лететь предательский шлейф из зеленых бумажек. А учителя будут смотреть на меня и показывать пальцем: она пыталась подкупить учителя!
– Ну... я даже не знаю.
– А я знаю. Это очень благородно, помочь нам в такой ситуации. Знаете, мне сейчас и так на стенку лезть хочется, а тут еще это. Я очень, очень вам благодарна. – Я кивала, услужливо склонившись к ее уху.
Она немного помедлила, а потом накрыла конверт классным журналом. А что ей еще оставалось делать? Не выгонять же в самом деле ребенка из школы.
– Только имейте в виду, я могу его перевести в следующий класс. Но учиться я его не смогу заставить. С вашим сыном что-то происходит, и если вы ничего не сделаете, то и деньги не помогут.
– Хорошо, спасибо. Я обязательно буду с ним заниматься. Психолога найму. Конечно, мы все сделаем.
– Лучше бы вы помирились с его отцом. Ребенку нужна нормальная, полноценная семья, – зачем-то добила меня этой прописной истиной Марина Анатольевна.
Конечно, нужна. Причем как этому, так и тому ребенку. Сейчас полноценная семья будет у Анечки, а мы с Мишкой прекрасно разберемся сами. Но в целом я была довольна. Главным вопросом на повестке дня была Мишкина школа, второй год и все такое. Значит, главный вопрос мы все-таки решили. А остальное подождет.
Впереди было лето, экзамены, к которым Миша оказался чудесным образом допущен. Мы с ним вместе по вечерам готовились, склоняясь с двух сторон над одними и теми же страницами. Я в который раз порадовалась, что в моей жизни учеба уже кончилась. Но Мише я, конечно же, об этом не сказала. Я вообще теперь старалась поменьше откровенничать с ним. Потому что и в самом деле с ним творилось что-то странное. Что именно, я сказать не могла, но это ощущалось. Наверное, ему и в самом деле не хватало отца.
А мне без Андрея было хорошо. Даже удивительно. Я стала отлично высыпаться. Ведь замужней женщине всегда что-то мешает высыпаться. Сначала мужчина, который постоянно будит ее своими требовательными ласками. Потом плачущий ребенок, не терпящий никаких промедлений и возражений. Потом будильник, который поднимает ни свет ни заря, чтобы можно было отвести ребенка в садик, а после успеть на работу. А потом снова мужчина, но уже не в жажде обладания телом жены, а просто потому, что ужасно храпит, занимает большую часть кровати или читает допоздна какую-нибудь дурацкую научную статью в американском журнале. Про космос.
Мне было очень хорошо! Лежала на свежем постельном белье, растянувшись поперек кровати и вспомнила, как впервые провела ночь с Андреем. Это было еще в институте, на шестом курсе. Почти сразу после того своеобразного признания в любви, больше похожего на команду «ко мне». Мы были у Андрея дома.
– А ты уверен, что мама не вернется?
– Она на две недели уехала к тете Полине на море.
– А вдруг она захочет тебя проведать? – сомневалась я.
Все годы учебы я слышала страшные истории про маму Андрея и про ее характер. Так что теперь хотела познакомиться с ней меньше всего.
– Значит, ей придется пережить тот факт, что я тебя люблю, – спокойно пояснил Андрей.
Я зарделась.
– Любишь?
– Ну естественно. А что я, по-твоему, делаю? – Он обнял меня и притянул к себе.
Каким же он был уверенным в себе. Ни тени сомнения на чистом, красивом и умном лице. Его жизнь была проста и понятна только для него одного и ни для кого больше. Ну, разве что немножко для меня.
– Знаешь, я все никак не могу поверить, – нарывалась я на комплименты.
– А ты поверь. Я точно знаю, лучше тебя никого для меня нет.
– И для меня.
