не нравилось то, что происходит. Коммунистические лидеры держали в своих руках важное оружие и умело его использовали. Они расставили свои «ударные части» по нужным местам и получили требуемые результаты.
Не уверен, что какая-нибудь группа людей пыталась сделать так много сразу в любой другой период истории, разве что в случае войны. То, что происходило, напоминало войну, да и на самом деле ею было. Коммунисты показали, что считают именно так, используя военные термины в газетах и журналах, радиопередачах и публичных выступлениях на шахтах, фабриках, деревнях. Коммунистическая «легкая кавалерия» была везде, докладывая об одной «победе» за другой, на одном «фронте» за другим.
Использовали и улучшали подходы, разработанные в течение Мировой войны. Каждый, кто стоял на пути любой коммунистической кампании, получал ярлык «врага», и на этих людей обрушивалась всей своей мощью пропагандистская машина. Однако сомневаюсь, что московские власти действительно желали проводить эту кампанию настолько жестоко, как получилось. Позднее я встречал немало людей, которых сурово наказали за некоторые принятые ими меры.
Неудивительно, что при таком накале происходящих одновременно событий, посреди специально поднятого шума, русские были слишком ошеломлены, чтобы думать о каких-нибудь мятежах. Такого перемалывания людей я никогда не видел раньше и надеюсь больше никогда не увидеть. С одной стороны, миллионы крестьян вырвали из родных мест, где они собирались прожить всю жизнь, и заставили на новом месте заниматься новой работой. С другой стороны, миллионы необученных или частично обученных мужчин и женщин кидали, будто вилами, в промышленность, которая возникала из ничего, под надзором других мужчин и женщин, которые почти столь же мало понимали в том, что происходит. Если процитировать американского комика, это было «колоссально».
Наша золотодобывающая промышленность, так получилось, оказалась более или менее мирным оазисом среди хаоса. Серебровский был первоклассный организатор, и ему удалось установить прочный фундамент для быстро развивающейся индустрии. Он собрал группу управляющих и инженеров, которые быстро научились своему делу, и сам вызывал доверие и уверенность тысяч молодых работников, выпускаемых из учебных заведений после приобретения начатков теоретических знаний.
Кроме того, мы были в привилегированном положении с самого начала, а с введением карточек и закрытых магазинов система государственного покровительства установилась еще прочнее, чем раньше. Система работала еще и на воспитание преданности коммунистическому режиму. Те, кто пользовались преимуществами, а сюда входили рабочие, у которых все-таки больше возможностей собираться и переговариваться, получали доступ к лучшей еде и одежде, чем разрозненные группы. Оглядываясь и видя, что они в лучшем положении, чем другие, рабочие чувствовали заинтересованность в сохранении статус- кво.
В конце 1930 года наш трест «Главзолото» был объединен с трестами «Главмедь» и «Главсвинец» в громадный трест «Главцветмет» (цветных металлов). Хотя я не сразу это понял, такой ход принес мне множество хлопот. Состояние медных и свинцовых рудников очень беспокоило власти, поэтому они поручили Серебровскому заняться ими в дополнение к золоту и посмотреть, что можно сделать.
Москва вкладывала большие суммы в медные и свинцовые рудники; ввозили лучшее современное оборудование, нанимали за границей всяческих экспертов. Однако производственные результаты были несоизмеримы с громадным количеством затраченных денег и энергии. Даже с учетом того, что шахтерами становились неопытные крестьяне, и многими рудниками управляли неоперившиеся инженеры, окончившие краткосрочные курсы, результаты все равно были ужасающие.
Наш трест «Главзолото», теоретически подчиняющийся народному комиссариату тяжелой промышленности, фактически находился в автономном положении, благодаря личному влиянию Серебровского в Кремле и его близким отношениям с Орджоникидзе.
Но медными и свинцовыми рудниками управляли ведущие коммунистические лидеры на Урале, в частности, Юрий Пятаков, заместитель наркома тяжелой промышленности, тоже старый большевик, как и Серебровский.
Я уже неплохо познакомился с некоторыми русскими к тому времени, и узнавал ходящие вокруг слухи, мне было известно, что между Серебровским и Пятаковым имеются трения. Мой начальник был резок на язык и не щадил ничьих чувств, когда желал что-то сказать, хотя обычно вел себя спокойно. Собственно, в «Главзолоте» ходила поговорка, что Серебровский кричит и бранится только с теми, кто ему по душе; если он всегда вежлив, это знак, что вы ему не нравитесь.
Но он не скрывал, что Пятакова недолюбливает. Говорят, он публично заявлял, и даже не раз, что не верит в административные способности Пятакова. Таким образом, передать медные и свинцовые рудники Серебровскому было пощечиной Пятакову. Тогда мне все это казалось неважным, но позже оказалось тесно связанным с наиболее драматическим и самым печальным моим опытом в России.
Особенно плохо дело обстояло, как сообщалось, на медных рудниках Уральского региона, в то время наиболее перспективной добывающей области в России, благодаря чему сюда и поступала львиная доля производственных фондов. Американских горных инженеров нанимали десятками для работы здесь, а также сотни американских горных техников, с целью обучения работе на рудниках и обогатительных фабриках.
