войны»? Нисколько, о чем можно судить по многим «действительным событиям».
Возьмем доклад на XVIII съезде ВКП (б) Д.З. Мануильского, который, наряду с отчетным докладом Сталина, стал для заграницы ориентиром для выводов о курсе советской внешней политики. Выступая от имени делегации ВКП (б) в Коминтерне, он заявил, что
Не обратил внимания израильский историк и на Постановление ЦК ВКП (б) от 14 ноября 1938 года, принятое по случаю публикации учебника по истории партии. В нем решительно отвергались «извращения марксистско-ленинских взглядов по вопросу о характере войн в современную эпоху, непонимание различия между войнами справедливыми и несправедливыми, неправильный взгляд на большевиков, как на своего рода «пацифистов»[395].
Это положение Постановления ЦК, проект которого был «исправлен» Сталиным[396], в обнаженном виде было прокомментировано им же в выступлении на закрытом совещании по вопросам пропаганды в ЦК 1 октября 1938 года. Товарищ Сталин высмеял представление о большевиках как о людях, которые «вздыхают о мире и потом начинают браться за оружие только в том случае, если на них нападают. Неверно это». А что верно? А то, что «бывают случаи, когда большевики сами будут нападать, если война справедливая, если обстановка подходящая, если условия благоприятствуют, сами начнут нападать». Далее еще конкретнее, еще яснее: «Они (большевики. — Д.Н.) вовсе не против наступления, не против всякой войны. То, что мы кричим об обороне, — это вуаль, вуаль. Все государства маскируются: «с волками живешь, по-волчьи приходиться выть». Ответом партийной аудитории был дружный смех. И в завершение пассажа: «Глупо было бы свое нутро выворачивать и на стол выложить. Сказали бы, дураки»[397].
Для Г. Городецкого подобные откровения Сталина из разряда свидетельств, которыми можно пренебречь. «Другие историки» не считают себя вправе следовать приему умолчания.
Как же выполнялись указания советского вождя о преодолении неправильного взгляда на большевиков «как на своего рода пацифистов», об агитационно-пропагандистской подготовке к «справедливой войне»?
Остановимся на статье «Международная обстановка второй империалистической войны», появившейся в номере журнала «Большевик» за февраль 1939 г. Она была написана заместителем народного комиссара иностранных дел В.П. Потемкиным (под псевдонимом В. Гальянов), как можно предположить, по заданию Сталина[398].
Автор статьи отталкивался от основной сталинской установки — «идет вторая империалистическая вой-на»[399]. При самом внимательном чтении в ней невозможно обнаружить даже чисто словесных заявлений о необходимости остановить войну, предотвратить ее разрастание. Наоборот, в статье приветствовалось конфликтное развитие событий, ибо, говорилось в ней, «человечество идет к великим битвам, которые развяжут мировую революцию»[400]. Пропаганда мира и коллективной безопасности уступила место марксистскому просвещению людей «с обывательским кругозором», надеявшихся, что «все устроится, все обойдется». Подобным рассуждениям противопоставлялась позиция «сознательной части человечества», заявленная в словах о том, что «
В.П. Потемкина вдохновляла уверенность, что Советский Союз — «сильнейшая в мире военная держава», а потому без него «неразрешим ни один общий внешнеполитический вопрос, не мыслимо ни одно серьезное начинание в области международной жизни»[403]. Не преувеличение ли это — что Советский Союз был сильнейшей военной державой? Нет, не преувеличение. В. Суворов в «Ледоколе» приводит на этот счет достаточно доказательств.
Любопытно, что уверенность в военных возможностях Советского Союза подкреплялась верой в революционный потенциал международного пролетариата. Вот что писал по этому поводу Д.М. Проэктор: «Идея неизбежности революции в капиталистических странах в случае агрессии против Советского Союза глубоко вошла в сознание Сталина и его окружения. Они отражались в той или иной мере и в политике, и в военной теории, и в военной доктрине, и даже в планах будущей войны» [404].
Материалы бывшего партийного архива (ныне РГАСПИ) говорят: да, таковы были в Советском Союзе «настроения людей того времени».
В докладе Д.З. Мануильского на международные темы (с грифом «инструктивного»), с которым он выступил в середине июля 1939 года, рисовалась радужная картина растущего мирового антифашистского движения, распространявшегося и на страны-агрессоры. Вот несколько мест из его выступления:
«Я утверждаю, что несколько времени тому назад в одной венской казарме появился портрет, повешенный солдатами, товарища Сталина (бурные аплодисменты. Крики «ура». Все встают)»[405].
«Я утверждаю… что в германской армии имеются такие части, которые находятся под влиянием коммунистов. А в Чехословакии рабочие вместе с немецкими солдатами пели «Интернационал». Комментарий докладчика: «Я скажу откровенно — незавидно положение фюрера, у которого солдаты поют Интернационал… немецкий народ ждет поражения германского фашизма» [406].
Такие взгляды — с одной стороны, мы «самая сильная военная держава», с другой — антифашистское движение разлилось по миру так, что приводит к разложению армий враждебных государств, имели широкое хождение. И неудивительно, поскольку они не только разделялись в Кремле, а исходили оттуда, от сталинского руководства.
На военно-патриотической волне, захлестнувшей страну[407], с книгой «Первый удар. Повесть о будущей войне» выступил Н. Шпанов (писатель, получивший позднее скандальную известность романом «Поджигатели»). Первоначально книга была отклонена Главлитом (цензурой) как «беспомощная» в художественном отношении[408]. Беда была не в бездарности этой повести, вспоминал писатель К. Симонов, а в том, что она была издана
Повесть живописала о начале победоносной для СССР войны против Германии. Страшен для врага «первый удар» — ответный, уже к исходу первого часа войны, удар сотнями новейших скоростных советских бомбардировщиков по немецким тыловым военно-промышленным объектам. Рабочие- антифашисты помогают советской воздушной армаде, подавая световые сигналы. При вступлении на территорию врага советских армий «во взбудораженной, вздыбленной Европе» приходят в движение антифашистские массы. Описаны «волнующие сцены» актов пролетарских братаний. В журнале «Большевик» писатель Вс. Вишневский завершил свою рецензию на повесть так: «Она увлекательно (!) говорит о том, какой будет справедливая война советского народа против агрессоров, — война, смертельная для врагов социализма»[410]. Чем не предтеча версии «Ледокола» о сталинской подготовке к наступательной войне против капиталистов всего мира?!
Показательно, что антикапиталистический по духу и букве доклад Сталина на партийном съезде, завершившийся провозглашенной готовностью «ответить двойным ударом на удар поджигателей войны, пытающихся нарушить неприкосновенность Советских границ»[411], вдохновил делегатов на воинственные выступления[412]. Однако Г. Городецкий проигнорировал не только сам доклад Сталина на XVIII съезде ВКП (б), но и другие материалы съезда, составившие объемистый том стенографической записи. Иначе он (предположим с сомнениями, учитывая предназначение «Мифа «Ледокола») не был бы так уверен в своем открытии об отсутствии у