Я завороженно смотрела на него, на то, как его губы становятся все ближе к моим. Он был самым лучшим, самым удивительным и неразгаданным из всех, кого я знала. И я гордилась правом быть его любимой, правом его любить. Лежать в его объятиях и смотреть, как он спит, прижимая меня к себе даже во сне. Мне хотелось больше никогда не спать, чтобы только не пропустить ни одной минуты от его сна. Он действительно был прекрасен в своей любви, где слова говорятся один раз и навсегда. Или вообще не произносятся вслух, а только угадываются по горящим от счастья глазам.
– Оставайся таким всегда, – тихо шептала я, боясь, что это все – сон. Вот он проснется, откроет глаза и спросит, что я тут делаю. И попросит уйти, потому что он всего лишь пошутил. Но нет, только не он. Только не он...
И действительно, не он, а я попросила его уйти. Теперь я спокойно спала, мечтая хорошенько отдохнуть перед работой. Завтра мне предстояло ехать на один подмосковный завод, где под разными предлогами срывали и саботировали интеграцию нашей системы в складских цехах. Я их прекрасно понимала, с подобной ситуацией я сталкивалась не в первый раз. Все предприятия такого рода живут за счет махинаций с запчастями, пересортицы и всякого рода недостачи. Наша система гарантировала полный тотальный контроль над поступлением, перемещением и расходованием всех материалов. От высокотехнологичных автомобильных двигателей до коробок с туалетной бумагой. Любое движение происходило только с цифровой подписью сотрудника, складские полки выдавали и принимали товары и запчасти по штрихкодам. Все автоматизировалось на радость собственникам и акционерам. Завскладами и начальники ремонтных цехов ненавидели меня всей душой. Что ж, прогресс – железная штука, перемалывающая без разбора все, что не подходило под коротенький термин «хай-тек».
Мне надо было выспаться. Завтра предстояло выслушать немало фантастических историй. Например:
барабашка украл сто бабин с оптическим кабелем, который надо было проложить по заводу;
провайдер, предоставляющий интернет-связь, стер файл, в котором были все присланные мною инструкции к программному обеспечению;
программное обеспечение не запускается, потому что все диски случайно зажевал фрезерный станок;
сервер сгорел, потому что, оказывается, ему вредно стоять под прямыми солнечными лучами. А мы-то и не догадывались!
Еще вариант – заболел кладовщик, и в ближайший месяц нет ключа от склада. За месяц хотя бы как-то набить карман ворованными запчастями, прежде чем отдаться нашей всеобщей бесконечной технологической ревизии, не смыкающей глаз ни на один день. Россия!
Да, следует признать, что я очень люблю свою работу. На ней мне никогда не приходится скучать. Много поездок, много контактов и, как следствие – много времени, отнятого у домашних дел. У нас дома, как в старом фильме, – компот консервированный, обед из полуфабрикатов. Подогреете сами. Не забудьте после помыть посуду.
Как же много, оказывается, Андрей делал, пока я была на работе! Продукты, коммунальные платежи, химчистка. А еще, например, почтовый ящик. Именно Андрей раньше проверял его. Я настолько привыкла к незаметному появлению газет на журнальном столике, что даже не задумывалась, откуда они берутся.
И вот однажды, когда я выходила из подъезда, ко мне подошла уборщица. В нашем доме была очень склочная уборщица, она же консьержка.
– Что ж вы делаете-то, ведь грязь и мусор! – патетично обратилась она ко мне.
– В смысле? – Я инстинктивно опустила глаза на ботинки. На них не было никакой грязи.
– Бумажки ваши уж не лезут совсем. Все выпадают.
– Какие бумажки? – окончательно удивилась я. И на всякий случай осмотрела свой портфель. Из него ничего не падало.
– Реклама ваша. А я что – убирай? А мне за то недоплачивают! Сами набросали, сами собирайте, – затарахтела она, надвигаясь на меня грудью.
– Что с вами? Вы хорошо себя чувствуете?
– Я разве виновата, что они лезут? У нас вечно проходной двор! – без остановки несла уборщица.
