- Врубель.
- Венеция.
- Катерина.
- Гроза.
- Любовь.
- Бред.
- Ненависть.
- Зло.
- Добро.
- Миф.
- Кенгуру.
- Тьфу! - опять сбилась и мишень ушла. Взорваться что ли? За-бо-дал!
- Ни малейшего отношения к животному. Злитесь, курсант?
- Есть немного, - призналась.
- Причина?
- Сбиваете вопросами. Промахиваюсь. А нужно обязательно попасть в цель.
- Почему?
- Потому что надо!
- Кому?
- Мне! Мне надо! И чем быстрее, тем лучше, потому что тогда все это закончится, и я выйду отсюда! И увижу Игната! Буду лучше всех! Стану помогать маме! И служить Отечеству не как тупое бревно! - сорвалась на крик Алиса, пропустила мишени и уже не стремилась достать их выстрелом, развернулась к сержанту, наставив на него пистолет.
- Выстрелите? - и хоть бы грамм эмоций в голосе или во взгляде!
- Нет, - опустила оружие, опомнившись.
Тропич согласно кивнул:
- Вами управляют эмоции. К чему они привели?
- К тому, что я непоправимо отстала. Ушло слишком много мишеней, урок не выучен, задание провалено.
- То есть вы получили прямо противоположное тому, к чему стремились. Вопрос - стоило ли им поддаваться? Причина настолько веская, что стоит провала и повтора прохождения заданного?
- Не знаю.
- У меня складывается впечатление, что вы вообще ничего не знаете, но хуже всего не хотите знать.
- Это не так.
- Тогда забудьте данное утверждение и попытайтесь думать.
Алиса тяжело вздохнула:
- Я хочу есть. Только и всего.
- Ясно. Теперь, когда вы это признали, подумайте: настолько ли вы голодны, чтоб поддаваться эмоциям и усугублять свое положение?
- Нет.
- Значит?
- Значит, я должна научиться управлять своими желаниями и чувствами.
- И да, и нет. Управлять - да. Но для этого вы должны запомнить и осознать, кем вы хотите быть. Поясню: человеку дано три основных инстинкта: желание насытиться, обогреться и совокупиться. Если инстинкты управляют вами - вы быдло. Если вы управляете ими - человек.
- Человеко-зверь, человеко-царь... - вспомнила Алиса слова Гнездевского и поняла, о чем он говорил, на что намекал, к чему готовил.
- Цель ясна?
- Да.
- Начали сначала.
Вновь побежали мишени, посыпалась вопросы.
- Почему вы ушли от ответа? - навис над ней сержант. Алиса сидела на мате, приходя в себя после спарринга с курсантом Далила, и меньше всего желала отвечать на вопросы. Но сержанту не откажешь. А почему? Да, потому что Игнат сказал - слушайся его. Нет, потому что он действительно очень мудрый человек и способен из нее, посредственной особы, сделать мастера, человека.
Алиса сама не поняла, как выстроила логическую цепочку за секунду, сделала вывод, приняла его - встала и ответила:
- Мне было ее жалко.
- А себя вам не жалко?
Сталеску покосилась на Далилу - хрупкую девочку, которой с виду не дашь больше шестнадцати лет: хорошенькое личико, наивный взгляд и ... хватка анаконды, термоядерный удар - до сих пор в ушах звенит.
- Курсант Далила правильно использовала свои данные, потому что верно оценила их. Ввела вас в заблуждение сознательно. А вы сознательно пошли на уступки, притом, понимая, что она сильнее вас. Конфликт разума и догм. Итог - очередной незачет. У вас десятый не зачет из шестнадцати предметов за первую неделю курса. Оцените ситуацию.
- С такими показателями курсантов отчисляют. Но у меня есть еще три недели, чтоб исправить положение.
- Справитесь?
Алиса без раздумий и колебаний ответила - 'да', впервые откинув слова - не знаю, подумаю, постараюсь - за край сознания.
Глава 12
Они давно проснулись и просто лежали, нежась в объятьях друг друга. Им было хорошо вместе, без слов, без мыслей, без желаний - тепло, спокойно и тихо.
Бэф гладил пальцем руку Лесс и наслаждался ароматом ее волос. Лесс же изучала татуировку на груди Варн, щурясь от уютного чувства безмятежного блаженства. Она обвела пальцем круг, звездочку, заключенную в нее, пробежалась пальцем по завиткам рунической вязи и тихо попросила:
- Расскажи о себе, Бэф...
-- Зачем?
-- Интересно. Расскажи все: хорошее и плохое.
- Хорошо...Я очень стар, любовь моя, пятьсот долгих лет, две тысячи весен и зим прошли мимо меня, не заметив, незамеченные... Мой отец, граф Рицу, был помешан на мистике, магии, оккультизме, алхимии. С утра до вечера он занимался одним - сидел в своей лаборатории вместе с какими-то очень мутными людьми. Я почти не замечал его, он меня. Порой мне казалось, его забыли поставить в известность о моем существовании. Сколько его помню, он всегда имел отрешенное выражение лица, задумчивый взгляд, что прятал под густые, насупленные брови... Мне было семнадцать, когда умерла моя мать. И ничего не изменилось. Отец сел за стол и даже не обратил внимания, что его жены нет на привычном месте.
Бэфросиаст смолк на пару минут, пристально изучая фреску над головой, и продолжил:
- Я вспылил. Я ударил его и почувствовал глубокое удовлетворение от своих действий. Он сидел на полу, вытирал кровь с губ и смотрел на меня, силясь то ли вспомнить, то ли понять - кто я такой. Его не волновала причина, по которой я его ударил, его интересовало - а не тот ли я гомункул, что он вывел в
